— Элмо Циммер, перестань болтать, пожалуйста, и возьмись за дело! Или тебе кажется, что ты уже все знаешь? Тогда можешь уходить!

Я вздрогнул и повернулся. Мисс Эдейр, наша преподавательница английского, моя любимая учительница, смотрела на меня весьма свирепо. Я почувствовал, что краснею.

В классе стало очень тихо. Во-первых, ребята не привыкли, чтобы мне предлагали выйти вон. В отличие, скажем, от Тома Мойстена, который вечно шутил, дурачился и навлекал на себя разные неприятности, я всегда вел себя в школе довольно смирно.

Во-вторых, мисс Эдейр вряд ли когда-либо на кого-нибудь кричала. Она обычно не возражала, если мы переговаривались между собой, только потихоньку. Она полагала, что обсуждение помогает точнее формулировать мысли.

Но, похоже, сегодня все изменилось. Сегодня она стояла перед нами, сжав губы и сдвинув свои черные брови, словно ждала, кто еще провинится.

Никто, конечно, не шелохнулся. Даже Том. Он мог бы начать пререкаться с каким-нибудь другим преподавателем. Некоторые учителя в средней школе Рейвен-Хилла были такие раздражительные, что он считал своим долгом доводить их до белого каления. Но мисс Эдейр была совсем другая...

— Ну и ну — хорошо, что все кончилось. Что стряслось с Эдейр, кто-нибудь может объяснить? — спросил Ник Контеллис, когда «Великолепная шестерка» после уроков устремилась к воротам школы.

Днем нам предстояли переговоры насчет работы. Ничего особо интересного — всего лишь временная уборка у женщины по фамилии Дриск-Хэскелл, но деньги — это деньги, как всегда говорил Ник. Наше акционерное общество называлось «Великолепная шестерка», и мы утверждали, что не боимся никакой работы. Так оно и было — во всяком случае, если подработка предлагалась законная и в свободное время.

— Она чем-то обеспокоена.

Лиз Фри обгоняла нас, на ходу надевая свой ранец и, как обычно, держа в руках еще кучу разных вещей.

— Она выглядит очень усталой, вам не кажется? Как будто не выспалась. Может, от этого и раздражается, бедняга.

Ришель Бринкли, самая шикарная девица из нашей компании, откинула назад длинные белокурые волосы.

— Это ее не извиняет! — фыркнула она. — У меня, может, сейчас тоже личные проблемы. Но ведь я не кричу на людей!

— Твоя проблема в том, что тебе нужны, просто необходимы очки для чтения, а ты из этого делаешь страшную трагедию, Ришель, — мягко сказала Санни Чан.

— Правда, Ришель, — вмешалась Лиз, — и чего ты злишься? В очках нет ничего плохого. Миллионы людей носят очки. И мисс Эдейр тоже.

— Утешили, называется! — язвительно усмехнулась Ришель. — Думаете, я буду вполне счастлива, если стану выглядеть, как мисс Эдейр? Ну спасибо. Я постараюсь. Надо только набрать вес, изобразить морщинки у глаз, коротко остричься, и...

Мы вышли из школьных ворот и направились вдоль шоссе.

— Элмо носит очки для чтения, — заметил Том. — И его это не волнует.

Ришель снова фыркнула. Очевидно, она считала, что для меня это и не может быть проблемой. Коренастый, веснушчатый парень с рыжими вихрами и поношенной одежде — нет, не таким представляла себе Ришель идеал модного парня. Хотелось бы мне знать, почему?

— Во всяком случае, что бы ни произошло с Эдейр, она не должна вымещать это на ком-то другом, — сказал Ник. — Нельзя доводить себя до такого состояния, что не можешь спать или нормально работать. Это непрофессионально.

— Ах, что ты об этом знаешь, Ник! — взорвалась Лиз. — Откуда у тебя в голосе та кое превосходство? Случись с тобой какая-нибудь неприятность, ты бы чувствовал себя совсем иначе!

Ник поднял бровь и посмотрел на Лиз свысока. Санни, Том и я переглянулись. Мы знали, почему Лиз так нервничает. Банк, где работает ее мама, неделю назад ограбили. Парни были вооружены, и одного из кассиров застрелили.

Лиз рассказала нам, что ее маму все еще мучат кошмары. Она действительно потрясена, сказала Лиз, и с трудом справляется с работой. Особенно потому, что полицейские, видимо, решили, что у грабителей была наводка из банка, и допрашивали персонал снова и снова.

— Послушай, Элмо, — весело сказал Том, явно желая разрядить напряжение. — У меня отличная идея. Почему бы нам не попросить Око пошпионить за мисс Эдейр и выяснить, какие у нее проблемы? Если уж Око не сумеет, то больше некому.

Он имел в виду новую колонку в газете «Перо», которую издает мой отец. Это была колонка типа светских сплетен о том, что происходило в Рейвен-Хилле. Маленькие забавные истории, которых большинство жителей не знало. Колонка была всегда подписана: «Око».

Санни рассмеялась, и даже Лиз криво улыбнулась, так что я решил подыграть.

— Ты прав. Око даст ответ, — сказал я. — Вернее, могло бы дать, если бы хоть кто-нибудь имел представление, кто это — Око!

— Неужели это правда? Правда, Элмо? — с любопытством спросила Лиз. — Но Цим наверняка знает, кто пишет эту колонку! Он должен знать!

Я покачал головой:

— Папа понятия не имеет, — сказал я. — Голову даю на отсечение.

— Ну да, значит, он пишет ее сам! — торжествующе крикнул Ник. — Спорю на миллион баксов!

— Ты проиграешь, — возразил я. — Если бы папа писал сам, я бы это знал. Этот материал появляется в редакции каждую неделю в коричневом конверте, адресованном ему, точно так же, как было в первый раз. Он подписан: «Око», приходит обычной почтой, и на конверте почтовый штемпель Рейвен-Хилла. Кто присылает — абсолютно неизвестно.

— А как насчет оплаты, Циммер? — протянул Ник. Он думал поймать меня на этом.

— Мы не платим за материал, — ответил я. — А как мы можем? Хотели бы мы знать, кому платить... Папа только читает колонку, чтобы удостовериться, что там все в порядке, и отправляет ее в набор. Вот и вся история.

— Вы не платите за нее? — пробормотал Ник, задумчиво сощурив темные глаза. — Это странно. Прошел лишь месяц, а все начинают читать газету с нее. Око могло бы заработать кучу денег — Цим хорошо платит за хороший материал. Он должен знать, что сейчас это лучшая колонка в газете.

Я ничего не сказал. Ник имел обыкновение использовать любую возможность, чтобы унизить газету «Перо». Меня это просто сводило с ума. Око кое-что добавило к газете, это точно. Но в ней и без того было немало хорошего.

Санни пожала плечами.

— Мало ли кто это может быть!

— Не «мало ли кто», — возразил Ник. Теперь он тоже заинтересовался, я это чувствовал. — В колонке намешаны обрывки всяческой информации. Все, что угодно, — от драки в цветочном клубе до пожара в пожарной части или беглых коз в парке. Око — это кто-то, знающий массу вещей, которых другие не знают.

— Ну, я не думаю, что Око такое уж всевидящее, — вставила Ришель, широко открыв свои большие голубые глаза. — Вот, например, о большой драке в цветочном клубе мы слышали еще до того, как это появилось в колонке. Мама рассказала об этом мне, а я — вам. Мама говорила, что это было ужасно. Она говорила...

— Ах, дорогая, — запричитал Том, качая головой, — представь себе мордобой среди маргариток. Фингалы среди фиалок. Избиение среди ирисов. Разбой среди роз. Скандал среди... э...

— Сирени, — подсказала Санни. — А я вот слышала о белом какаду, который изгрыз оконные рамы у одной женщины. Об этом говорили в гимнастическом зале пару недель назад.

К этому времени мы подошли к одному из перекрестков в дальнем конце Рейвен-Хиллского шоссе, где стояли большие старые дома. Лиз остановилась и нашарила в кармане смятый клочок бумаги.

— Вот что интересно, — нетерпеливо сказала она, оглядываясь вокруг, — даже вне школы и нашей компании большинство из нас каждую неделю слышит одну или две истории Ока. И другие, думаю, тоже. А Око соединяет их. Вот это поразительно! Прямо какая-то загадка! Послушайте, ребята, мы здесь сворачиваем. Вон дом Дриск-Хэскелл, такой большой, белый.

Мы немножко поглазели на громадный особняк перед нами. Затем Том согнулся и вздернул одно плечо, притворяясь бедным, униженным чернорабочим.