– Ну и ладно… – ясным утром, рядом со штабелем плит и весело покрикивающими грузчиками Диме самому ситуация показалась нелепой и даже невозможной.

До вечера склад заметно опустел.

– Все на сегодня? – спросил Саша, пряча ключи в карман.

– Все. Остальное пусть местные по безналу забирают. Сам им отпустишь, – Дима вырвал из блокнота заранее заготовленный листок, – здесь все расписано – кому, сколько. Я завтра не приду. Денег они авансом накидали на месяц вперед, так что, хрен их знает, кому больше дать, а на всех не хватит. Сам разберешься – кто тебе больше глянется, тому и грузи. Со следующей партии рассчитаюсь с остальными.

– Понял. Значит, до послезавтра.

– До послезавтра, – Дима перехватил под мышку толстую от денег папку.

– Не боишься?

– На ней же не написано, что там есть.

– Жизнь-то какая нынче – за рубль удавят, – Саша вздохнул. Он хотел еще что-то добавить, но Дима уже зашагал к выходу.

Домой возвращаться не хотелось, но Саша был прав – гулять по городу с такой суммой, по меньшей мере, неразумно. Значит, надо было двигаться к вокзалу, ибо только там можно поймать машину. Ну, не любят таксисты промзоны!..

В чудом уцелевшем с начала перестройки цельнометаллическом ларьке Дима купил пива. В центре таких страшных построек уже не осталось – там все теперь из стекла и пластика, с подсветкой и яркими витринами. …Появились у людей деньги, – Дима со смаком отхлебнул из бутылки, – сколько ж у меня сейчас?.. Так, три КамАЗа под завязку… Сашке отдал… Очень прилично получается… Такую б сумму, да в добрые советские времена!.. И что? Подпольный миллионер Корейко? Что с ними тогда было делать? Отремонтировать дом?..

Дима попытался мысленно вообразить, как бы это могло выглядеть: облицовка красным кирпичом; крыша из финской черепицы; пластиковые окна, а внутри… да что там внутри!.. Ведь это уже был бы не его дом. Он не мог представить, как выйдет из дубовой филенчатой двери на мраморное крыльцо и пойдет, как сегодня, по кривой дорожке, пригибаясь под низко свисающими ветками. И не будет «солдатика», вылезающего из щели… Его дом бы умер, а новое жилище казалось ему совершенно чужим – пусть его не существовало в природе, но он чувствовал, что так было бы.

…Зачем мне джакузи и сауны с бассейнами? Зачем полы из паркета и камины с изразцами? Это может купить каждый «крутой», а у меня есть то, чего купить нельзя – например, трещинка в стене, единственная в своем роде и известная только мне одному. Это, наверное, как Россия – как бы плохо не жилось людям, но такого нет ни у кого, ни за какие деньги. Потому мы и живем здесь, а не потому, что нигде не нужны или нас никуда не пускают… Это мы не едем!.. – Дима вышел к вокзалу. Народ суетился у касс; рядом продавали пирожки и газеты; сквозь пересвист тепловозов диктор объявлял номера поездов, и философское настроение мгновенно рассеялось.

Дима огляделся, ища подходящую машину, и вдруг увидел на порожках гастронома вчерашнюю команду во главе с Олегом. Хотел пройти мимо, но Олег сам увидел его, и отделившись от остальных, быстро пошел навстречу.

– Здорово, хозяин, – он протянул руку.

– Привет, – Дима вынужден был улыбнуться.

– Я подходил сегодня к складу, но мне сказали, что ты будешь позже. Понимаешь… – Олег замялся, – Ирка просила. Уж больно запала она на тебя.

– Ты, вообще, нормальный? – спросил Дима, глядя в его довольное лицо.

– Вполне. На Север идиотов не берут. А что?

– Я не пойму, чего ты добиваешься?

– Ничего. Это она просила, мол, если тебя вдруг встречу, передать, что она хотела б тебя увидеть. Вот я и решил зайти, тут же недалеко. Можешь позвонить ей, сам спросишь.

– Вы оба психи, – резюмировал Дима, собираясь уйти, но Олег удержал его.

– Да нет же! Просто у меня есть другая женщина, но мы же нормальные люди. Почему мы не можем помогать друг другу? Совместной жизни у нас все равно не будет…

– Ваша жизнь – это ваша жизнь, а моя – это моя, – резко освободив руку, Дима запрыгнул в открывшуюся дверь автобуса и успел только услышать:

– Это не я придумал!.. Все в жизни должно быть красиво!..

Дима быстро протиснулся в салон, словно боясь, услышать еще что-то такое, что поменяет его привычное существование. …Либо они, действительно, ненормальные, – подумал он, – либо… либо шведская семья – это детский лепет на лужайке…

Однако зернышко было обронено. Дима сам не заметил как, но начал анализировать события вчерашнего вечера, и неожиданно обнаружил, что, по памяти, Ира выглядит очень даже симпатично. В подобном выводе не было ничего удивительного, ибо что, как ни стараются мужчины внушить себе, будто являются хозяевами жизни, выбирает-то всегда женщина, а мужчина может с этим соглашаться или не соглашаться. И, как правило, соглашается, так как женщина, которой он нравится, мгновенно вырастает в его глазах; он уже готов в нее влюбиться.

Было еще светло, когда Дима вернулся домой. Валя сидела на скамейке, скрытой в кустах сирени, которые осенью выглядели совсем непривлекательно. Димины мысли были настолько далеки от жены что он даже удивился ее присутствию; тем не менее, подошел и сев рядом, достал сигареты.

– Привет, – сказала Валя печально, – как дела?

– Нормально, – он поймал себя на том, что сравнивает ее с Ирой и невольно представляет, как та встречала б его. …Господи, как надоела эта вечно склоненная к спицам голова!..

– Я сегодня в магазин ездила. Мне там одни туфли понравились. Знаешь, каблучок такой…

Дима уже не слушал. Он смотрел в стену дома и чувствовал, как ее серый цвет засасывает его; изображение расплывалось, захватывая все видимое пространство…

– …Дим, как ты думаешь, мне в них будет хорошо?

Он перевел взгляд на босую ножку в висящем на одном большом пальце розовом тапочке.

– Конечно, хорошо.

Дверь в дом открылась. Послышалось шарканье ног и на крыльце, опираясь на палку, появилась бабка, худая и сгорбленная. Несколько раз вдохнув, она распрямилась, и даже высохшее лицо, вроде, просветлело. Скрюченными пальцами погладила стену, прошептала что-то тонкими губами, обтягивавшими беззубые десны; потом неуверенно повернулась вокруг своей палки, и посмотрела вверх – на ржавый водосточный желоб, где сидел воробей. Смотрела долго, выискивая нечто невидимое для остальных, но воробей давно улетел, а больше там ничего не было. Подняла палку, пытаясь поправить желоб, но пошатнулась; вновь обретя точку опоры, печально покачала головой.

– Старая ведьма, – произнесла Валя тихо, – я сегодня стирала, так она целый час стояла за спиной и орала, что я все испортила в доме. А до меня, блин, тут была чистота и порядок!

Диме показалось, что Валины черты искажаются, превращаясь в жуткую маску. Как же ему опротивели эти бесконечные, бессмысленные разговоры об одном и том же!.. …Дальше так продолжаться не может! Я не в состоянии выдерживать этой изощренной ежедневной пытки!.. А с другой стороны, откуда мне знать, что сделает в подобной ситуации какая-нибудь абстрактная женщина… или, например, Ира?..

Поскольку ответа не было, он избрал философский вариант:

– Неизвестно, какими мы будем в старости.

– Это да, – Валя, наконец, оторвалась от вязания, – лучше уж до такого не доживать… но все равно, я ж не виновата, что она такая старая. Я-то еще молодая и хочу жить нормально.

Дима был очень благодарен жене, что та не кричит, не срывается в истерику и, главное, не плачет. Осторожно положил руку на ее колено.

– Никто не знает, кому до чего суждено дожить. Как этот дом. Стоит, а завтра вдруг рухнет, несмотря на свои стены в три кирпича. Что мы тогда будем делать? Сейчас, говоришь, все плохо, а тогда как будет?

– Дим, прости меня – ты опять будешь психовать, но, по мне, лучше б он рухнул. Нам с тобой проще было б.

Дима вздохнул, зная, что спорить бесполезно, а ругаться и выяснять отношения, не было никакого желания.