— Ты готова? — спросил он.

— О, да! Ты самый изумительный мужчина из всех, кого я знала.

— Правда? — буркнул Винсент, погружаясь в священный экстаз.

— Они все щенки перед тобой, хотя их было довольно много.

Наконец-то она была такой, о которой он мечтал. И левую руку откинула так, чтобы ему поудобнее было вколотить гвоздь. Возможно, первый раз в жизни он утратил осторожность, заботливо послюнявя ее ладонь в том месте, где расцветет цветок истины, но этой заминки ей хватило, чтобы правой рукой нащупать в сумочке баллончик с газом и пустить ему в ноздри дурную струю. Баллончик был новенький, последняя модель из ФРГ, с радиусом поражения до десяти метров, но повалить чудовище ей не удалось. Винсент мужественно принял струю, схватился руками за морду и, пошатываясь, боком поплыл к окну, при этом тряся башкой так, будто намерился ее оторвать. Таня вскочила, похватала шмотки в горсть и метнулась к двери. Однако Винсент, видимо, произвел какую-то хитрость с замком, тщетно, ломая ногти, она щелкала «собачкой», дверь не отворялась.

— Хитрая какая! — обиженно протянул сзади Винсент. — Не захотела по-доброму, дурочка.

Таня обернулась. Чудовище глядело на нее с укоризной. Порция газа как бы пошла ему впрок: жабьи очи пылали вдохновением.

— Не рыпайся, Плахова, — он уже шел к ней с молотком. — Придется тебя немного оглушить, как хозяин велел. Да полюбовно-то было бы лучше. Обряд-то святой. Ну-ка лобик подставь, чтобы ненароком не переборщил. Испытуют живых, а не дохлых.

Нелепые слова он наговаривал скороговоркой, ликуя, как священник читает молитву, и горькое отчаяние охватило Таню. Быстрой козочкой скакнула она вбок, к столу, но чудовище настигло ее в один прыжок, обхватило за плечи, ткнуло носом в столешницу. Его чугунная хватка была неодолима. Таня все же изогнулась и с последней отвагой впилась зубами в жесткую волосатую кисть, но Винсент даже не охнул. Точно приладясь, с короткого размаха он втемяшил молоток в ее пушистый затылок.

Очнулась Плахова на ковре, там, где и прежде лежала, но связанная, со спеленутыми ногами и с правой рукой, притороченной к туловищу. Левую ее руку, свободную, чудовище держало в своих лапах и баюкало. Оно сидело на корточках, его туловище сотрясалось в мерной конвульсии, взгляд затуманенный, как у совы. За всеми этими трудными приготовлениями Винсент уже во второй раз достиг пика желаний и ниже пояса был весь в липкой сперме.

— Просыпайся, Плахова, просыпайся, — бормотал он. — Пора! Еще столько делов, а ночь на исходе.

— Вонючая тварь! — сказала Плахова. — Подлая, мерзкая гадина!

Винсент перестал дергаться.

— Ругаться грех, огорчился он. — И газом пулять нехорошо. На великий подвиг сподобилась, тут уж не до баловства… Ну, да начнем, пожалуй!

Коленом он придавил ее локоть, как бревном, заботливо расправил пальчики. Потом достал аршинный каленый гвоздь, приладил ровно посередине и ахнул молотком. Мастер был отменный, гвоздь прошил ладонь, рванул руку, удесятеряя боль, тело ее вздыбилось над ковром и обмякло. Винсент взгромоздился ей на живот и начал расшнуровывать правую руку. Выпученные глаза налились багрянцем, он что-то сипло напевал вполголоса. Таня ворохнулась под ним, и новый мощный взрыв вожделения вынудил его к передышке. Распластавшись на мягком женском тельце, он обхватил ртом ее грудь и бережно прокусил самый кончик коричневого соска. В блаженном забытьи высосал и проглотил капельку горьковатой крови.

— Давай, пищи, ори, — прошамкал утомленно. Через страдание грядет любовь.

Приуготовясь к смертной муке, Таня молчала. Зато другой, неожиданный звук заставил Винсента по-рысьи вскинуться. От двух тяжелых, быстрых ударов поддалась дверь, сорвалась с петель, и из проема скользнул в комнату молодой мужчина в черном тренировочном костюме. Подобно привидению, он замер у стены — с отрешенным, сосредоточенным лицом вглядываясь в чудную сцену. С ревом вскочил на ноги Винсент, пена наслаждения и дикого гнева перемешалась на его губах.

— Надо же, — мягко вымолвил пришелец. — Жертвоприношение по средневековому ритуалу. Извините, если помешал.

Чудовище перло на него, рыча и размахивая молотком. Необычная пластика вдруг обнаружилась в его атакующей походке. Половицы под ковром эластично прогибались. Винсент уже сообразил, что Властелин по какой-то своей прихоти затягивал обряд, дабы еще раз испытать преданность своего посланца. Но помеха была невелика: всего лишь маленький человечек в черном трико. Но наглый. Таких он любил расковыривать шилом до пятого позвонка.

Человечек не пытался уклониться от нападения, видно, от страха утратя способность к обороне. На всякий случай Винсент произвел обманный финт плечом и по короткой дуге, сверху с чудовищной силой опустил молоток, но попал почему-то не в человечка, а в створку двери. Дверь хрустнула по всей длине, а боек молотка заклинил в дыре. Винсент еле успел разжать пальцы. Человечек тем временем, нырнув под локоть, оказался сзади и негромко окликнул:

— Не торопись, пупсик! Давай поговорим сперва.

На звук голоса, с разворота Винсент саданул локтем, и это был такой удар, который при удачном попадании, возможно, снес бы полстены, но локоть лишь рассек воздух, и чудовище едва удержалось на ногах. Пригвожденная к полу, Таня Плахова взмолилась:

— Кто бы ты ни был, мальчик, убей скорпиона!

Мужчина стоял у стола и задумчиво разглядывал Винсента.

— Чего ты хочешь от этой женщины? Тебе Серго приказал ее убить?

— Он маньяк, — сказала Таня с пола. — Он невменяемый. Убей его, или он убьет нас обоих. Застрели его!

— Убить нетрудно, — ответил пришелец. — Но это непоправимо.

Винсент поднял за ножку стул. Теперь он действовал осторожнее. Он по-прежнему не сомневался в победе, но понял, что Властелин всерьез испытывает его на прочность. Послал не простого человечка, а увертливого, говорливого чертика.

— Чертенок! — обрадовался он своей догадке. Поглядим, какие у тебя мозги.

— Какой ты упрямый, пупсик, — засмеялся чертенок. — Прямо таран, а не человек.

Когда до чертенка осталось два шага, Винсент запустил стулом ему в голову. Чертенок должен был пригнуться, но он отмахнул стул ладонью. Чудовище прыгнуло и вцепилось когтями ему в плечи. Оба рухнули на пол и ревущим клубком покатились к двери. Чудовище оказалось сверху и, издав торжествующий вопль, медленно, методично начало подбирать пальцы к горлу жертвы. Таня в изнеможении закрыла глаза, не желая больше ничего видеть. А когда открыла, оказалось, что дерущиеся каким-то образом разъединились. Более того, потирая горло, незнакомец стоял у двери, а животное корчилось у стола на четвереньках.

— Ты и правда очень силен, — уважительно заметил пришелец. — Но нельзя же быть таким свирепым.

Винсент, стеная, в третий раз ринулся в атаку, но теперь противник его опередил. Оттолкнувшись от двери, подобно раскрученной пружине, он взвился в воздух и пятками ударил чудовище в грудь. Винсент зашатался и оперся об стол. Это был конец. Еще несколько молниеносных движений, за которыми Таня не смогла уследить, как за кадрами в гонконговском боевике, и, ослепленное, оглушенное чудовище трудно, замедленно опрокинулось на бок — затихло. Из него вышел воздух со свистом, как из проколотой шины.

— Отвоевался, — с непонятным сожалением заметил победитель. — Каких только монстров не рожает женщина.

Он нагнулся над Таней, ухватился пальцами за шляпку гвоздя и выдернул его, точно занозу.

— Ничего, терпи. В машине перевяжу. Оденешься или так дойдешь?

— Ноги развяжи, пожалуйста.

Невозмутимо, точно имел дело с манекеном, он распутал веревки и, обняв за плечи, помог ей сесть.

— Кто ты? — спросила Таня.

— Миша Губин. Алеша прислал за тобой. Опоздал маленько, извини. Кто же думал, что ты сюда сунешься.

Про Губина она слышала.

— Это честь для меня. Навеки твоя должница.

— Одевайся. Я все же мужик.

Она покосилась на поверженное чудовище. Рука горела, как в печке.