– Я приношу свои извинения, – еще раз повторился Тагаррит. – Этот пейзаж способен заставить забыть обо всем.

– Я рад, что вам понравилось, – слегка наклонил голову Юхнан. – Я старался доставить вам удовольствие.

– У вас получилось, – почти дружелюбно улыбнулся глемм.

Ириглемм Тагаррит, как и все глеммы выросший в подгорных городах, к открытым пространствам относился плохо. Одно дело – горы. Да, там тоже есть даль, ложащаяся к твоим ногам, но в горах взгляду есть за что зацепиться. Есть опора – вечные вершины, олицетворяющие собой незыблемость мира. А здесь? Уходящая вдаль равнина. Взгляд теряется в безбрежности, не понимая где, кончается земля и начинается небо.

Но, как ни странно, неуютности не было. Присмотревшись, Тагаррит в полной мере оценил все тот же принцип «достаточности», с которым было создано это место. Просторный деревянный навес-раковина стоял прямо посреди степи. Казалось бы, и подземному жителю глемму, и предпочитающему лесную зелень третьему участнику встречи, Принцу Лианы зол-италь Санделю, выбор места мог выказывать пренебрежение, граничащее с оскорблением. Но вот не выказывал. Находясь в «раковине», глемм всегда краем глаза видел границы довольно толстых стен, создающие чувство защищенности и закрытости. А предпочтениям аталь, с трепетом относящимся к естественности, потакал материал, из которого был изготовлен навес. Бережно сохраненные деревянные плиты, казалось, никогда не подвергались никакой обработке, а прямо так и выросли, чтобы встать на свое место, идеально подходя к своим собратьям. А, может быть, так оно и было….

Но основным достоинством вечера являлось далеко не это. Перед вельможами, сидящими в глубоких удобных креслах, покрытых мягкими шкурами каких-то животных, уходило вдаль безбрежное пространство степи. Той самой легендарной степи Желтого Лепестка, из-за которой он и получил свое название.

Высокая трава гуляла волнами, перекатывающимися из края в край. Свежий степной ветер гнал эти волны вдаль, оставляя их на горизонте на волю желтого солнца, так не похожего на солнца двух других Лепестков, принадлежащих Старшим Расам. Мир походил на магический узор, как его видят лучшие из халь, уходящие в мир грез, чтобы создать очередную жемчужину узора хальер. Неподвижность синеющего неба, торжественность уходящего солнца и неспешное волнение земли, показывающее каждое движение вольного ветра. Быть может в этом и крылось очарование: это небо может меняться, то скрывая солнце за облаками, то проглядывая бирюзовой высью, а земля вечна и неизменна. Сейчас было не так. Сейчас менялась земля, и крохотные существа на ней молча сидели и ощущали себя частью огромного мира, позволяющего им быть на нем. Мира, за которым стоят еще миры, и еще, и еще….

Тагаррит покосился на Принца Лианы. В лице аталь читалось даже нечто вроде одобрения. Что ж, и его проняло. Надо отдать должное торкам: принцип достаточности сработал. Ничего лишнего вокруг – только они и бесконечный мир. И минимум хальер. Всего лишь узор, превращающий крепкий ветер в легкое дуновение, приносящие с собой дурманящий запах степного разнотравья.

Когда Тагаррит осознал, что в этот раз Юхнан пренебрег традиционным защитным набором из узоров хальер, практически всегда сопровождавших почти любую значимую фигуру Клевера, то первым позывом было защититься. Наплевав на приличия, требующие доверять хозяину. Чувствовать себя открытым было … странно. Но он сдержался, равно как и Сандель. За что оба были в полной мере вознаграждены.

Когда первое ощущение беззащитности схлынуло, Тагаррит трезво оценил ситуацию, осмотрелся и успокоился. Конечно же, торкский вельможа ранга Юхнана никогда не оставит ни себя ни своих гостей без надлежащей охраны. И она, конечно же, была. Но вокруг. На расстоянии, достаточном, чтобы не мешать ни взглядам, ни чувствам собравшихся халь. И можно было не сомневаться, что за линию этой охраны любому живому (да и неживому, – в мире магии случается всякое) существу проникнуть неимоверно сложно. Так что Непобедимый мог себе позволить роскошь предложить своим гостям маленький кусочек бытия, подхваченный на ходу, в котором можно себя чувствовать просто частью огромного мира. Расслабиться и наплевать на всевозможные правила и требования.

Зато взамен они получали непередаваемое чувство отрешенности от движущегося где-то там мироздания, от которого каждый из них отказался давным-давно в угоду мощи, значимости, власти…

– Я также прошу прощения у хозяина за невнимание, – зол-италь Сандель повернулся к торку, в его глазах продолжало светиться засыпающее солнце. – Это зрелище приносит удовольствие.

Тагаррит едва заметно поджал губы, выражая удивленное восхищение. В закат входил один Принц Лианы, а вышел другой. Мягкие волны степной травы оставили у себя хищника, и на Юхнана смотрел просто Сандель. Вечно юный на-халь, видевший ушедших из своего мира изгнанников, знавший лично строителей Цепи Света, обживавший Клевер шаг за шагом. Убивавший и защищавший. Творящий и ищущий. Еще не оставивший, как теперь уже знал Тагаррит, в круговерти Огненного Лепестка тех, кто ему дорог.

Квинтэссенция хальер, творческое начало.

Он и сам оставил ветру что-то резкое, злое, напряженное. Что-то, что заставляло смотреть на мир жестче, угловатее. И он так же, как Сандель, был сейчас готов отрешенно и ясно рассматривать проблему, грозящую всему обитаемому Клеверу, за благополучное разрешение которой лично ответственны они трое. То, что нужно.

Тагарриту захотелось уважительно склонить голову перед торком.

Для этого выверенного мазка Юхнану потребовалось немногое. Всего лишь ветер и солнце. Закат и трава. Небо и волны. Свет и вечер. И уходящая в будущее даль…

– Итак, – Непобедимый счел, что пора переходить к делу. – Вопрос у нас один: считаем ли мы, что люди смогут использовать полученную у Цепи Света информацию для разрушения Двери?

– Я предпочел бы другую постановку вопроса, – отсвет далекого солнца в глазах Принца Лианы начал меркнуть, уступая место обычной жесткой сосредоточенности. – Сколько у нас есть времени до того, как люди смогут использовать полученную информацию для разрушения Двери?

– Не слишком ли…, – захотел не согласиться Тагаррит, но Сандель не дал ему продолжить.

– Не слишком. И вы, уважаемые, – короткий кивок в сторону собравшихся, – на самом деле полностью разделяете мою точку зрения. А все возможные возражения – это всего лишь просчет вариантов, при которых не придется предпринимать ничего неприятного. Нет так ли?

Холодная змеиная усмешка скользнула по губам аталь, и Тагаррит нахмурился. Не от тона Принца Лианы, а оттого, что он, как обычно, в своей жестокой и циничной манере, к которой возвращался всякий раз, когда речь заходила о людях, оказался прав. Любой тезис, имеющий отношение к текущей ситуации заканчивался одинаково: люди будут ломать Дверь. Или, как минимум, попытаются получить контроль над механизмом открывания. На этом месте Тагаррит тяжело вздохнул: Сандель прав – надо быть честным с самим собой. У Двери нет механизма. Ее или открывают или нет. И, открыв Дверь, люди неизбежно пустят в Клевер то, от чего бежали предки всех Старших Рас. А значит….

Судя по неодобрительно поджатым губам Юхнана, его мысли текли в аналогичном направлении.

– Сараси Сандель прав, – кивнул торк. – Мы действительно ищем варианты, которые позволят нам обойтись без ненужного кровопролития. И не только из врожденной деликатности, – он позволил себе легкую усмешку, – но и потому, что люди не показали себя легкой добычей.

Змеиная усмешка сбежала с губ Санделя и перетекла в глаза, по пути потеряв остатки добродушия. Глемм вздохнул: напоминать аталь о патовой ситуации, в которой оказались два Лепестка, Зеленый и Огненный, после недавней войны, вряд ли стоило. Хотя…. Юхнан тоже не вчера родился, а искусство ведения беседы торкам далеко не чуждо. И уж если он сознательно задевает Принца Лианы, то для чего-то ему это нужно.