Больше в этой комнате ничего интересного не оказалось. Я вышел, собрал целую кипу разбросанных газет, отнес в ванную, поджег, а на обратном пути распахнул окно. После чего в святая святых снял со стены картину с изображением Древа Жизни и бросил ее в огонь. Потом выключил свет в ванной и закрыл за собой дверь. Никудышный из меня получился бы искусствовед.
Направившись к куче разных бумаг, сложенных на полках, я продолжил свои бесполезные поиски и успел просмотреть половину второй стопки, когда зазвонил телефон.
Казалось, мир вокруг замер, а мои мысли понеслись вскачь. Естественно. Именно сегодня я должен был прийти сюда и быть убитым. Существовала достаточно высокая вероятность, что если мне суждено было отправиться к праотцам, то к этому моменту моя смерть уже стала свершившимся фактом. Значит, это может звонить «Т», чтобы узнать, не пора ли опубликовать некрологи.
Я повернулся и заметил, что телефон стоит у окутанной тенями стены возле двери в спальню. Я сразу понял, что возьму трубку. Подойдя к аппарату, подождал, пока он позвонит два или три раза – от двенадцати до восемнадцати секунд, – чтобы сообразить, что скажу: сделаю какое-нибудь остроумное замечание, или это будет изысканное оскорбление, а еще лучше угроза… может быть, стоит прикинуться Мелманом и попытаться что-нибудь выведать… Несмотря на привлекательность первых вариантов, осмотрительность, лишающая жизнь удовольствия, продиктовала мне выбор, и я решил отвечать односложно, сделав вид, что ранен и задыхаюсь. Я поднял трубку, рассчитывая наконец услышать голос «Т» и выяснить, знаю ли я его.
– Алло? – сказал я.
– Ну? Дело сделано? – спросили меня.
Проклятое местоимение. Звонила женщина. Совсем не тот пол, зато вопрос тот самый.
Я тяжело вздохнул:
– Да.
– Что случилось?
– Я ранен, – прохрипел я.
– Серьезно?
– Полагаю. Кроме того… у меня кое-что есть. Лучше приходи… посмотреть.
– Что именно? Нечто принадлежащее ему?
– Да. Не могу говорить. Голова кружится. Приходи.
Я положил трубку и улыбнулся. Отлично сыграно. У меня возникло ощущение, что мне удалось ее обмануть.
Я пересек гостиную, пододвинул один из маленьких столиков с большой пепельницей к стулу, на котором уже сидел сегодня, устроился поудобнее и потянулся за трубкой. Время отдохнуть, вспомнить о пользе терпения, немного подумать.
Через несколько секунд я почувствовал знакомое, почти электрическое покалывание. Я тут же вскочил на ноги и, проклиная собственную глупость и отчаянно озираясь по сторонам, схватил пепельницу, так что окурки засвистели вокруг меня, словно пули.
Там! Перед красным занавесом, возле рояля. Обретая форму…
Я дождался, пока очертания станут более четкими, а потом с силой метнул пепельницу.
В следующее мгновение женщина уже была в комнате – высокая, рыжая, темноглазая, а в руках оружие, напоминающее автоматический пистолет 38-го калибра.
Пепельница ударила ее в живот, и женщина со стоном согнулась пополам.
Я оказался рядом прежде, чем она успела выпрямиться.
Вырвав пистолет, я отшвырнул его в сторону. Потом схватил женщину за запястья, резко развернул и усадил в ближайшее кресло. В левой руке она все еще держала карту. Я выхватил ее. На карте была изображена квартира Мелмана – тем же художником, что нарисовал Древо и карты, лежащие у меня в кармане.
– Кто ты? – прорычал я.
– Джасра, – огрызнулась она, – а ты мертвец.
Женщина широко открыла рот, и ее голова упала вниз. Влажные губы прикоснулись к моей левой руке, вцепившейся в ее правое запястье.
Вспышка мучительной боли. Казалось, она не укусила, а вогнала в мое тело раскаленный гвоздь.
Я отдернул руку. Движение получилось на удивление медленным и вялым. Холодное покалывание быстро распространялось к плечу. Левая рука повисла, точно плеть. Джасра легко высвободилась, улыбнулась, кончиками пальцев слегка подтолкнула меня в грудь.
И я упал. Мое тело сковала страшная слабость, оно вдруг перестало мне подчиняться. Ударившись об пол, я ничего не почувствовал и был вынужден приложить немалые усилия, чтобы повернуть голову и посмотреть на Джасру, которая поднялась на ноги.
– Желаю как следует насладиться, – проговорила она. – Когда придешь в себя, оставшаяся малая часть твоей жизни будет весьма неприятной и болезненной.
Джасра отошла в сторону, и я потерял ее из виду, а вскоре услышал, как она подняла телефонную трубку.
Я не сомневался, что она звонит «Т», и у меня не было никаких оснований не верить тому, что она сказала секунду назад. Что ж, придется встретиться с таинственным художником…
Художник! Я пошевелил пальцами правой руки. Они еще слушались… едва. Напрягая всю свою волю, я попробовал поднять руку к груди. И она, подергиваясь, медленно поползла к цели. Наконец мне удалось перевернуться на левый бок, так что теперь я лежал спиной к женщине, которая в мгновение ока превратила меня в паралитика. Я надеялся, что Джасра не обратит внимания на мои жалкие конвульсии.
По мере приближения к нагрудному карману рука слабела все больше, потом начала дрожать. Прошли столетия, прежде чем я коснулся края колоды. Наконец я вытащил одну карту и повернул ее так, чтобы разглядеть рисунок. Голова у меня отчаянно кружилась, в глазах потемнело. Я не был уверен, что сумею совершить перенос. Откуда-то издалека доносился голос Джасры, но я был не в состоянии разобрать даже отдельные слова.
Я сосредоточился – как мог – на карте. Сфинкс присел отдохнуть на скалистом уступе. Я потянулся к нему. Казалось, мой разум обложен ватой. Сознание неотвратимо угасало, у меня остались силы лишь на одну последнюю попытку.
Я ощутил знакомый холодок, и мне показалось, что сфинкс слегка сдвинулся на своем каменном ложе. Меня подхватила черная волна, и я с благодарностью погрузился в нее.
На этом все кончилось.
Я очень медленно приходил в себя. Сознание вернулось, но конечности были по-прежнему налиты свинцом, а перед глазами клубился туман. Похоже, укус прелестной леди нес нервно-паралитический яд. Я попробовал пошевелить пальцами рук и ног, однако уверенности, что мне сопутствовал успех, не было. Тогда я решил сделать глубокий вдох. Это, во всяком случае, получилось.
Через некоторое время я услышал какой-то рев. Вскоре шум понемногу стих, и я сообразил, что это стучит в ушах моя собственная кровь. Потом я почувствовал, как бьется сердце, в глазах постепенно прояснилось. Бесформенные сгустки света и тьмы превратились в песок и скалы. Я замерз, меня начало трясти, а когда и это прошло, я понял, что могу двигаться, хотя ужасная слабость не давала подняться на ноги. Поэтому я решил еще немного полежать.
И вдруг я услышал какие-то звуки – кто-то шевелился немного впереди и надо мной. Непривычный запах долетел до моих ноздрей.
– Эй, ты проснулся? – Голос доносился оттуда же, откуда и загадочное шуршание.
Я посчитал, что мое состояние не позволяет мне ответить утвердительно на этот вопрос, и счел за лучшее промолчать. Жизнь еще не совсем вернулась в мое тело.
– Будь любезен, подай знак – ты меня слышишь? – снова заговорил таинственный незнакомец. – Я бы хотел продолжить.
Любопытство взяло вверх над осторожностью, и я поднял голову.
– Наконец-то! Я знал!
На серо-голубом уступе устроился голубой сфинкс – тело льва, большие перистые крылья плотно прижаты к бокам, лишенное признаков пола лицо смотрит прямо на меня. Он облизнул губы, и я увидел впечатляющие ряды зубов.
– Продолжить… что? – спросил я, медленно приподнимаясь, чтобы сесть, и стараясь при этом дышать как можно глубже.
– Задавать загадки, – ответил он. – Я это отлично умею делать.
– Сначала мне нужно все проверить, – сказал я, дожидаясь, когда восстановится кровообращение в руках и ногах.
– Извини. Но я вынужден настаивать.
Я потер укушенное предплечье и мрачно поглядел на сфинкса. Почти во всех известных мне историях эти создания пожирали людей, не сумевших ответить на их загадки. Я покачал головой.