Человек простирается у его ног и не движется, пока Хозяин не обращается к нему.

— Ты можешь приветствовать меня и встать, — раздаются слова, каждое из них — резкий всплеск среди шумного придыхания.

— Славься, Анубис, Хозяин Дома Мертвых, — говорит человек и встает.

Анубис едва заметно кивает своей черной мордой, внутри нее сверкают белоснежные клыки. Алая молния, язык, выстреливает вперед, возвращается в пасть. Тогда встает псоглавец, и соскальзывают тени с его обнаженного мужского тела.

Он поднимает левую руку, и в Зал проникает гудящий звук и разносит его слова сквозь мерцающий свет и дым.

— Вы, мертвые, — говорит он, — будете сегодня развлекаться, дабы доставить мне удовольствие. Пища и вино проникнут сквозь ваши мертвые губы, хотя вы и не почувствуете их вкус. Ими наполнятся ваши мертвые желудки, ваши мертвые ноги пустятся в пляс. Ваши мертвые уста будут произносить слова, в которых для вас не будет никакого смысла, и вы будете сжимать друг друга в объятиях безо всякого удовольствия. Вы споете для меня, если я захочу. И вы уляжетесь обратно в могилы, когда я того пожелаю.

Он поднимает правую руку.

— Пусть же празднество начнется, — говорит он и хлопает в ладоши.

И тут же между колонн проскальзывают столы, уставленные яствами и напитками, а в воздухе разливается музыка.

И, подчиняясь его приказу, шевелятся мертвые.

— Ты можешь присоединиться к ним, — говорит Анубис человеку и садится обратно на трон.

Человек подходит к ближайшему столу, что-то съедает и выпивает бокал вина. Мертвецы танцуют вокруг него, но он с ними не танцует. Они шумят, но лишены слова их всякого смысла, и он в них не вслушивается. Он наливает себе еще один бокал вина, и Анубис не отрываясь следит, как он его выпивает. Он наливает себе и в третий раз; он медленно тянет вино, уставившись внутрь бокала.

Он не знает, сколько прошло времени, когда Анубис говорит:

— Слуга!

Он встает, поворачивается.

— Подойди! — говорит Анубис, и он послушно подходит.

— Можешь стоять. Ты знаешь, что сегодня за ночь?

— Да, Хозяин. Канун Тысячелетия.

— Твоего Тысячелетия. Сегодня мы празднуем годовщину. Ты отслужил мне полновесную тысячу лет здесь, в Доме Мертвых. Ты доволен?

— Да, Хозяин…

— Помнишь ли ты мое обещание?

— Да. Ты сказал, что если я верой и правдой отслужу тебе тысячу лет, ты вернешь мне мое имя. Скажешь мне, кем был я в Срединных Мирах Жизни.

— Извини, но я этого не говорил.

— Ты?..

— Я сказал, что дам тебе имя — какое-то имя; это же совсем не то.

— Но я думал…

— Какое мне дело, что ты думал. Ты хочешь имя?

— Да, Хозяин…

— …Но ты бы предпочел прежнее? К этому ты клонишь?

— Да.

— Неужто ты в самом деле думаешь, что кто-то, быть может, помнит твое имя спустя десять столетий? Полагаешь, что был достаточно важной фигурой в Срединных Мирах, чтобы кто-то записал твое имя; что оно для кого-то что-то значит?

— Не знаю.

— И все же ты хочешь его назад?

— Если дозволено будет мне получить его, Хозяин.

— Почему же? Почему ты его хочешь?

— Потому что я ничего не помню о Мирах Жизни. Мне хотелось бы узнать, кем я был, когда обитал там.

— Зачем? С какой целью?

— Мне нечего ответить, ибо я не знаю.

— Ты же знаешь, — говорит Анубис, — что из всех мертвых я полностью вернул сознание, чтобы взять на службу, только тебе. Ты, наверно, думаешь, что за этим что-то кроется?

— Я часто спрашивал себя, почему ты так поступил.

— Ну так позволь, я тебя успокою: ты — ничто. Ты был ничем. Тебя никто не помнит. Твое смертное имя ничего не значит.

Человек опускает глаза.

— Ты сомневаешься в моих словах?

— Нет, Хозяин…

— А почему?

— Потому что ты не лжешь.

— Ну так я покажу тебе это. Я стер твои воспоминания о жизни только потому, что среди мертвых они причиняли бы тебе боль. А теперь я покажу тебе, насколько ты безвестен. Здесь, в этом зале, больше пяти тысяч мертвецов — из всевозможных эпох и мест.

Анубис встает, и его голос доносится до всех присутствующих в Зале.

— Слушайте меня, слизни. Поглядите на этого человека, что стоит пред моим троном. А ты обернись-ка к ним лицом.

Человек оборачивается.

— Знай, человек, что сегодня на тебе не то тело, в котором спал ты прошлую ночь. Сейчас ты выглядишь точно так же, как и тысячу лет назад, когда вступил в Дом Мертвых.

Мои верные мертвые, найдется ли здесь среди вас кто-нибудь, кто, глядя на этого человека, узнает его? Золотая девушка делает шаг вперед.

— Я знаю этого человека, — говорит она, едва шевеля оранжевыми губами, — ведь это он говорил со мной в другом зале.

— Об этом мне известно, — говорит Анубис, — но кто он?

— Он тот, кто заговорил со мной.

— Это не ответ. Ступай трахаться вон с той фиолетовой ящерицей. — Ну а ты, старик?

— Он говорил и со мной.

— Знаю. Можешь ли ты назвать его?

— Не могу.

— Тогда ступай плясать на том столе и не забудь полить вином себе голову. Ну а ты, Черныш?

— Этот человек говорил и со мной тоже.

— Ты знаешь его имя?

— Не знал, когда он спросил меня…

— Так сгори! — кричит Анубис, и пламя падает с потолка, плещет из стен, и от черного карлика остается лишь горсточка пепла, которая легким облачком рассеивается над иолом, лаская щиколотки замерших танцоров, перед тем как пасть прахом.

— Видишь? — говорит Анубис. — Некому назвать тебя твоим прежним именем.

— Вижу, — говорит человек. — Но последний вроде бы собирался сказать еще что-то…

— Вздор! Тебя никто не знает и знать не желает. Кроме меня — поскольку сведущ ты в многообразном искусстве бальзамирования и слагаешь подчас недурные эпитафии.

— Спасибо, Хозяин.

— Какой тебе здесь прок от имени и воспоминаний?

— Никакого, наверное.

— И все же ты желаешь имя — ну так я его тебе дам. Вынь свой кинжал.

Человек обнажает лезвие висящего у него на левом боку кинжала.

— Отрежь теперь себе большой палец.

— Который, Хозяин?

— Левый вполне сгодится.

Человек закусывает нижнюю губу и чуть жмурится, с усилием прижимая острие к суставу своего большого пальца. Кровь течет на пол. Она стекает по лезвию кинжала и тонюсенькой струйкой льется с его острия. Человек падает на колени и продолжает резать, слезы катятся у него по щекам и, падая вниз, смешиваются с кровью. Он судорожно глотает воздух широко открытым ртом, а один раз у него вырывается всхлипывание.

Но вот…

— Готово, — говорит он. — Вот!

Он бросает кинжал и протягивает Анубису свой палец.

— Мне он ни к чему! Брось его в огонь!

Правой рукой бросает человек свой палец в жаровню. Пламя трещит, шипит, ярко вспыхивает.

— Теперь собери в левую пригоршню свою кровь. Человек так и поступает.

— Теперь подними руку над головой и окропи себя. Он поднимает руку, и кровь стекает ему на лоб.

— Теперь повторяй за мной: «Я нарекаю себя…»

— «Я нарекаю себя…»

— «Вэйкимом из Дома Мертвых…»

— «Вэйкимом из Дома Мертвых…»

— «Во имя Анубиса…»

— «Во имя Анубиса…»

— «Вэйкимом…»

— «Вэйкимом…»

— «Посланником Анубиса в Срединные Миры…»

— «Посланником Анубиса в Срединные Миры…»

— «…и за их пределы».

— «…и за их пределы».

— Слушайте же меня теперь, о мертвые: я нарекаю этого человека — Вэйким. Повторите его имя!

— Вэйким. — произносят мертвые губы.

— Да будет так! Теперь ты наречен, Вэйким, — говорит Анубис. — И стало быть, надлежит, дабы прочувствовал ты свое рождение в мире имен, чтобы ушел иным, чем прежде, о мой новоназванный!

Анубис поднимает руки над головой и опускает их вниз.

— Продолжайте танцевать! — приказывает он мертвым.

И они опять принимаются двигаться в такт музыке. В зал вкатывается членорезка, за ней следует автопротезист.

Вэйким отворачивается от них, но они подъезжают к нему вплотную и останавливаются.