Меня провели в большую комнату на первом этаже, где в кресле перед камином сидел кутавшийся в большой пушистый плед Сомов и попивал коньяк – ну что ж, каждый лечится как хочет.

– Чего стряслось у тебя? – не здороваясь, спросил он. – С добром в такой час не приходят.

– Как здоровье, Николай Петрович? Как внук? – начала издалека я, осторожно присаживаясь на краешек кресла, что стояло по другую сторону от столика, на котором и стояли бутылка с фужером.

– Уже внуки, два парня у Игоря, – подобревшим голосом ответил он. – Теперь дело за внучкой, уж очень снохе девочку хочется, да и жена моя туда же, словно ей двух сорванцов мало. Только ты мне зубы не заговаривай, выкладывай, зачем пришла!

– За помощью, Николай Петрович, – преданно глядя на него, ответила я. – Дело в том, что мне поручили одного пропавшего человека найти…

– Ну и ищи! – удивился он.

– Не все так просто, – вздохнула я. – По больницам и моргам его нет, вот и подумала я, что не приключилось ли с ним какой другой беды. Народ в Тарасове всегда лихой был, а уж теперь, от кризиса озверевший, и подавно. Только отморозки какие-нибудь, что гоп-стопом промышляют, или наркоманы не стали бы тело прятать, а вот люди посерьезнее…

– Ты чего это себе позволяешь? – взорвался Сомов. – Ты за кого меня держишь? За суку?

– Значит, не поможете, – вздохнула я и поднялась. – Ну да ничего, тогда милиция во время завтрашней облавы уж точно найдет. Ну, я пошла. Извините за беспокойство, Николай Петрович, – и я медленно пошла к двери.

– Какой облавы? – спросил мне вслед Сомов, на что я и рассчитывала.

– Так пропал-то родственник очень-очень важного человека из Москвы, вот областное управление сейчас и готовит на завтра общегородскую облаву с применением ОМОНа и прочими маски-шоу, – остановившись и обернувшись, объяснила я. – Денег мне в этом случае не видать, но хоть судьбу человека выяснят.

– А ты не шутишь ли со мной, девонька? – злым голосом спросил Сомов.

– Да вы что, Николай Петрович? – вплеснула руками я. – Мне еще жить не надоело!

– Тогда погоди! – велел он и взял со столика сотовый. – Это я, – набрав какой-то номер, сказал он. – Что вы там завтра замутить решили? – Он долго слушал, а потом повторил за своим собеседником: – Значит, отмашки от нее ждете, а потом только приступите. Ну, спасибо тебе, с меня причитается.

Я оказалась права – осведомители у криминала в милиции имелись, причем совсем не рядовые сотрудники! Это было мерзко и до дрожи противно, но это жизнь во всей своей неприглядности, и лично я ничего с этим поделать не могу.

Несколько минут Сомов рассматривал меня, словно только что увидел, а потом, покачав головой, сказал:

– Высоко ты взлетела, девонька!

– Так оттуда и падать больнее, – отозвалась я, возвращаясь в кресло. – Да и не сама я взлетела, дело случая, а на него надежда плохая. Как говорится: разом – мошка, разом – кошка.

– Бывает, – согласился он и предложил: – Если будешь коньяк, то фужер сама возьми, неможется мне.

– Спасибо, Николай Петрович, но я за рулем, да и работать мне всю ночь предстоит, – отказалась я.

– Дело твое, – бросил он и потребовал: – А ну давай мне все с самого начала!

Я отдала ему штук пять фотографий Вадима с пояснениями, кто это такой, и начала рассказывать кратко, но исчерпывающе, то есть никакой лишней информации не сообщила, но суть проблемы была ясна.

– Вот суки бабы! – не сдержался Сомов. – Натворят дел, а нам, мужикам, расхлебывать. Так ты что думаешь?

– Смирнов мужчина довольно молодой, высокий и крепкий, так не могли ли его прихватить, чтобы потом куда-нибудь на плантацию сбагрить. Или лихая проститутка из неорганизованных на деньги позарилась – для них ведь и десять тысяч хороший куш. Да мало ли что могло приключиться, – пожала плечами я.

– Насчет того, чтобы продать человека, так тех вчистую замели, – заметил Сомов.

– Ах, Николай Петрович! Да когда же свято место пустует, – вздохнула я.

– Тоже верно, – кивнул он и спросил: – Что при мужике было? Рыжье? Котлы? Труба навороченная? Борсетка?

– Да нет! – развела руками я. – Ничего такого.

– Ну и как мне его искать?! – рявкнул он, а потом, подумав, снова взял сотовый и позвонил своему доверенному человеку, с которым я как-то уже встречалась: – Банзай! Это я. Беда у нас! Собирай народ, а я скоро буду, – велел он и повернулся ко мне: – Ступай, девонька! И мусоров попридержи! Мы сами разберемся! Коль мужик тот живой, так таким и представим, а коль мертвый – так хоть тело укажем, где искать, – и начал подниматься из кресла, приговаривая: – Ох ты господи ты ж боже ж мой! И помереть ведь не дадут спокойно! – И снова напомнил: – До моего звонка ничего не предпринимай! А то наломают дров так, что потом и щепок не останется! Завтра вечером позвоню.

– Крайний срок завтра утром в девять часов, – развела руками я и в ответ на его бешеный взгляд пояснила: – Иначе не поймут меня.

– Хорошо! – сквозь зубы процедил он. – В девять!

– Я буду ждать ваш звонок! – твердо пообещала я и, положив на столик визитку, вышла из комнаты.

Уже по дороге в Тарасов, хотя я и не плелась, как черепаха, меня с ревом обогнали два черных джипа – это Сомов ехал решать с Банзаем мои проблемы.

В областном управлении царило совершенно неуместное в этот поздний час оживление: офицеры в звании от лейтенанта до полковника сновали по коридорам, как подскипидаренные, слышались громкие голоса с поминанием чьей-то матери, господа бога, черта и других нематериальных существ, но меня уже действительно ждали и без всяких формальностей провели к генералу. Секретарша неприязненным голосом сообщила по селектору, что к Руслану Петровичу пришла Иванова, и в ответ раздался совсем недружелюбный голос:

– Пусть войдет!

Я вошла и увидела, что на столе для заседаний разложена подробная карта Тарасова, а вокруг стола столпились обсуждавшие что-то офицеры, по большей части без кителей и с расстегнутыми воротниками рубашек, а галстуки были вообще сняты или болтались на зажимах.

– Ну вот и наш главнокомандующий прибыл! – пошутил Твердохлебов, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки.

Я прекрасно видела и понимала, что он изо всех сил старался не показать, как ему досадно то, что он, пусть и по воле самого высокого московского начальства, вынужден мне подчиняться, а поскольку мне в этом городе еще жить и работать, то передо мной встала сложная задача – превратить врага в друга и союзника.

– Руслан Петрович, – начала я самым скорбным голосом и со слезой во взоре. – Мне бы поговорить с вами без свидетелей!

Он удивленно на меня уставился, а потом кивнул в сторону комнаты отдыха и, когда мы вошли туда, буркнул:

– Ну что еще?

– Вы меня простите, Руслан Петрович! – покаянно сказала я. – Мало того, что я сама в эту историю влипла, так еще и вас сюда пристегнули, чего я никак не ожидала.

– Да что, вообще, происходит, а то я совершенно ничего не понимаю? – уже спокойнее поинтересовался он. – Мне позвонили из Москвы и сказали, чтобы я безоговорочно выполнял указания какого-то Куратора, а вместо этого мне в начальство попала ты.

– Я расскажу лишь то, на что имею право, – извиняющимся тоном начала я. – Дело в том, что в Тарасове живет родственник одного высокопоставленного лица.

– Насколько высокопоставленного? – быстро уточнил он.

– Очень! – исчерпывающе ответила я, пристально глядя ему в глаза. – Вот он! – и я протянула генералу несколько фотографий Вадима с пояснениями: – У него возникли большие неприятности на работе, а в пятницу вечером, когда он вернулся домой, жена устроила ему дикий скандал. Тот просто хлопнул дверью и ушел! Все! С тех пор его никто не видел! Хватились его только сегодня, когда он не вышел на работу. Вероятно, его руководство было в курсе того, кто он такой, потому что тут же обратилось ко мне, чтобы я выяснила, не случилось ли со Смирновым какой-нибудь беды. Я проверила морги и больницы, но его там не оказалось. А начальство, окончательно растерявшись, отзвонилось в Москву, откуда, как я понимаю, спецрейсом и прибыл этот самый Куратор.