«Сутки, двое, трое… С выжженными глазами, одержимый безумием, я навечно врезал свои следы в Долину. Но раны одолевают меня, а дороге все нет конца».

Он опять приподнимает голову.

«Они убивают меня — чудовища земли и неба. Убивают. Но я веду. Я достигаю цели, передаю сообщение и прощаюсь с жизнью. Мне пора идти — уж скоро рассвет. А ты ступай через эту дверь».

Он встает и покидает машину, а священник выходит. Лес, и ничего больше вокруг, потому что машина исчезает, хотя звук работающего мотора слышится еще долго.

«Странные происходят вещи. Я не засну. Я буду молиться».

Священник склоняет голову и так стоит, в безмолвии, несколько минут.

Опять появляется человек в маске. Его голова забинтована. Кажется, он говорит: «Ветры усиливаются, тучи затягивают небо, и ночь темна. Дикий ветер прочесывает лес. Ветви качаются. Луна не всходит до зари, а потом она не видна. Нет ни тишины, ни покоя».

«Назови свое имя».

Человек подносит руку к маске и прикрывает ее. — Брейди. Дай мне покой.

Потом маска и бинты летят на землю, на них падает серая одежда. На востоке зарождается день. Среди грохота звучат слова:

«Он был ранен, и сила его духа ослабла, подобно росе, которая даже сейчас испаряется».

Кричит петух, начинает светать.

Он укрылся под сенью деревьев — под сенью деревьев спрятал себя.

Сон уходит, а куда — тоже неизвестно.

Первое, что он увидел, очнувшись, была засохшая корка крови на боку. Левая рука распухла и посинела.

Пальцы на ней вздулись и задеревенели. Когда Таннер попытался их согнуть, то чуть не закричал от боли. Голова раскалывалась, во рту стоял привкус бензина. Борода подгорела, правый глаз затек и почти не открывался. Таннер был таким усталым и разбитым, что долгое время лежал без движения, не в силах шевельнуться.

— Корни… — пробормотал он и затем: — Черт побери!..

В памяти вдруг всплыло все, что произошло, и перед глазами живо встали яркие картины.

Таннер задрожал, и не только от сырого тумана. Влага пропитала брезентовые штаны, ноги замерзли. Тьма стояла кромешная. Вдали послышался шум проходящей машины.

Таннер с трудом перевернулся на живот и положил голову на локоть. Мысленно он вернулся в свою тюремную камеру — теперь она казалась почти раем. Потом он подумал о Денни — тому, должно быть, сейчас тоже плохо. Таннер скривился от боли — наверное, сломана пара ребер. И еще он подумал о чудовищных тварях юго-запада и о темноглазом Греге… Его мысли вернулись к Лос-Анджелесу и к Побережью, к старой банде, к Большому Рейду. Все, с этим покончено навсегда… Потом мимо прошла Корни, и на груди ее запеклась кровь. Он яростно пожевал бороду и крепко зажмурил глаза. Могли бы вместе добраться до Бостона… Сколько еще осталось?

Таннер приподнялся и пополз вперед. Он полз, пока не почувствовал перед собой что-то твердое. Дерево. Сел, привалился к нему спиной и дрожащей рукой полез в карман куртки. Из смятой пачки вытащил сигарету, разгладил и вспомнил, что зажигалка осталась где-то на дороге. Таннер ощупал карманы и нашел отсыревший коробок. Третья спичка зажглась. Глубоко затянулся… Неожиданно начался озноб, захлестнула волна лихорадки. Он судорожно закашлялся, расстегнул воротник и почувствовал во рту вкус крови.

Все его оружие исчезло, кроме непосильно тяжелой гранаты на поясе.

Наверху во тьме раздалось громыхание. После шестой затяжки сигарета выскользнула из пальцев и зашипела на влажном мхе. Голова Таннера упала на грудь, и все исчезло.

Наверное, была буря. Он не помнил. Он очнулся, лежа на правом боку, спиной к дереву. Ветер унес туман, и в небе светило розовое полуденное солнце. Издалека доносилось щебетание птиц. Таннер выдавил ругательство и почувствовал, как пересохло горло, страшно хотелось пить. Он подполз к мутной луже и утолил жажду.

Немного отдохнув, он поднялся на ноги, добрел до спрятанного мотоцикла и там дрожащими руками зажег сигарету.

Часы были разбиты, и Таннер понятия не имел, сколько сейчас времени. Когда он тронулся в путь, солнце уже скатывалось к горизонту. В ушах свистел ветер, как бы ограждая от непрошеных мыслей. Сзади к багажнику был надежно привязан груз. Таннеру представилось, как кто-то открывает ящик и находит там груду разбитых ампул… Он попеременно хохотал и ругался.

Попадались встречные машины, но ни одна не ехала к городу. Дорога была в отличном состоянии. По сторонам стояли дома; Таннер не останавливался. Больше он вообще не собирался останавливаться — если не остановят…

Солнце опустилось еще ниже, и небо потемнело. Судя по дорожному указателю, до Бостона оставалось восемнадцать миль.

Через десять минут Таннер зажег фару. Затем он поднялся на пригорок и, перед тем как начать спуск, немного притормозил.

Далеко внизу сияли огни, и чуть слышно раздавался мерный колокольный звон. Бьющий в лицо ветер донес знакомый запах морской соли.

Солнце скрылось за холмом, и Таннер ехал в бесконечной тьме. Высоко в небе, меж двух черных полос, появилась звездочка… Теперь огни мерцали и по сторонам, дома стояли теснее и придвинулись ближе к шоссе.

Он уже почти на месте. К кому обратиться в городе? В Лос-Анджелесе ему этого не сказали.

Улица была тиха и безлюдна. Таннер нажал на клаксон, и между зданиями покатилось гулкое эхо. В доме слева светилось окно.

Таннер остановился, перешел улицу и заколотил в дверь. Один телефонный звонок — и дело сделано.

Изнутри не раздавалось ни звука. Он толкнул дверь и обнаружил, что она заперта. Может быть, тут все умерли? Может быть, уже вообще не осталось живых?.. Придется вламываться.

Таннер сходил к мотоциклу за отверткой и вернулся к двери.

Выстрел и звук двигателя он услышал одновременно. Таннер быстро повернулся и стал спиной к стене, сжав в руке гранату.

— Стой! — раздалось из мегафона на подъехавшей машине. — Стреляем без предупреждения!

Таннер покорно поднял руки на уровень головы. В машине было двое полицейских, и тот, кто сидел на месте пассажира, нацеливал в живот Таннера револьвер.

— Ты арестован, — объявил он.

Водитель вылез из машины, обогнул ее спереди и медленно приблизился, позвякивая наручниками.

— Ну-ка, давай ручки…

И Таннер протянул ему чеку от гранаты. Полицейский тупо уставился на нее, а потом в его глазах вспыхнул ужас.

— У него бомба! Таннер криво улыбнулся.

— Заткнитесь и слушайте. Или стреляйте, и тогда вместе отправимся на тот свет. Мне надо добраться до телефона. Ящик на багажнике мотоцикла полон сыворотки Хавкина… Я привез ее из Лос-Анджелеса.

— По Долине на мотоцикле?!

— Моя машина сдохла на полпути от Олбани, как и те ребята, которые хотели меня остановить. А теперь заберите лекарство и доставьте его куда следует.

— Как вы себя чувствуете, мистер?

— Мне нездоровится. — Таннер выдавил улыбку. — Пока держусь, но рука устала. — Он вытащил из куртки письмо и передал его полицейскому с наручниками. — Моя амнистия. Выдана Калифорнией на прошлой неделе.

Полицейский открыл конверт и вытащил бумагу.

— Похоже на правду, — произнес он. — Выходит, Брейди доехал…

— Брейди мертв, — оборвал его Таннер. — Послушайте, мне плохо. Сделайте что-нибудь!

— О Боже, держите ее крепко! Садитесь в машину! Сейчас, мы только снимем ящик — это одна минута! Потом подскочим к реке, и вы бросите гранату. А пока держите ее изо всех сил!

Они отвязали ящик с лекарством и поставили на заднее сиденье. Правое переднее стекло опустили, и Таннер сел рядом с водителем, высунув руку наружу. Взревела сирена.

Боль постепенно распространялась по всей руке до плеча. Как приятно было бы разжать пальцы…

— Где вы тут держите свою поганую реку?

— Еще чуть-чуть, осталось совсем немного.

— Поспешите… — выдавил Таннер.

— Заедем на мост — и бросайте как можно дальше.

— Проклятье, у меня нет сил…

— Жми, Джерри!

— Я жму, кретин, но мы не на крыльях!