Судя по высыпавшим в холл обитателям второго этажа, которые в недоумении переглядывались, источник звука располагался этажом ниже.

Чета Волковых, до смерти перепуганная, жалась возле двери своего номера. Бритоголовый Сема, казалось бы, должен был привыкнуть ко всякого рода крикам и воплям – наверняка ему приходилось отжимать деньги с непокорных должников и, кто знает, может быть, и применять к ним соответствующие меры устрашения. Растрепанная Милена выглядывала из-за квадратных плеч мужа, и ее бледные тонкие губы заметно подрагивали.

Что касается Капустиных, то Максим и Дора отнюдь не были напуганы. Капустин скорее был заинтригован случившимся и уже намеревался спуститься вниз. А Вячик… Вячик, наверное, продолжал мирно спать – ребенок проводил дни в таком бешеном ритме, что его вряд ли смог бы разбудить и пушечный выстрел.

Когда я наконец добралась до первого этажа, то увидела беспомощно раскинувшуюся на кожаном диване холла комендантшу корпуса.

Старушка с трудом дышала, испуская хрипы, а стоявший рядом профессор обмахивал ее иллюстрированным дамским журналом. Увидев меня, он облегченно вздохнул и указал на сидящую женщину:

– Вот… я проснулся от крика, постучал в ее комнату. Она сидела на кровати с расширенными глазами, как будто увидела призрак.

Профессор раздраженно пожал плечами – мол, возраст, конечно, что тут скажешь. И все-таки мы же приехали сюда отдыхать…

– С вами все в порядке? – нагнулась я над старушкой. – Может быть, «Скорую»?

– Нет-нет, – едва слышно проговорила комендантша. – не беспокойтесь, ради бога, мне уже лучше. Просто… очень душно…

– Это сердце? – склонилась над комендантшей с другой стороны невесть откуда появившаяся Меньшикова. – Принести вам валидола?

Но старушка отрицательно замахала руками. Она уже окончательно пришла в себя и была явно смущена тем обстоятельством, что из-за нее произошло столько беспокойства для постояльцев.

– Я пойду к себе, – твердо сказала она. – Проводите меня до кровати, а больше ничего не надо. Я посижу еще немного, и все пройдет.

Все восприняли такой вариант с облегчением, особенно профессор. Он тут же скрылся в своей комнате, оставив комендантшу на мое попечение.

Я взяла старушку под руку, и мы прошли в ее каморку. Комендантша осторожно опустилась в кресло напротив окна и виновато улыбнулась.

– Ох, я ведь даже не попросила прощения, – проговорила она. – Как неловко…

В ответ я только развела руками – с кем, мол, не бывает, ничего страшного…

– Дурной сон, – продолжала оправдываться старушка. – Слишком дурной, чтобы быть просто сном… Впрочем, это все пустое…

– Ну и славно, – согласилась я. – Постарайтесь снова заснуть и хорошенько выспаться. А с утра сходите в лес на прогулку.

Старушка закивала, но продолжала сидеть в кресле, с отчаянием глядя в окно.

Я тихонько прикрыла за собой дверь и вернулась в коридор. Меньшиковой там уже не было, а дверь номера профессора была закрыта.

«Интересно, а откуда взялась на первом этаже Меньшикова?» – машинально подумала я.

Я была уверена, что моя соседка – наши номера располагались дверь в дверь – не могла спуститься сюда раньше меня.

А когда я уже находилась на первом этаже, лестница была у меня перед глазами, и Антонина Платоновна не могла по ней спуститься так, чтобы я ее не заметила. Выходит, она уже находилась здесь, когда мы с профессором хлопотали возле комендантши.

Но в холле ее тоже не было, я могла бы дать голову на отсечение. Значит, она находилась в одном из двух номеров – в комнате старушки или в комнате профессора, ведь доступа в остальные помещения в ночное время не было – отсек запирался.

На лестнице я встретилась с Капустиным и поведала ему о том, что произошло.

– Оказывается, нашу Олю по ночам мучают кошмары! – улыбнулся Максим.

– Олю?

– Ну да, – пояснил он, – так все зовут комендантшу. Просто Оля. Интересно, а старушка не говорила, что именно ей привиделось?

– Вы спрашиваете просто так? – удивилась я его веселой улыбке.

– Конечно, – так же беззаботно ответил Максим. – Просто любопытно знать, какие нынче в моде фобии и кошмары у наших дорогих сограждан – исключительно для общего развития.

Капустин пожелал мне спокойной ночи и вернулся к себе в номер.

А майор Голубец так и не рискнул спуститься вниз. Осторожный военный благоразумно остался стоять на площадке, не дойдя даже до второго этажа, – наверное, поджидал моего возвращения.

– Что там стряслось? – неуверенно спросил он. – Надеюсь, ничего серьезного?

– Если не считать серьезным возрастной фактор, то действительно ничего не стряслось, – ответила я. – Просто нашей комендантше приснился дурной сон. Она очень извиняется за беспокойство…

Услышав приемлемое объяснение события, которое прервало его отдых, майор Голубец тотчас же успокоился, повеселел и поднялся в свой номер в обычном режиме – без кряхтений и остановок.

Весь остаток сна мне мерещились падающие деревья и летящие с неба камни – наподобие града. Только это были не льдинки, а самые настоящие увесистые булыжники. И все постояльцы моего корпуса бежали по открытой местности, прикрыв голову руками.

Я твердо знала, что камень упадет на кого-то из нас, но кому проломит голову метеорит, так и осталось для меня в то утро загадкой – я проснулась, так и не узнав, кто стал жертвой камнепада.

После утренней пробежки и купания в озере, – там я встретила Максима Капустина с сыном, которые катались на лодочке, – я вернулась в номер и постучала в дверь к Погодину, чтобы узнать, во сколько обычно подают завтрак. Но мне никто не открыл.

Странно, ведь, поднимаясь по лестнице, я отчетливо слышала в номере его голос, а пока я была у себя – буквально пять минут переодевалась после прогулки, – по лестнице вниз никто не спускался.

Я-то думала, что приехала его жена, которую он вчера с таким нетерпением ожидал, но за завтраком стул возле нашего столика по-прежнему оставался пустым. Хм, с кем же он тогда разговаривал? И почему не открыл? Впрочем, какое мне до этого дело?..

Утром все собрались в столовой. Комендантша Оля сочла своим долгом выйти к отдыхающим и присоединиться к общей трапезе – ее столик стоял сбоку возле раздаточной, там, где питались работники пансионата.

– Оля-то наша оклемалась, – кивнул в ее сторону Максим, обращаясь к нам из-за соседнего столика. – Наверное, профессор ее утешил. Как вы думаете, Антонина Платоновна?

Меньшикова улыбнулась уголками губ и едва пожала плечами – похоже, эта шутка показалась ей не очень пристойной. Или вопрос Капустина таил в себе двойной смысл? Может быть, он тоже знал, что Меньшикова провела эту ночь вместе с профессором?

– Утешение? – медленно проговорила она. – Может быть, это то, чего нам так не хватает в жизни. Как вы думаете, Дора?

Дора никак не думала. Вопрос Меньшиковой застал ее врасплох, и, пока она размышляла, требует ли он серьезного ответа, нить беседы перехватил Сема Волков. Шумный постоялец, как обычно, стал зудеть на свою излюбленную тему. Широко размахивая вилкой с насаженным на зубчики кружочком салями, Волков вещал:

– И ночью тут одно беспокойство, и днем. Вот вчера, скажем, взяли лодочку прокатиться. На час, как полагается. И чуток задержались. Так на станции говорят, что возьмут как за два часа. А у нас – полтора без пяти минут. Ну?! Разве это сервис?

– У них просто нет секундомера, – спокойно заметил Капустин.

– Секундомера? – не понял иронии Волков. – Зачем им секундомер?

– Да так, – пожал плечами Максим. – Для точности. Слушайте, коллега, а чего это вас сюда понесло, если тут все так погано?

– Погано? – переспросил Волков. – Я не говорю, что погано, просто…

– Здесь очень тихо и спокойно, – вклинилась в разговор его жена. – Мы тут очень хорошо отдыхаем. Тут намного лучше, чем в городе…

Поскольку на слова Милены никто не прореагировал, она решила немного заострить тему.

– Хотя вот в Германии…