Немыслимо, невероятно! Пусть варвар был готов на все, чтобы защитить ее, но с таким же рвением он стремился защитить себя!

Должен быть какой-то иной способ.

Он поднялся и, выдернув рубашку из-за пояса брюк, продолжал расстегивать пуговицы.

Условия их брака, условия, определенные им самим, всплыли в памяти. Она дала ему все, что он хотел, все, кроме…

Голая, ничем не приукрашенная правда предстала перед ним.

Его взгляд уперся в смежную дверь. Пробормотав проклятие, он распахнул ее, вошел, но вспомнил Уоллеса и тут же постарался прикрыть ее плотнее.

Он не сразу разглядел ее в прошитой лунными лучами темноте. Она была по другую сторону кровати. Сидела в кресле, лицом к окну. Приближаясь, он успел заметить, как она украдкой вытерла глаза.

Он остановился у кресла:

— Почему ты не сказала мне?

Она подняла глаза.

— Что именно?

Несмотря на хриплый голос, ее недоумение казалось искренним.

— Ты беременна, — процедил он.

Ее широко распахнувшиеся глаза подсказали ему, что она знала, но сейчас, именно в этот момент, просто забыла. Ей было не до того.

Она полуобернулась к нему:

— Я… я не была уверена. Прошло так мало времени…

Они были женаты всего семь недель.

Противоречивые эмоции нахлынули на него с такой силой, что он пошатнулся, потрясенный до глубины души. Будущее только сейчас стало гораздо более опасным. Куда более заманчивым. Для него. А для нее?

Огромные глаза следили за ним, яркие, чересчур блестящие. Она ждала… ждала…

Но он не мог сосредоточиться. Мысли разбегались. Паника вновь завладела им. Он должен уберечь ее. Спасти. Любой ценой.

Он посмотрел в ее глаза. И не сумел объяснить. Не сумел найти слов. Не сумел выдавить ни единого звука — так безжалостны были клещи, сдавившие горло. Не сумел смириться с собственной уязвимостью. Если сейчас он попросит позволения остаться с ней, отвергнет ли она его? Возможно. Уедет ли она, если он прикажет? Нет, но все же нужно немедленно убрать ее отсюда. Необходимо.

Он набрал в грудь побольше воздуха. Мысленно препоясал чресла. Коротко кивнул.

— Утром я уезжаю в Лондон.

Ее губы потрясенно раскрылись. Но глаза тут же опасно блеснули.

— Неужели? Насколько я поняла, наше соглашение вступает в силу?

— Да. — Хорошо, что тьма скрывает написанную на его лице ложь. — Отныне мы идем разными дорогами. — Он повернулся, словно собираясь удалиться.

— Подожди!

Единственное слово полыхнуло яростью, но уже не холодной.

Она буквально взметнулась с кресла.

— Если ты едешь в Лондон, тогда и я отправляюсь туда же!

Он затаил дыхание, стараясь найти нужный тон.

— Не знал, что в столице у тебя есть знакомые.

— Не могу дождаться, пока заведу новых, — немедленно парировала она, вскинув голову. — Уверена, что многие мечтают подружиться с графиней Чиллингуорт.

Ему удалось не выказать своих чувств. Удалось поклониться с достаточным безразличием.

— Как скажешь.

Кажется, он услышал, как скрипнули ее зубы.

— Скажу! — воскликнула она, воздев руки к небу. — Я предложила тебе больше, чем ты просил. Больше того, что ты искал в браке. Я старалась быть понимающей и терпеливой. О, какой терпеливой я была! — Она металась по комнате, швыряя в него слова, словно булыжники. — Я ничего не требовала. Я не давила на тебя. Не просила. Не заставляла. Просто ждала, мучительно долго ждала, пока ты опомнишься. И что же? Нет! Ты заранее проложил свой путь, расписал по параграфам и пунктам свою супружескую жизнь еще до того, как меня встретил. И хотя действительность оказалась куда прекраснее, чем ты рассчитывал, переменил ты мнение? Нет! Ты слишком твердолоб, чтобы пересмотреть свои взгляды, даже если это в твоих же интересах! — Ее юбки взметнулись, когда она повернулась к нему: глаза горят, руки драматически жестикулируют. — Прекрасно! Что же, если ты настолько бесчувственный, чтобы грубо попрать то, что было и могло быть между нами, пусть будет так! Возвращайся в Лондон, к своим блестящим любовницам! Но я не позволю бросить меня здесь одну. Запереть в этом замке! Я тоже еду в Лондон и намереваюсь наслаждаться каждой минутой времени, проведенного там! Что подходит для гуся, то годится и для гусыни! Какой мерой мерите, такой и вам отмериться, милорд!

Не дожидаясь ответа, она повернулась спиной к нему. Бешенство раскалило окружающий ее воздух. Она подошла к окну и уставилась во мрак.

Джайлз немного выждал — было бы не слишком умно соглашаться сразу и потерять лицо — и только через несколько минут сказал холодно и спокойно:

— Как хочешь. Прикажи горничной собрать вещи. Я извещу слуг, что ты едешь со мной.

В продолжение ее тирады он держался в тени. Хитрость удалась. Он получил то, чего добивался, и еще кое-что. Истинную историю своей женитьбы. Признание в ее чувствах к нему.

Он услышал, как Франческа всхлипнула. Не оборачиваясь, она надменно склонила голову. Недовольно хмурясь, он открыл дверь в свою комнату, где по-прежнему терпеливо ожидал Уоллес.

— Ее светлость и я завтра как можно раньше едем в Лондон. В ближайшее время мы собираемся жить в столице. Позаботьтесь о сборах.

Уоллес поклонился.

— Как прикажете, сэр. — И, немного подумав, добавил: — Думаю, все будет готово часам к одиннадцати.

Джайлз кивнул:

— Можете идти. Больше вы мне сегодня не понадобитесь.

Уоллес снова поклонился.

Джайлз посмотрел ему вслед, обернулся и обнаружил стоявшую за спиной Франческу. Он закрыл дверь.

— Довольна?

Они стояли лицом к лицу, совсем близко. Она приподнялась на цыпочки так, что их глаза оказались на одном уровне. Похоже, гнев ее еще не улегся.

— Роулингсы так упрямы… — прошептала она и, резко повернувшись, покинула комнату в яростном шелесте шелка.

Сузив глаза, Джайлз наблюдал за ней. Что она хотела этим сказать? Ну да, она тоже Роулингс. Урожденная Роулингс.

Повернув ручку, он последовал за ней. В ее постель.

Она рисковала многим, поставив на то, что этот человек изменит свои взгляды.

На следующий день, сидя в покачивавшемся экипаже, Франческа получила наконец время подумать над этим неоспоримым фактом. Сообразить, чем она рисковала: будущим счастьем и всей жизнью, потому что слишком далеко зашла, чтобы пойти на попятный. Положила свое сердце на весы судьбы, позволив себе влюбиться в него. Но обратной дороги нет, ведь на карту поставлено не только ее будущее, но и его тоже. Она была уверена в своей правоте. Вопрос только в том, как заставить его увидеть правду. В этом-то и крылась основная трудность.

Как убедить его изменить мнение? Только этот вопрос занимал ее в пути. Только об этом она и думала. И еще о прошлой ночи. Хотя старалась выбросить эти мысли из головы.

Она пыталась все просчитать, увидеть на несколько шагов вперед, предусмотреть все возможности. Но перед глазами вставал он, в ту минуту, когда намотал ее волосы на кулак и привлек к себе. Откинул ее голову и припал к губам, как жаждущий — к ручью. Когда сорвал с нее шелка и набросился на нее, осыпая поцелуями каждую клеточку тела. Когда придавил к кровати и вонзился в нее с безжалостностью завоевателя. И она позволила ему. Прошла с ним каждый шаг пути. Соблазнительная, обольщающая, жестокая исступленная, жадная до собственного наслаждения, безрассудно его поощрявшая. Крепко прижимавшая его к себе, когда все кончилось, когда ураган стих и оставил их уставшими и опустошенными.

Она искоса взглянула на него. Точеный профиль. Спокойное лицо. Локоть упирается в выступ окна, ладонь подпирает подбородок. Глаза устремлены на мелькающие мимо улицы Лондона.

Она проснулась ночью и почувствовала, что он прижимает ее к себе, его грудь упирается в ее спину, пальцы распластаны по животу. Но когда утром ее разбудили сновавшие по спальне горничные, его уже не было. Суматоха не дала ей времени поразмыслить, не говоря уже о том, чтобы принять решение. Только когда они выехали из парка и Джейкобс повернул упряжку по дороге к столице, она смогла немного расслабиться.