Во-первых, было непонятно, где именно выставлять минные банки – проложить точные курсы японцев никто не догадался…

Во-вторых, глубины! Длины минрепов на реальных курсах японцев – просто могло не хватить, а ставить мины под берегом – это всё равно что искать потерянный ключ под фонарём, потому что там светлее…

В-третьих, лишних мин просто не было! Когда-то прибудут обещанные Государем…

Но…«Задробить» проявленную инициативу – Макаров считал преступлением. Потому что офицер – пришёл сам, и этот офицер был готов выйти в море на бой с врагом… сегодня погасишь такой порыв, а завтра? Пойдут ли за тобой офицеры и матросы? Когда ты их поведёшь в последний и решительный бой?

Мин – жалко… ну пусть выставит штук пятьдесят… как раз на два десятка минных банок… может, и налетит какая-нибудь «Чихао»… чем чёрт не шутит…

«Согласен, голубчик… только вот будьте пожалуйста, предельно осторожны…»

… Около двух часов ночи «Амур» вышел на минную постановку. Это был второй выход Степанова в эту войну – и шанс реабилитировать себя он упускать был не намерен. Перед выходом поэтому мухой слетал к «бакланам» – береговым армейским артиллеристам, на Золотой горе опрокинул стопочку с командиром сигнального поста… Просто вываливать мины в чёрные волны – он был не настроен!

… С тихим лязгом продвигались мины одна за другой… Над морем шёл мелкий дождь, низкие тучи скрывали видимость… и поэтому Степанов всё-таки выставил падающие с кормы «Амура» рогатые шары вовсе не там, где планировал… а гораздо мористее…

Опускаясь на дно, стопоры минрепов отдавались, и вьюшка, разматываясь, позволяла минам всплывать – увы! Слишком большая глубина! И поэтому мины замирали слишком глубоко – совершенно безопасно для японских кораблей…

Около четырёх часов утра, «Амур», никем не замеченный, вернулся в гавань… и то хорошо, что без потерь и происшествий.

На следующее утро, погода стояла великолепная. Ясное небо, температура +2, 5 Реомюра; ни волны, ни зыби; чуть тянул слабый ветерок от SW.

Прямо на юг, очень далеко, милях в 10-12, чуть обрисовывались над горизонтом трубы и мачты японцев. Можно было, однако же, разобрать, что это броненосцы и броненосные крейсера, двумя отрядами приближавшиеся к Порт-Артуру. На юго-восток, много ближе, виднелись «собачки». Впереди и около них суетились отряды миноносцев.

В 8 ч. 45 м. броненосцы, приблизившись миль на 8, повернули на запад.

В 9 ч. 35 м. броненосцы, как и прошлый раз, начали свои рейсы к югу от Ляотешана, в определенном пункте разряжая 12-дюймовки по Артуру. Надо думать, они немало удивились, убедившись, что этому занятию уже нельзя предаваться безнаказанно.

Им отвечали. Стреляли из бассейнов «Ретвизан», «Пересвет» и «Победа». Наши имели теоретически даже некоторое преимущество, потому что японцы стреляли на ходу, по площади, а у нас броненосцы стояли на строго определенном месте и вели перекидную стрельбу, как сухопутная батарея, руководствуясь беспрерывными указаниями с наблюдательных пунктов.

Однако, кроме некоторого беспокойства, слабо организованная и дурно управляемая стрельба русских японцам не принесла…

Решив, однако, сменить боевой курс – японский командующий приказал поднять оговоренный флажной сигнал…

Как на учениях в Токийском заливе, две «собачки» завели за корму длинные тросы, и начали протраливать новый район… они могли бы этого не делать! Потому что их импровизированные тралы проходили беспрепятственно над бесполезно выставленными русскими минами…

… Владелец Коломенской фабрики тросов (станция Голутвин Московско-Рязанской железной дороги, основана в 1773 году) исповедовал извечный принцип:«Казна – как бесхозная корова! Её только ленивый не доит!»

Поэтому при изготовлении казённого заказа, почёсывая великолепные пейсы, он внушал своему приказчику:«Слюшайте сюда, Моня… мало ли што эти гои написали в своих бумажках? Восемнадцать прядей, восемнадцать прядей… Азохан вей! Ежели я буду ставить за эти деньги восемнадцать прядей, то мине лично понадобится девятнадцатая, чтобы удавиться, как тому Иуде из Кариота… ой, да не будьте Ви, как дитя! Чуть-чуть потоньше, чуть-чуть пожиже…»

А как Вы думаете, от чего всплыла мина, погубившая «Енисей»? Вот от того же, что минрепы просто не держали…

Не удержали они – и на этот раз…

… На мостике «Микасы» адмирал Того рассматривал в подзорную трубу выход из гавани Артура… не появится ли и на этот раз сумасшедший русский адмирал? Хотелось бы! Интересный противник… встретиться бы с ним в бою, разгромить, взять в плен – а потом предать почётной, мучительной смерти!

«Флаг-офицер! Поворачиваем на курс три…»

… Катастрофа развивалась своим неторопливым порядком… дно броненосца коснулось свинцового колпачка одной из стремительно всплывающей связки мин, смяло его, как скорлупку куриного яйца… лопнула склянка с жидкостью Гренэ и залила батарейку… электрический ток раскалил мостик платино-игольчатого запала… пироксилиновый заряд сработал, от чего сдетонировали две другие мины… образовавшийся пузырь раскалённых газов рванулся во все стороны – в том числе и вверх – проломил первое дно, прошёл междонное пространство, проломил второе дно, проломил палубу – и там, глубоко в низах, далеко под ватерлинией – вторгся в заботливо сберегаемый зарядный погреб «Микасы»…

А заряды хранились – по английски, в шёлковых картузах… разумеется, надёжнее немецкая система – в латунных гильзах… но только шёлка в Империи Ниххон благодаря китайской принцессе, перевёзшей в высокой причёске куколки шелкопряда в подарок японскому принцу – было относительно много, а вот лишней латуни – не было совсем!

На мостике броненосца заметили, как из носовой башни вдруг рванулся столб чёрного дыма, подсвеченный жёлто-оранжевым… как будто орудия произвели залп… а потом – там, глубоко внизу – бушующее, всё сжигающее на своём пути пламя прорвалось к снарядному погребу…

Взрывчатое вещество в виде плотной мелкозернистой массы, получаемой из пикриновой кислоты. Вот что такое Симосе…

Симосэ стала применяться с 1893 года, использовалась практически по всех видах боеприпасов. К началу Русско-японской войны все современные артиллерийские системы крупнее 76-мм калибра получили бронебойные и фугасные снаряды с пикриновым снаряжением, шрапнель и болванки из боекомплектов исключили. Причём и 12-дюймовые бронебойные производились в Японии. Старые снаряды сохранили только для старых пушек.

Использование «пикринки» в бронебойных снарядах повергло англичан в глубокое изумление. Ещё больше удивили их японские разъяснения причин такого решения. Оказалось, что исключительно «шимозное» снаряжение было принято из расчёта ведения решительного боя на дистанции 3000 ярдов, когда можно выбирать на корабле противника слабо защищенные места (ничего не напоминает?).

Атташе сделали вывод, что бои на дальних дистанциях стали для японцев не меньшим сюрпризом, чем для русских. Что же касается сомнительной бронебойности такой конструкции, то «по утверждению профессора Шимосе, пробитие и взрыв будут происходить одновременно».

Боевой опыт первых месяцев войны показал несостоятельность концепции. Пикриновые бронебойные снаряды вызывали массу нареканий со стороны морских артиллеристов. В феврале 1904 г. английский военный агент Джэксон сообщал в Департамент морской разведки, что японские офицеры в один голос твердят о непригодности существующих бронебойных снарядов и хотят получить в свои погреба «нормальные». Под «нормальными» предполагались снаряжённые порохом. «Но когда они будут изготовлены – неизвестно».

«Микаса» нормальных снарядов так и не дождалась…

Адьютант адмирала вспоминал, что катастрофа происходила совершенно бесшумно!

Сначала приподнялась, как крышка кипящей кастрюли, горизонтальная броня передней башни… потом спереди неё, около шпилей, верхняя палуба набухла чудовищным пузырём – который тут же и лопнул! И из огромной пробоины, как из жерла вулкана Иводзимы, извергся огненный поток раскалённых газов…