Суперинтендант печально – что, безусловно, заслуживало восхищения – пожал плечами и дал понять, что беседа закончена. У Майкла бешено метались мысли в голове. Следует ли ему признаться в убийстве? Или это будет ненужным донкихотством? Нет, вот так, с ходу, ему ни за что не подогнать детали к имеющимся фактам. Сказать, что они были с Геро, – значит почти наверняка раскрыть их связь и навлечь позор на обоих, но это хотя бы избавит ее от более страшных подозрений. Да, придется рискнуть. Рука суперинтенданта уже тянулась к дверной ручке; за массивной спиной Майклу было не видно, что костяшки пальцев у него побелели и напряглись.

– Одну минуту, суперинтендант.

Армстронг медленно повернулся, на лице его было написано легкое удивление – трудно поверить, что это выражение лица человека, который, имея на руках слабые карты, удачно сблефовал.

– Да, сэр?

Майкл никак не мог унять невольную дрожь. Даже с голосом своим ему было трудно справиться.

– Вы там говорили что-то о конфиденциальности, так вот у меня к вам та же просьба. Можете ли вы обещать, что если то, что я сейчас вам скажу, окажется не имеющим отношения к делу, не пойдет дальше вас?

– Знаете ли, сэр, такие обещания давать довольно трудно. Но могу заверить, что, если нам удастся решить проблему, мы не будем оперировать никакими свидетельствами, если только они не помогают разоблачить убийцу.

– Очень хорошо. Я был там, на сенном поле, вместе с миссис Вэйл с часа до часа двадцати пяти. – Слова вылетели у него изо рта так, словно уже сами по себе жаждали выручить Геро из беды. Суперинтендант воззрился было на Майкла, но быстро взял себя в руки:

– Вы понимаете, сэр, что это весьма серьезное дело? Вы и миссис Вэйл своими ложными показаниями препятствовали действиям полицейских при исполнении ими служебных обязанностей.

– Да понимаю я, все понимаю. Но вы должны понять, что не могли мы открыть правду. Скандал…

– Ясно, сэр. Конечно, то, что вы говорите, вроде бы обеляет миссис Вэйл, но с другой стороны, как поверить вашему второму утверждению, если первоначальные представляют собой нагромождение лжи и обмана? – Суперинтендант замолчал.

– Вы должны, должны поверить мне! – вскричал Майкл. – Вы ведь сами сказали, что, если бы кто-нибудь видел, что миссис Вэйл была не одна, это сняло бы с нее подозрения. – Он овладел голосом и продолжал более спокойно: – Так вот, клянусь, что мы с миссис Вэйл были вместе и племянника ее не видели.

Да, это уж точно, вместе вы действительно были, подумал Армстронг, только кажется мне, что и племянника, к несчастью для него, тоже видели.

– А если вам нужны еще какие-то пояснения, – продолжал Майкл, – вместе мы были, потому что любим друг друга.

– Так я и подумал, – сухо заметил Армстронг и, улыбнувшись более приветливо, добавил: – Ну что ж, сэр, вы устроили нам целое представление, но сейчас я склонен думать, что вы говорите правду. Все это останется между нами, если, конечно, не возникнет какая-нибудь острая необходимость. И я прошу вас сохранить наш разговор – целиком – втайне от всех, кроме миссис Вэйл.

– Да, но как же… Стрейнджуэйс?

– Ах да, я и забыл было. Да. – Суперинтендант как-то странно понурился. – Полагаю, вам стоило бы дать мне разрешение поделиться с ним информацией, которую я нахожу особенно существенной. А уж потом, если угодно, вы сможете более подробно описать свои взаимоотношения с миссис Вэйл. А теперь еще лишь два вопроса. Что вы делали, расставшись с миссис Вэйл?

– Пошел в рощу, где и гулял, как я и говорил вам, до двух пятнадцати.

– Ясно. И второй вопрос: где вы находились между концом соревнований и вечерней перекличкой?

– В общем зале. Мы все там собрались попить чаю.

– А потом?

– Я остался там почитать и читал до семи. В тот день Тивертон дежурил по школе, и все время то входил, то выходил. Да, Гриффин пошел после чая проверить, прибрался ли Моулд на спортивных площадках. Другие оставались на месте.

– До семи? Уверены?

– Вполне.

Армстронг поблагодарил и вышел из комнаты. Майкл вернулся в класс с чувством огромного облегчения. Да, конечно, шар лопнул, но это было практически неизбежно. Наверное, можно было поскрытничать еще немного, но зато теперь Геро в безопасности, а это главное. А суперинтендант не такой уж скверный малый. Если бы Майкл слышал, что говорит самому себе Армстронг, идя перекинуться парой слов с Геро, он, возможно, изменил бы свое мнение.

– Мотив! Сам выложил! – взорвался суперинтендант, стискивая в кармане правый кулак. Что Армстронг был отличным, хотя и неразборчивым в средствах, тактиком, наверное, уже стало достаточно ясно. Но ему не хватало объемного стратегического видения, иначе он бы спросил себя, отчего удалось с такой легкостью заставить выдать мотив мужчину, совершившего убийство, только ради того, чтобы сохранить в тайне свою грешную любовь.

Избавившись от оставшихся позади подозрений, Майкл и Геро ехали в Стевертон. Это было их первое свидание после того безумного получаса, что они провели в стогу сена. Ладонь Майкла лежала на ее колене. За минувшие несколько дней они чувствовали себя словно заметно постаревшими; счастливыми, но измученными, как бывает, когда после долгого штормового плавания впереди мерцают огни берега. Стиль вождения выдавал характер Геро; сдержанная и сосредоточенная, она могла в какой-то момент потерять терпение, и тогда езда превращалась в настоящую гонку. В критический момент она, случалось, теряла на мгновение голову. Пока ей в таких случаях сопутствовало счастье дурака, и, справившись с собой, она вновь крепко сжимала руль и обретала привычное хладнокровие – до очередного срыва. Геро свернула с главной дороги на ручеек и, подпрыгивая на ухабах, въехала в ворота и остановила машину за плотной стеной кустарника. Оказавшись, таким образом, в укрытии, она взяла Майкла за руку и положила ему голову на плечо.

– Я так рада, что все это кончилось, дорогой. Честное слово, безумно рада. Но что заставило тебя изменить планы и все рассказать суперинтенданту?

– У меня выбора не осталось. Видишь ли, он решил… – даже сейчас Майклу с трудом давались слова, – он подумал, что это твоих рук дело.

– Моих? Ты уверен? А мне говорили, что подозревают тебя. О господи, какой ужас! Нынче утром Перси сказал, что полицейские нашли в стогу сена твой карандаш, и мне представилось, как тебя сажают в тюрьму, а потом набрасывают петлю на шею. – Геро задрожала всем телом и разрыдалась

– Геро, радость моя, не надо плакать. А то и я не выдержу. У меня такое чувство, что все внутри переворачивается.

Она неловко рассмеялась и вытерла рукавом слезы.

– Знаешь, оказывается, я гораздо слабее, чем думала. – И она передала ему свой разговор с суперинтендантом: мистер Эванс, сказал он, изменил свои показания, и можете ли вы подтвердить его нынешние слова. – Конечно, я подтвердила. Майкл, мне безумно стыдно признаться в этом, но, знаешь, я поначалу подумала, что тебе просто стало страшно, оттого ты все ему и рассказал. Прости меня, пожалуйста.

Майкл выразил прощение в страстных поцелуях.

– Так я и впрямь испугался, – сказал он, – у меня в голове помутилось, когда он сказал, что подозревает тебя. Я готов был на части его порвать.

– Вот здорово было бы. Мне он совершенно не нравится. Эти противные поросячьи глазки, эти скользкие манеры. Мне кажется, он на все способен – может, уже заказывает веревки для нас обоих, – со смехом добавила Геро.

– Ну, не такой уж он все же злодей. Вполне ведь мог большой шум поднять, когда выяснилось, что мы его обманываем. А так – дал мне полную возможность доказать, что его версия неверна.

– И все равно я ему ни на грош не верю. Знаешь, Майкл, – явно противореча сама себе, добавила Геро, – у меня такое ощущение, будто мне дали передышку и выпустили из тюрьмы. Трава зеленее обычного, и небо более голубое, и птицы специально для нас поют. Мне хорошо. И я думаю, мы тоже должны вести себя хорошо. Я думаю, надо обо всем рассказать Перси.