От встречи с Млавой Улен не испытал радости, какую предвкушал. Она сидела на скамье у окошка, уткнувшись подбородком в колени, и, увидев его, лишь вздохнула, опустив глаза. Это Улена удивило, но он ничего не сказал. Он оглядел дом — скамью, прокопчённые стены, деревянный большой сундук в углу, низкий лежак, покрытый медвежьей шкурой, стол на одной ноге, — и решил, что жить здесь приятнее, чем в землянке. Большой человек придумал строить деревянные дома.

Он опустился на скамью рядом с Млавой, вытянул ноги и зажмурился. Он ждал, чтобы печаль ушла из сердца. Он подумал, что убить человека ничуть не труднее, чем убить волка. И ещё подумал, что умирать не страшно, но куда лучше сидеть вот так, в блаженстве усталости, и знать, что, когда откроешь глаза, увидишь Млаву. Он спросил:

— Ты не больна?

— Нет.

Улен открыл глаза:

— Он обидел тебя?

Млава молчала. В её глазах испуг. Кого она боится?

— Он мёртв, ты знаешь. Почему ты не отозвалась, когда я приходил сюда?

— У меня будет дитя.

Улен знал, когда девушка по своей или не по своей воле проведёт с мужчиной ночь, у неё должны быть дети. Но с Млавой это не вязалось.

— Не может этого быть, — сказал он неуверенно. — Брег мёртв.

Губы её тронула улыбка, какой он раньше не видел. В ней было сострадание.

— Ты голодный?

— Да.

Он вдруг вспомнил, что не держал во рту пищу с незапамятных времён. Оживший желудок застонал, точно погибающий зверь, в горло хлынула горечь.

Млава принесла глиняную тарелку с кусками вяленого мяса и ковш кислого, вспененного молока. Она дала Улену просяную лепёшку, толстую и твёрдую, как камень. Улен глотал кусок за куском и слышал, как желудок отзывается счастливым урчанием. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Тремя глотками осушил ковш. Дух его умиротворился.

— Я усну, — сказал он. — Ты не бойся, нас никто не тронет. Анар у двери. Покорми его.

Млава послушно поднялась и вышла из дома. Анар поздоровался с ней, шевельнув хвостом, и поднял одно ухо. С его стороны это было сильным проявлением чувств. Млава сунула ему под нос здоровенную кость.

— Ешь, Анарушка!

Пёс зацепил кость клыками, ещё разок тряхнул хвостом в знак благодарности.

По пустынной улочке меж притулившихся друг к другу домиков ветер гонял снежную пыль. Чужой, ненавистный город.

Когда Млава вернулась, Улен спал. Он лежал на земляном полу, прижавшись к стене, подогнув ноги. Млава тихо опустилась рядом и начала разглядывать его лицо. Как добр Улен во сне! От тёмных бровей к твёрдо сомкнутому рту протянулась нежная полоска детской щеки. Над верхней губой белёсый пушок. Он ещё не мужчина, он мальчик. Но этот мальчик умеет убивать, и у него хватит силы, чтобы её не простить. Она виновата перед ним, потому что не сумела умереть, когда Брег швырнул её на лежак, немую от страха, и, хохоча, брызжа вонючей слюной, начал повествовать, как извивался под его железной пяткой червяк, которого она называет мужем. «Он долго выл, а потом сдох», — объявил Брег.

На сундуке лежал нож с длинным лезвием, она могла до него дотянуться, но не сделала этого. Ей хотелось жить, и она подумала, что рассчитается с Брегом, когда выпадет удобный случай. Была и другая вина, о которой она никогда не сможет рассказать Улену. Когда Брег овладел её телом, вместе с болью и тошнотой она испытала чувство сладостного насыщения. Будто меж высоких сосен мелькнул луч солнца и проник в её сердце. Был миг, когда она нежно поплыла в смрадных объятиях Брега. Так в её чрево вместилась новая жизнь, и она уверилась, что дыхание её продлится в вечности.

Улен убил насильника, но что с того? Не лучше было бы для всех, если бы вышло наоборот? От этой мысли Млава обмерла и не сдержала стона отчаяния. Улен очнулся и, не шевелясь, насторожённо обшарил взглядом комнату.

— Никого нет, спи, — успокоила Млава.

— Не хочу.

Он сел. Чувствовал, что накопил сил для того, чтобы дальше жить. Млава прекрасна, хотя чело её окутано дымкой печали.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего. Ты сказал, нас никто не тронет. Это правда?

— Мне не всё понятно. У них свои обычаи. Сначала хотели меня казнить. Потом решили, что я им пригожусь. Зачем, не знаю… Надо разведать, как охраняются ворота… Вдруг мы сможем уйти. Мы обманем их. Спустимся к реке, а оттуда на север. Второй раз они не застанут нас врасплох… Почему ты молчишь?

— Они легко нас поймают. Мы не знаем этих мест. Да и куда идти?

Улен прошёлся по комнате. Тело было послушно, хотя ныла спина. Он устал от слов. Они оба говорят не о том, о чём хочется. Что изменилось? Что изменилось в ней? Почему он не может подойти и обнять её? Брег стоит между ними. Мертвецы часто мешают живым, это Улен понимал давно. Мертвецы вмешиваются в дела живых, так уж заведено. Но если Брег захочет отнять у него девушку, он убьёт его ещё раз. Только и всего. Он будет убивать его до тех пор, пока тот не смирится.

— Ты не хочешь бежать, Млава?

— Куда, Улен?

Вот теперь он понял, что с ней произошло. За те дни, которые их разлучили, она стала взрослой. У неё и волосы блестят иначе. Она обогнала его. Он кажется ей смешным. Уверенный в себе мужчина не ищет у женщины совета, он просто приказывает ей. Так говорили воины их племени. Но Колод так не думал. Пока мать Улена была жива, старый охотник обращался с ней как с равной. За трапезой он уступал ей лучшие куски.

— Хорошо, — сказал Улен. — Мы останемся и посмотрим, что будет. Ты так хочешь?

— Подойди ко мне, Улен.

Он послушался. Стылая глубина её глаз завораживала его.

— Я не вышла, — объяснила Млава, — потому что не хотела видеть тебя мёртвым. Брег был сильнее.

Улен кивнул. Конечно, это так. Брег был намного сильнее и опытнее. Но кроме этого есть удача и судьба.

— Брег умер, но дитя, которое во мне, это его дитя.

— Я понял, — сказал Улен.

— Ты простишь меня?

Мгновение он колебался.

— Простишь ли ты меня, Млава?

— Тебя? Но где твоя вина?

Улен подумал: неужели ей нравится его унижение?

— Я не защитил тебя… Зем опоил нас травой. Но он поплатился за свою уловку.

— Ты и его убил?

— Я спас его. Анар чуть его не загрыз.

«Если Улен уйдёт, — подумала Млава, — что тогда будет со мной?» Она протянула к нему руку.

— Мне страшно, Улен. Нам не будет счастья здесь. Мы чужие. Вокруг нас враги.

Улен прижал её руку к своей щеке.

— На страшись, Млава. Пока мы вместе, нас никто не осилит. Так бывает всегда. Сначала худо, а потом ничего. Скоро весна: Снег растает. Мы переможемся. Невзор нам не враг. Он чего-то ждёт от меня. Я заслужу его доверие. Утешься, Млава. К нам беда не пришла, только попугала. Я буду осторожен, и мы уцелеем.

— Невзор их вождь?

— Да. В нём много тайной силы. Он выше Богола.

— Он колдун?

— Наверное, духи беседуют с ним. Я говорил с ним без лукавства, поэтому он не дал мне умереть. Он позволил нам соединиться. Я его должник… Видишь, не так всё плохо. Но если хочешь, мы ночью уйдём.

Млава замерла в напряжении. Его голос связывал её с прошлой жизнью, из которой так отчаянно она шагнула в неведомое. Пока этот голос звучит, ей и впрямь нечего бояться. Млава качнулась к нему, он догадался и обнял её. Безгрешное объятие разметало их хмарь и тоску. Заблудившиеся в пространстве дети, в чужом доме, куда недавно заглянула смерть, они чутко прислушивались к перестукиванию своих сердец. Всё это потом повторится на свете с другими людьми, будет повторяться из века в век, но они впервые постигали сокровенный смысл бытия, который заключается в том, что соприкосновение с духовно близким тебе существом, свободное от желания восторжествовать над ним, приносит ощущение блаженного покоя.

Утром Улен пошёл к Невзору. Вождь принял его радушно. Угостил горячим питьём, напоминавшим перебродивший мёд. От нескольких глотков у Улена закружилась голова. Невзор говорил с ним доверительно. Он требовал трудной службы. Улену предстояло надолго покинуть Млаву. Гордость его была задета.