Его сестричка состроила очаровательную гримаску:

— Обещаю, что не предоставлю тебе такой возможности. — Перед уходом она едва слышно шепнула Хелене: — Он тиран — остерегайтесь его! — И улыбнулась.

— Все пока идет хорошо, — проговорил Джордж, глядя, как Августа исчезает в толпе, — но я на всякий случай не буду спускать с нее глаз.

— В этом нет необходимости, — заметил Себастьян. — Возможно, Герберт и не может справиться с нашей сестрой, но он прекрасно знает, что я не страдаю подобным недостатком. Если он пожелает убрать ее из столицы раньше Рождества, но столкнется с трудностями, я уверен, что он обратится ко мне.

Джордж усмехнулся:

— Возможно, он и скучный тип, но у старины Герберта есть голова на плечах.

— Конечно. Вот почему я одобрил выбор Августы. — Себастьян встретился взглядом с Хеленой.

— Ты очень терпелива, моя дорогая. Пойдешь танцевать?

Она была совершенно счастлива, слушая, узнавая, принимая участие в их разговоре, который многое рассказал ей о нем, и она улыбнулась, подала ему руку, присела в реверансе перед Джорджем и позволила Себастьяну увести себя в бальный зал.

Как всегда, танцевать с ним было сплошным наслаждением — наслаждением таким огромным, что она забыла обо всем на свете, и теперь во всем мире существовали только они двое, кружась, кланяясь, выполняя фигуры танца, сплетя руки и взгляды. В конце танца, когда он поднял ее с реверанса, ее сердце билось чуть-чуть сильнее, ее дыхание стало чуть-чуть учащеннее.

Сейчас она чувствовала его настроение гораздо лучше.

Достаточно хорошо, чтобы прочитать мысли за невинной голубизной его глаз, за опущенными веками, за взглядом, который он не спускал с ее губ.

Ее губы дрожали, она смотрела на него и вспоминала — слишком отчетливо, — какими были его губы, когда прижимались к ее губам.

Напряжение между ними нарастало, дрожь сотрясала тела, и вдруг его губы дрогнули в усмешке. Он вытащил ее из танцевального круга и огляделся. Прежде чем Хелена успела перевести дыхание, к ним подошла незнакомая дама, черноволосая и черноглазая.

— Добрый вечер, Сент-Ивз.

— Здравствуй, Тереза.

Даме едва исполнилось тридцать лет, назвать ее красивой можно было с большой натяжкой, но черные глаза и черные волосы делали ее неотразимой. Как и Августа, она приподнялась на цыпочки и поцеловала Себастьяна в щеку.

— Представь меня, Себастьян.

Хелена скорее почувствовала, чем услышала, как Себастьян вздохнул.

— Мадемуазель графиня Делиль — леди Озбалдестон.

Леди присела в реверансе, не сводя с Хелены пронзительный взгляд черных глаз.

— Тереза в некотором, роде наша кузина, — пояснил Себастьян

— Так, дальняя родственница, как я себя бессовестно называю, да, Себастьян? — Она повернулась к Хелене: — Вот почему, услышав, что Сент-Ивз представляет графиню обществу, я не смогла удержаться, чтобы не познакомиться с вами. — Она бросила быстрый взгляд на Себастьяна, но Хелена не смогла понять, что выражали ее черные глаза. — Как интересно! — Снова взглянув на Хелену, леди Озбалдестон улыбнулась: — Никогда нельзя предугадать, что Себастьян выкинет в следующий момент, но…

— Тереза.

Спокойно сказанное слово содержало в себе угрозу и сразу остановило готовую поболтать молодую леди. Она скорчила гримасу и повернулась к нему:

— Испортил все удовольствие. Мне с трудом верится, что ты принимаешь меня за слепую.

— Тем хуже для тебя.

— Но в любом случае, — резкость в голосе дамы сменилась благодарностью, — я хочу поблагодарить тебя за помощь в моем маленьком дельце.

— Все прошло хорошо, не так ли?

— Просто замечательно, спасибо.

— И буду ли я прав, предположив, что Озбалдестон остался в полном неведении?

— Разумеется, он ничего не знает. Он же мужчина. Ему этого никогда не понять.

— Вот как? — Себастьян поднял брови. — А как же я?..

— Сент-Ивз, — засмеялась дама. — Ты неподражаем!

На губах Себастьяна появилась слабая улыбка. Леди Озбалдестон повернулась к Хелене:

— Вы не можете себе представить, какое количество дамских секретов он хранит в своем сердце.

Хелене вообще трудно было представить, как дамы могут доверять ему свои секреты. А чтобы какая-то леди охотно доверилась Фабиану… это вообще невероятно.

Она поболтала с леди Озбалдестон, которая недавно посетила Париж. Оказалось, что у них много общих знакомых, кроме того, ее острый язычок делал ее речь интересной и забавной. Хелена наслаждалась этой короткой беседой, но чувствовала, что Себастьян чем-то встревожен, его голубые глаза из-под тяжелых век следили за ее собеседницей.

Леди Озбалдестон тоже поняла это, так как внезапно повернулась к нему и произнесла:

— Хорошо-хорошо, я ухожу. Но беру на себя смелость сказать, что ты становишься прозрачным. — Она присела в реверансе сначала перед ним, потом перед Хеленой и исчезла.

Хелена посмотрела на Себастьяна. Может ли она спросить, что Тереза хотела этим сказать?

— Кажется, эта дама хорошо информирована.

— К сожалению. Я не знаю, почему я так терпеливо с ней… Она самая бесцеремонная женщина из тех, кого я знаю.

Хелена не могла решить, стоит ли попросить у него объяснений, но затем подумала, что провела с ним почти весь вечер, узнав о нем много интересного, а главное — душа ее потянулась к нему, чего совсем не следовало допускать. Оглядевшись, она спросила:

— Лорд Уэр здесь, вы не знаете?

Она готова была поклясться, что Себастьян напрягся. Помолчав, он неохотно ответил:

— Я его не видел.

— Возможно, если мы походим по залу…

Он повел ее вдоль зала, обходя толпу, окружившую роскошное декоративное дерево, украшенное позолоченными фонарями, стоявшее на фарфоровой подставке и олицетворяющее собой Рождество. Посмотрев внимательно на собравшихся дам, Хелена заметила, что большинство из них для такого торжественного случая выбрали либо ярко-красные, либо зеленые цвета для своих нарядов.

В толпе она заметила Луи. Одетый, как всегда, в черное, подражая этим своему дяде, Фабиану, он стоял отдельно от всех. Несмотря на репутацию Себастьяна, Луи не вмешивался в их отношения.

Они подошли к противоположной стене зала. Она не могла разглядеть людей в толпе, и ей оставалось надеяться только на Себастьяна.

— Вы не видите его?..

— Я вообще не вижу никого, кто бы отвечал вашей цели.

К ее удивлению, он подвел ее к алькову за пальмами. Альков был пуст.

День был прекрасным, а ночь и того лучше — холодная, морозная. За стеклами зимнего сада лужайки и кусты купались в серебристо-белом свете луны. Иней, словно бриллиантами, осыпал каждый листочек, каждую травинку. Хелена впитывала в себя это чудо, сверкающее естественной белизной, и эта волшебная белизна оказывала на нее гораздо более сильное воздействие, чем усилия всех смертных у нее за спиной. И эта сцена, так располагающая к воспоминаниям, вернула ее на семь лет назад — к тому дню, когда они впервые встретились.

Подавив дрожь, она повернулась к Себастьяну, который внимательно смотрел на нее — лицо непроницаемое, взгляд решительный.

— Сдается мне, малышка, что вы скрываете от меня список условий вашего опекуна, касающихся благородных лиц, которых он примет в качестве вашего мужа. Вы говорили, что кандидат должен иметь высокий титул. Что еще?

Она вскинула брови, не от вопроса — на него она была готова ответить хоть сейчас, — а от его тона, необычного для него, дерзкого и бесцеремонного, совершенно не похожего на свойственную ему манеру лениво цедить слова. Зато весьма похожего на тот тон, каким он разговаривал с сестрой.

Его губы дернулись, скорее в гримасе, нежели в улыбке.

— Это могло бы помочь мне в поисках наиболее подходящего мужа для вас.

Пожав плечами, она отвернулась к окну.

— О титуле я вам уже говорила. Два других условия, которые поставил мой опекун, касаются собственности моего избранника и его доходов.

Краем глаза она заметила, что Себастьян кивнул: