«Как вы можете?!»

«Что как могу?» — свирепо отозвался полковник.

«Как вы можете курить?!» — сказала Алиса.

«Знаете что, детки, если вам вздумалось записаться в Юные Христиане и как там это называется, то поищите себе другое место для игр», — это сказал человек в треуголке.

«Сами вы юные христиане», — огрызнулся Г. О., но его почти никто не услышал.

«Мы не христиане, — заявил Ноэль, — мы англичане и тот человек сказал нам, что вы тоже. Мейдстоун в опасности, враг уже близко, а вы стоите тут и курите как ни в чем не бывало», — похоже было, что Ноэль вот-вот расплачется.

«Правда, правда», — повторила Алиса.

«Вздор!» — ответил ей полковник.

Но человек в треуголке спросил: «А как они выглядели?»

Мы описали ему все детали, и тогда даже полковник согласился, что это надо проверить.

«Покажите мне это место на карте!» — попросил он.

Мы сказали, что на карте не можем, а можем прямо на месте, поскольку идти туда каких-нибудь четверть часа.

Человек в треуголке глянул на полковника, тот так же пристально глянул на него, и тогда человек в треуголке, пожимая плечами, сказал:

«Должны же мы что-то сделать! Веди нас, Макдуф!»

Полковник пробудил свою армию от спячки и курения трубок. К сожалению, автор не успел запомнить, какими словами настоящий полковник отдает эту команду.

Он велел мальчикам показывать дорогу. Это было здорово — шагать во главе полка. Алиса поехала верхом вместе с человеком в треуголке. Он ехал на крепком рыжей кобыле, словно из старой баллады. По дороге он рассказал нам, что гнедых лошадей в Южной Африки называют «синими».

Мы повели британскую армию через долину к Сагденовскому выгону. Тут полковник тихим голосом скомандовал «стой!» и велел двоим из нас показывать дорогу и сам пошел пешком на разведку, взяв с собой ординарца, как и подобает безупречному командиру. Он выбрал в разведчики Дикки и Освальда. Мы привели его к той роще и постарались пройти сквозь нее как можно тише, но как раз когда выходишь на разведку сухие сучья и ветки ломаются со страшным треском. Больше всех шумел ординарец.

«Смотрите!» — сказал Освальд тихим, но отважным голосом. — «Они там, в поле. Надо выглянуть в эту щелочку».

Произнеся эти слова, Освальд первым выглянул в щелочку и чуть не свалился. Пока он пытался придти в себя, британский полковник тоже глянул в щелочку и произнес словцо, за которое нас бы выпороли. Хорошо быть полковником!

«Они были там еще утром!» — в отчаянии произнес Освальд. — «белые палатки вроде грибов, и там был враг, он чистил котелок».

«Песком чистил», — вставил Денни.

«Это звучит крайне убедительно», — признал полковник, но мне как-то не понравился его голос.

«Послушайте», — сказал Освальд, — «Давайте поднимемся до вершины холма. Оттуда видны обе дороги».

Мы добрались туда очень быстро, поскольку теперь уже не обращали внимания на трещащие ветки.

Мы вышли из лесу, и тут сердце подпрыгнуло в патриотической груди Освальда. Не сдержавшись, он крикнул: «Вон они — на Дуврской дороге!»

А подковник сказал: «И правда, малец! Ладно, мы их разделаем, ей-же-Богу разделаем!»

Я ни в одной книжке не видел, чтобы военный человек говорил «Ей-же-Богу», но, полковнику видней.

Наш полковник оказался человеком действия. Его ординарец уже бежал к майору передать приказ, чтобы часть войска подошла с левого фланга и засела в укрытии. Сам он велел нам быстро провести его через лес, чтобы присоединиться основной части армии. Основная часть армии, как мы обнаружили, уже успела подружиться с Ноэлем, Г. О. и всей компанией, и Алиса болтала с человеком в треуголке так, словно знала его всю свою жизнь. «Он, наверное, переодетый генерал», — шепнул мне Ноэль. — «Он столько шоколаду нам надавал — у него полно в седельной сумке». Тут Освальд вспомнил о жаренной крольчатине к обеду, и, хотя он стыдится этих чувств, он готов признать, что от девчонок на войне тоже может быть некоторая польза — братья о нас не позаботились, а Алиса сохранила по плиточке шоколада для Освальда и для Дикки.

Полковник влетел в ряды своего войска и скомандовал: «Все в укрытие». Все тут же бросились в канаву, а лошади, человек в треуголке и Алиса куда-то ушли. Мы тоже спрыгнули в канаву, там было грязно, но кто же думает о своих башмаках в такую минуту. Довольно долго мы просидели там пригнувшись и слышали только, как хлюпает вода в наших ботинках. Освальд приложил ухо к земле, как делают краснокожие. В обычное время не стоит так пачкать уши и волосы, но в час битвы настоящий патриот заботится о них не больше чем о башмаках. Тактика Освальда увенчалась успехом. Он поднялся, отряхнулся и сказал: «Они идут!»

Теперь уже все, а не только те, кто знакомы с обычаями индейцем, могли различить поступь приближающегося врага. Шагали они вразвалку, нимало не подозревая о страшной участи, которая их ждет от рук английских героев. Едва они завернули за угол и мы увидели их лица, полковник крикнул: «Правая сторона, пли!» и раздался оглушительный залп.

Вражеский офицер что-то скомандовал, и его войско рассеялось и попыталось удрать в поле, перепрыгивая через изгородь. Тщетно: наши герои стреляли уже и с левого фланга. Наш полковник поднялся из канавы, величественной походкой подошел к тому полковнику и велел ему сдаться. Тот ответил «Скорее я умру» (в точности я его слов, кончено, не знаю, но могу судить об этом по последующим событиям, как и вы сейчас увидите).

Наш полковник вернулся к нам и скомандовал «штыки примкнуть». Даже мужественное лицо Освальда побледнело при мысли о предстоящем кровопролитии. Никому неведомо, что произошло бы в следующее мгновение, но тут через изгородь перескочила пегая лошадка, а на ней сидел человек, так спокойно, словно воздух вокруг не было ни пуль ни штыков. За ним ехал еще один человек, с маленьким красным флажком. Я решил, что это вражеский генерал, который приехал сказать своему полковнику, чтобы он не жертвовал понапрасну жизнями своих людей. И едва он объяснил тому полковнику, что все потеряно, враги согласились сдаться. Вражеский полковник отдал честь своему генералу и снова построил своих людей. Должно быть, он и сам рад был, что все кончилось.

Он еще имел наглость свернуть себе сигарету и сказать нашему полковнику:

«На это раз вы меня разделали в пух и прах, старина! Разведчики у вас хорошо поработали!»

Наступил миг чести, когда полковник положил свою доблестную руку на плечо Освальда и сказал:

«Вот капитан моих разведчиков!» и Освальд даже покраснел от вполне заслуженной гордости.

«Стало быть, ты предатель, любезный мой юноша», — с непередаваемой наглостью заявил враг.

Освальд стерпел это, поскольку наш полковник не возражал. Я ничего не имею против благородства по отношению к поверженному врагу, но не знаю, по какому праву он может обзываться. Можно было бы встретить слова негодяя презрительным молчанием, но Освальд все-таки ответил:

«Мы вовсе не предатели. Мы Бэстейблы и один Фулкс. Мы смешались незаметно с войсками врага и узнали тайные планы его войска. Так и Баден-Пауэлл поступает в Южной Африке, а потом Денис Фулкс придумал поменять местами указатели на дороге, чтобы вести врага в заблуждение. Может быть, мы и виноваты в том, что произошла эта битва и Мейдстоун был под угрозой, но мы же не знали, что греческие дела могут произойти в Соединенном Королевстве и потом меня никто не спрашивал, стоит ли вообще сеять зубы дракона».

Тогда человек в треугольной шляпе подошел к нам и попросил рассказать все по порядку, и наш полковник тоже слушал, и вражеский тоже, у него и на это хватило наглости.

Освальд рассказал им эту историю в той сдержанной и благородной манере, которая ему присуща (во всяком случае, некоторые люди думают, что она ему присуща), и каждому воздал по заслугам. Его рассказ по меньшей мере четыре раза прерывался криками «браво!» (вражеский полковник и тут не мог промолчать). Так за разговором мы дошли до нашего лагеря и полковник пригласил нас выпить чаю в его палатке. С присущим английским воинам великодушием он пригласил и вражеского полковника, а тот, уж конечно, принял приглашение. Все мы к тому времени здорово проголодались.