Ицко-Матео щелкнул карманной гильотинкой и протянул ее Йоргу; тот в ответ поднес шефу длинную горящую спичку.
– Аромат очень даже…
– Да, ваша милость, табак недурен, уж слишком много лет ушло именно на этот сорт.
Юрист кивнул и с явным удовольствием поднял тяжелый стакан:
– Что ж, тогда выпьем за терпение, приводящее к достойным результатам. Мне, знаете ли, терпенья не занимать…
– Я догадываюсь, ваша милость. Карьера сенатского поверенного требует большого самообладания. Я бы не справился.
– Вы, майор? Что ж, может быть. Я-то точно не справился бы с вашими делами. Для такого рода службы нужна фантазия, полет мысли, а у меня нет ничего, кроме усидчивости и некоторой интуиции. Вы, кстати, часто бывали в Порт-Кассандане?
– Заносило по службе.
– Город больших возможностей, майор…
– Безусловно, ваша милость. Но мрачные рожи аборигенов меня иногда просто пугают.
– Как вы сказали, мрачные рожи? – Ицко-Матео искренне расхохотался и поставил опустевший стакан на столик. – Н-да, мне они тоже иногда кажутся излишне серьезными. Впрочем, не нам их судить.
Коптер набрал высоту, движки развернулись для горизонтальной тяги, и бесконечные разноцветные поля департамента Ной-Венеции исчезли из виду, скрывшись под облаками. Здесь, пожалуй, Йоргу нравилось больше, чем где-либо еще, не считая родного Сент-Илера. Он не упускал случая выматериться по поводу немыслимой, на его взгляд, дороговизны всего и вся, но мягкий субтропический климат, добросердечные люди, тишина и чистота столицы богатейшего аграрного пояса, – все это делало Ной-Венецию весьма привлекательным местом. Оказавшись здесь в лейтенантской юности, он получил служебную квартирку в не слишком жирном, но все же респектабельном приморском районе и долго не мог привыкнуть к некоторым нюансам своего нового бытия. На службу, как выяснилось, можно было ездить в форме, потому что участковый капитан, в принципе, не умел держать язык за зубами, и уже через месяц престарелые леди, ковыряющиеся в саду их десятиэтажного кондоминиума, начали приветствовать его «милорд лейтенант»; неделей позже ему представились, случайно встретившись во дворе: местный терапевт с частной практикой («Для приезжих наш климат может быть коварен… о нет, милорд, я не смею намекать, но если что, ко мне ближе, чем в госпиталь, а вас я приму в любое время суток!»), хозяин местного таксопарка («Мало ли что, милорд, вот вам карточка: будет надо, я приеду сам, и даже на лимузине»), хозяин лучшего бара и, как положено, содержательница борделя. Испугавшись, Йорг сперва решил написать рапорт по начальству, однако через некоторое время понял: соседи вовсе не лезли в его дела, они просто стремились помочь юному офицеру с другой планеты, оказавшемуся в новом для него мире. Здесь все друг друга знали и раскланивались при встрече. После того как лейтенант Детеринг приволок в полицейский участок двух завязанных в узел громил, которые у него на глазах дубасили таксимэна дядюшку Саркиса (Саркис передал дела ночному диспетчеру и решил прогуляться пешком, а Йорг возвращался домой после затянувшегося совещания), старушки перестали воспринимать его в качестве юноши. Теперь он ходил в бар дядюшки Тоби с девочками из заведения тети Сони, что отнюдь не считалось безнравственным – офицер! – а когда в один прекрасный день Йорг Детеринг вышел из лимузина с новенькими погонами первого лейтенанта на плечах белого парадного мундира, старушенции, все так же хлопотавшие в саду, бросились собирать для него цветы…
Стремительно приближающийся двадцатимиллионный мегаполис Порт-Кассандана с пробивающими облака небоскребами, со вторым – после аврорского Портленда – космопортом Империи Человечества, с уникальной концентрацией миллиардеров на квадратный метр выглядел для Детеринга одним сплошным нужником.
В этом городе делали деньги. Деньги! – и сравниться с ним могли лишь деловые центры Старого Корвара. Корварских бизнесменов, впрочем, на Кассандане хватало. Невероятно богатый мир, не «подаренный», а самостоятельно открытый одним из первых человеческих экипажей, со временем превратился в роскошный парк, где густые леса севера мирно соседствовали с агропоясами субтропиков, засеянными пригодными для хомо культурами, а синие океаны юга давали миллионы и миллионы тонн превосходных морепродуктов. Первые кассанданские колонисты, совершенно очарованные планетой, приложили немало усилий для сохранения ее в первозданном виде, и это им удалось: в отличие от Орегона, Кассандане оставили «почти все». Три столетия колонизации мало изменили облик великолепного мира: выросшие города отнюдь не отравили ни воды, ни воздух, миллиарды людей заняли свое место в экосистеме с чрезвычайной осторожностью.
Порт-Кассандана считался в Империи «старым» городом. Для того чтобы уйти из заросшего небоскребами делового центра, стоит лишь придавить акселератор – и многополосный ситивэй унесет в маленький рай особнячков, украшенных изящными башенками ветрогенераторов. Всегда большие семьи под одной крышей, всегда участок на гектар; всегда своя вода и своя энергия: «Мы не зависим от Сената и его тарифов!» Всегда военные в роду, всегда «личная» история Имперских войн, и всегда гора незарегистрированного боевого оружия, включая нечеловеческий антиквариат колоссальной мощности…
– Так что? – поднял брови Ицко-Матео. – Вы что-то задумались, майор, нет? Как вам Порт-Кассандана?
– Быть может, – кивнул Детеринг. – Но это все равно не мое, вы же понимаете…
– Как знать, – поверенный чуть прищурился. – Если вы не станете возражать, я познакомлю вас с некоторыми людьми, которые могут оказать значительное влияние на вашу карьеру.
Йорг только усмехнулся, кивая в ответ. Конвертоплан пробил облака, скользя вниз: башни Порт-Кассанданы – серебряные, бронзовые, ослепительномедные, – уже сверкали впереди. По правому борту возник и тут же исчез громадный лидданский транспорт, стремительно уходящий на орбиту. Йорг повернулся: новый космопорт превосходил размерами знакомый ему порт Ойсмолла. Судя по количеству кораблей на поле, Кассандана уже могла соперничать с Линдаллу. Увиденное вызвало у него усмешку: вспомнилась брошюра некогда популярного социолога, который стер пальцы, вопия об ужасающих последствиях очередного беби-бума, случившегося в первые послевоенные годы. Солдаты, сумевшие вернуться домой, мечтали о пяти сыновьях, а дочерей никто и не считал. Несколько десятилетий, и – новые университеты, новые космопорты, новые земли, новая Империя…
А новое поколение, избавленное эпохой от предрассудков первопроходцев, оказалось на порядок мобильнее отцов. Прадеды ферму либо отвоевывали у природы, либо на нее копили. Деды покупали; отцы размышляли о лицензии на окрестные, пока еще не тронутые земли и полжизни на эту лицензию работали. Юная имперская поросль, прагматичная и романтичная одновременно, стремилась получить не только университетский диплом, но еще и свидетельство об овладении несколькими аграрными специальностями. Владение землей – пусть крохотным ее клочком, – стало считаться сверхпрестижным. Молодые гражданские инженеры, экономисты, юристы и прочие уже не стремились закрепиться в крупных городах. Если раньше, в былые довоенные времена, выпускник университета костьми ложился, чтобы к сорока годам купить крохотную квартирку в центре мегаполиса и, наконец, жениться, то теперь все «ехали к папам»: акции транспортного машиностроения Империи летели к небесам. Кассандана стала первым из имперских миров, чей сенат отменил старый Транспортный Кодекс, запрещающий строительство наземных линий шире пяти полос. Кассандана же отменила ограничение скорости на хайвэях, что немедленно вызвало всплеск активности среди автопроизводителей.
Юный клерк, заканчивающий свой рабочий день в четыре, за десять минут достигал аэротранспортного портала; континентальному фотолету требовалось еще столько же, чтобы доставить его в недалекий городок, где на стоянке ждал своего часа мощный полноприводный универсал. Полчаса, максимум – час по шестнадцатиполосному хайвэю на скорости 250–280, еще немного по узкой дорожке, и – Джон с Дженни уже дома, на папиной ферме. А там уж – все, что пожелаешь. Хочешь сады, поля, огороды? Высаживай, ухаживай – достанется детям. Площадку для атмосферных машин любой категории, включая боевые? Нет проблем… Хочешь, чтобы дети катались на пони, а стерегли их гепарды? А кто тебе запретит?
