Кэцэры были лишены ДНК.
Существование живых – и к тому же разумных – созданий, у которых отсутствует ДНК, вызвало бурную реакцию в научных кругах. Практическим же следствием этого факта была замечательная возможность отличить человека от инопланетянина.
Далее было разработано несложное устройство, позволяющее быстро провести анализ ДНК. Сначала подлинность человечности проверялась патрулями кианейкама, вооруженными переносными идентификаторами. Предписывалось так же проверять каждого, кто стучится в твой дом. На воротах жилищ сареасов появились датчики, анализировавшие любой образец ДНК. Они были связаны с собственной биометрической базой. Туда вводились данные тех сареасов, кому был разрешен доступ в данное здание, в первую очередь – домочадцев. Датчики имели разнообразную конструкцию – от небольшого устройства, в которое требовалось плюнуть, до изящного условного отпечатка ладони, куда прикладывали руку. Во втором случае устройство анализировало капельки пота, который в небольших количествах всегда присутствует на коже.
Некоторое время спустя аналогичные датчики были установлены на всех воротах Цачеса.
И когда накопилась крупная база данных, был принят закон, кратко называемый законом тройного равенства. Суть его заключалась в следующем.
Каждому гражданину империи был присвоен личный номер. Сареасам принадлежали числа разрядностью до миллиона, поскольку даже по самым оптимистичным прогнозам их никогда не стало бы больше. Лерцам – все остальные значения. У каждого гражданина, чья ДНК еще отсутствовала в сводной биометрической базе, был взят образец. Каждый образец ДНК был занесен в биометрическую базу, таким образом, что получалось тройное равенство: сареас А = № 1= соответствующему образцу ДНК.
По поводу порядковых номеров в Совете Трехсот начались ожесточенные дебаты, из-за которых страна оказалась на пороге гражданской войны. Примирить спорящих удалось отцу Вэдана, Аэниру Дарэнгу. Он предложил нумеровать сареасов не в зависимости от значимости заслуг, а самым простым и непредвзятым способом – по алфавиту. Сам он от этого ничего не выигрывал, иероглиф, с которого начиналась его фамилия, был пятым с конца.
На протесты либералов, с которыми под любым солнцем у любого правительства достаточно хлопот, что закон тройного равенства является чрезмерным для обеспечения безопасности и ущемляет права и свободы гражданина, был дан ответ, что эта мера не ограничивает ни одного сареаса в его передвижениях. Проход блокиролся лишь при получении результата, которого в базе не было, то есть, при отсутствии у проверяемого объекта ДНК. Так же эту меру поддержали представители правоохранительных органов. Было справедливо замечено, что такой порядок сильно облегчает поимку преступников. Однако Венесуэнс, Республика Великого Болота и Ретернленд отказались принять это нововведение. Гражданской войны все же не удалось избежать. Сареасы ее проиграли. Безопасность каждого гражданина обошлась очень дорого.
Как и опасались либералы, вскоре базы данных стали вскрываться преступными сообществами. Ситуацию усугубляло то, что параметры системы не допускали существования двух объектов с одинаковой ДНК. Для однояйцевых близнецов были введены номера с литерами, допускавшие идентичность, близкую к ста процентам. Так, номер Вэдана, выбитый на браслете, был 15361А, а Тэнира – 15361Б. Однако при анализе ДНК литерных учетных записей особое внимание уделялось характеристикам внутренних спейсеров рибосомных генов.
И когда преступники меняли значения учетных записей, присваивая одному объекту значение ДНК другого, на практике это означало то, что исходный владелец данной учетной записи должен был быть мертв.
Говорили так же, что вовсе не преступные сообщества вскрывают базы, которые защищены лучшими противовирусными системами, а работники кианейкама торгуют номерами уже умерших сареасов, уклоняясь от регистрации факта смерти.
Впрочем, все эти споры отгремели еще до рождения Вэдана. К тому времени, когда пришла его пора получать именной браслет (было доказано, что кэцэры не могут воплотиться в объект, чей объем не превышает шестнадцати литров), Цачес уже весь был, по выражению отца Вэдана, учтен. И привык к этому.
Собрав все именные браслеты, кианейсы передали их начальнику конвоя – человеку. Он скрылся в горбатой башенке контроля Тринадцатых ворот. Надо было стереть эти учетные записи из единой регистрационной базы. Теперь люди, собранные на Площади Горя, становились по-настоящему обреченными. После этой операции они уже не могли вернуться в родной город. Компьютерная база, контролировавшая все ворота всех городов Цачеса, переставала распознавать их ДНК.
Обреченные разбрелись по всей площади, и никто из конвоиров не препятствовал им в этом. Время строить их в колонну еще не пришло.
– Может быть, сейчас? – прошептал Вэдан.
Баруг оставил электромобиль на одной из ближайших улочек и провел Дарэнга между Домом Гробовщиков и Домом Столяров. Вэдан прожил в Цачесе почти всю жизнь, но даже он не знал, что неприметная калиточка из дворика между цехами ведет на Площадь Горя.
– Не дури, – сказал Инедирт. – Они обязательно пересчитают всех перед уходом.
Вэдан попытался прощупать разум Мэнира телепатически, но это ему не удалось. Над площадью висело отчаяние, всеобщее и поэтому безликое.
– Они сейчас уйдут, – пробормотал Вэдан.
Баруг прищурился.
– Давненько я этим не занимался, – пробормотал он. – Может и не получиться…
Один из сареасов приблизился к калитке, за которой прятались друзья. Вэдан увидел его безумно закатившиеся глаза. Очевидно, обреченный перед уходом из дома накачался какими-то наркотиками.
– Давай! – хрипло выдохнул Инедирт.
Вэдан приоткрыл калитку. Сареас, сложив руки на груди, двигался прямо на него неестественно твердым шагом механической игрушки. Дарэнг схватил его за рукав, втащил во двор и оглушил нитсеком. Тело осело на брусчатку. Вэдан едва успел подхватить его. Инедирт осторожно потянул калитку на себя, чтобы она не скрипнула, закрываясь.
Ни один из кианейсов даже не обернулся в их сторону.
Вэдан присел над телом, откинул капюшон, вгляделся. Он надеялся увидеть жесткие черты Мэнира. Но это было бы слишком хорошо для правды. Лицо оказалось незнакомым.
– Вот повезло парню, – заметил Инедирт.
Они решили, что если случайно спасенный сареас окажется не Мэниром, Инедирт вывезет его в доки Цачеса и загрузит на один из кораблей, уходящих завтра вниз по Рарера. Вэдан являлся главой Корабельного сектора, и портовое расписание знал наизусть. Завтра утром «Красавица Руи» отправлялась в Республику Великого Болота. Код причала Вэдан тоже помнил.
Он принюхался, но не уловил ни сладкого аромата аннире, ни кислого запаха аннубе.
– Я думал, он под кайфом, – растерянно сказал Вэдан. – Как-то странно он двигался…
– Я заставил его подойти, – ответил Инедирт.
– Я и не знал, что ты владеешь мыслебоем, – пробормотал Вэдан.
Хранители лично обучали каждого из бойцов. Два Звездных года назад мыслебой был в Цачесе одним из самых популярных боевых искусств. Затем вдруг Хранители перестали набирать учеников. Последним мыслебойцом, насколько помнил Вэдан, был печально известный Гезире Лежир.
– Расцвет мыслебоя пришелся на мою юность. Снимай с него балахон, – ответил Инедирт. – Кианейс сейчас вернется.
Вэдан начал стаскивать с обреченного униформу. Рукава балахона оказались завязаны на спине, как у смирительной рубашки.
– Черное шутовство, – пробормотал он, сражаясь с узлом.
Наконец ему удалось распутать завязки. Вэдан стал надевать балахон, сунул руки в рукава и внезапно сообразил, что не сможет ни завязать их на спине, ни воспользоваться своим оружием.
– Дирт, – приглушенно сказал он. – Рукава здесь…
Запахло паленой шерстью – Баруг прожег дырки в рукавах своим нитсеком. Вэдан высунул руку, приподнял балахон и спрятал нитсек за пояс.
– Скрести руки на груди, – сказал Инедирт.