Передернув плечами, он подставил под свет очередную страницу. Он сделал благородный поступок. И поскольку не готов любить ее, как она того хотела, лучше с самого начала дать это понять и не поощрять ее глупые мечты и заоблачные фантазии.
Сосредоточившись, он вынудил себя приняться за чтение.
Дверь открылась. Джайлз поднял голову. Из темноты возник Уоллес.
— Прошу извинить, милорд, но вам еще что-то угодно? Ее светлость поднялась наверх. Что-то упомянула насчет легкой головной боли. Желаете, чтобы сюда принесли чай?
Прошло несколько секунд, прежде чем Джайлз ответил:
— Нет. Ничего больше.
Уоллес почтительно поклонился:
— Спокойной ночи, милорд.
Джайлз невидяще уставился в противоположную стену и долго сидел так, прежде чем отодвинуть стул и подойти к высоким окнам. Шторы были раздвинуты. Лунный свет заливал газоны. Сад казался массой причудливо движущихся теней.
Он стоял и смотрел. Но в душе разгоралась битва.
Он не хотел обидеть ее и все же обидел. Она была его женой. Его. И он всеми силами старался уберечь ее. Но как уберечь от себя самого? От того факта, что у него имелись крайне веские причины не допускать любви в свою жизнь? Что его решение незыблемо? Что его нельзя поколебать? Что он давным-давно решил никогда больше не рисковать?
Последствия были чересчур ужасны. Второго такого несчастья ему не выдержать.
Что же, выбора нет. Ранить ее или пострадать самому, Он продолжал стоять у окна, глядя, как медленно плывет луна по небу. И когда отвернулся, загасил лампу и пошел к двери, остался всего лишь один, не дающий покоя, вопрос: до каких пределов простирается его трусость?!
Через четыре дня Франческа приоткрыла вторую дверь в библиотеку и заглянула внутрь. Вторая дверь находилась в боковом коридоре, подальше от стоявших на страже лакеев. При ее приближении они немедля распахивали любую дверь, чего дна в данном случае совершенно не желала.
Джайлза за столом не было. Стул пустой, на столешнице валяются книги…
Франческа приоткрыла дверь чуть шире. Его нет ни у окон, ни у полок.
Она поспешно вошла, тихо прикрыла дверь и двинулась вдоль полок, рассматривая корешки книг.
Она не делала ничего дурного, но хотела избежать лишних встреч с Джайлзом. Если он не желает впускать ее в свою жизнь, так тому и быть: она слишком горда, чтобы умолять. С того вечера, когда он предпочел удалиться в библиотеку, она старалась проводить с ним не больше времени, чем это диктовалось необходимостью.
Он по-прежнему приходил в ее постель и объятия каждую ночь, но это было совсем другое. Никто из них не позволял тому, что происходило в спальне, вмешиваться в их повседневное существование. В ту жизнь, которая текла вне стен спальни. По крайней мере в этом они были едины.
Она ни разу не посетила вдовий дом, хотя нуждалась в утешении и поддержке тетушки и свекрови. Но ведь они первым делом спросят, как она поживает, имея в виду, ладит ли она с мужем.
А ведь Франческа не знала, что ответить, не могла объяснить, что происходит. Он отверг ее. Оттолкнул, иначе и сказать нельзя. Для нее это стало настоящим ударом, но, как ни странно, она не теряла надежды. И не потеряет, пока он по-прежнему приходит к ней каждую ночь. Пока каждый день хмуро наблюдает за ней с выражением неуверенности в серых глазах.
Нет, она не потеряла надежду, но научилась держаться так же отчужденно. Хенни права: он скрытый тиран и терпеть не может просьб, приказов и уговоров. Нужно позволить ему найти собственную дорогу и молиться, чтобы она оказалась той, которая ведет в нужном направлении.
Такое терпение давалось нелегко. Ей необходимо было отвлечься. Вспомнив свое намерение найти старую Библию и скопировать фамильное древо, она спросила Ирвина о книге. Он считал, что книга, гигантский древний том, находится в библиотеке, среди сотен таких же томов. Правда, Ирвин припомнил, что Библия переплетена в красный сафьян, а ширина корешка не меньше шести дюймов.
Минуты так и летели. Прошло не менее получаса, прежде чем она обошла комнату. Может, ей понадобилось бы и больше времени, но на полках просто не было таких огромных книг. Оставались полки на галерее.
Галерея находилась над боковым коридором, из которого она вошла. Стены там тоже были каменные, а не стеклянные. Винтовая лестница вела в арку, откуда начиналась галерея. Ступив внутрь, Франческа оглядела помещение, уставленное шкафами высотой от пола до потолка. И все забиты книгами.
У графов Чиллингуорт непомерно обширная библиотека!
Стараясь не обращать внимания на ноющую шею, Франческа обошла комнату в поисках громадного тома в красном сафьяне. И едва голову не свернула, пытаясь прочесть названия всех красных книг. Но Библии не нашла.
Покончив с первой половиной, она перешла на вторую и, ослепленная солнцем, струившимся сквозь окна, остановилась и зажмурилась.
Силуэт, который она приняла сначала за некую странную стремянку, оказался ее мужем. Он сидел в большом мягком кресле, вытянув перед собой длинные ноги.
Франческа вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
— Прости… не знала, что ты здесь… — начала было оправдываться она, но тут же осеклась. — Прошу извинить меня. Я ухожу.
— Нет!
Потребовалось не меньше секунды, чтобы распознать в его тоне абсолютный приказ, под которым пряталась некоторая неуверенность. Как всегда в последнее время.
Она круто развернулась. Его лицо было бесстрастным.
— Ты ведь не была в Англии во время Питерлоо?
— Восстания в Манчестере[3]?
Джайлз кивнул. Она покачала головой:
— Мы слышали об этом печальном событии, но намного позже того, как все случилось.
— Действительно печальное. — Приподнявшись, он подтянул поближе к себе стул и знаком велел ей сесть. — Прочти-ка, — сказал он, протягивая ей бумагу, — и скажи, что ты об этом думаешь.
Франческа, помявшись, все же подошла к нему и взяла документ — нечто вроде официальной декларации.
— Что это?
— Прочти, — повторил он. — Ты именно то, что можно назвать незаинтересованным лицом, которому известны только факты, не окрашенные эмоциями.
Она стала послушно читать. Лицо ее все больше мрачнела.
— Это кажется… по меньшей мере нелогичным. Не могу понять, почему они делают подобные заявления.
— Совершенно верно, — согласился он, забирая бумагу. — Это предполагаемый аргумент против отмены Хлебных законов[4].
Поколебавшись, Франческа тихо спросила:
— А ты «за» иди «против»?
— «За», разумеется, — проворчал он. — Проклятый билль вообще не следовало проводить. В то время многие были не согласны, но что мы могли поделать? Необходимо его отменить, прежде чем страна пойдет ко дну.
— Но ты богатый землевладелец. Разве Хлебные законы не защищают твои интересы?
— Если все мерить сиюминутной прибылью, тогда ты права. Однако в результате получается, что я или Девил проигрываем с социальной точки зрения.
— Значит, твой основной аргумент за отмену Хлебных законов — чисто финансовый?
— Да, потому что он самый убедительный для палаты лордов. Но, по моему мнению, есть аргументы и посильнее. Ни земли, ни богатства не спасли французскую аристократию. Те, кто не желает видеть это, видеть, что времена изменились и что население добивается своих прав, просто закрывают глаза на правду.
— Именно над этим ты работаешь? Над отменой Хлебных законов?
— Да, и над рядом связанных с ними вопросов. Самое главное — это реформа избирательной системы, во пройдут годы, прежде чем мы чего-то добьемся, — Избирательная система? Расскажи подробнее.
— Видишь ли…
Он объяснял, она задавала вопроси. Разгорелась оживленная дискуссия насчет того, кому именно стоит предоставить право участвовать в выборах.
И когда разговор закончился, Джайлз, к своему удивлению, заметил, что солнце уже садится. Значит, они проговорили несколько часов! Хотя она долгое время жила за границей, но тоже считала необходимым дать права низшим классам.
