Кроме бегунов и прыгунов, я заметил в ущелье еще несколько люден с такой же внешностью. Один из них держал в руках лягушку, отрывал у нее лапки и клал себе в рот. Другой глодал сырое баранье бедро, третий, находившийся рядом с ним, занимался отправлением физических потребностей, что ничуть не отражалось на аппетите его соседа. Когда я приблизился к сидевшим микроцефалам, часть из них прорычала по моему адресу какие-то ругательства, другие же сделали странные жесты, носившие в достаточной степени гнусный характер.

Я старался не привлекать к себе внимания этих странных людей, напоминавших мне производителей-животных, с той лишь разницей, что последние импонируют своей силой и красотой, мои же микроцефалы внушали чувство, близкое к отвращению. Мне казалось, что я никогда не забуду эти круглые головы, покрытые курчавыми рыжими волосами.

Оглянувшись, я увидел до обеим сторонам ущелья несколько отверстий, достаточных для того, чтобы в них мог пролезть человек. Побуждаемый любопытством, я влез в одно из отверстий и вскоре оказался в пещере, из которой поспешил выбраться, так как там было невыносимо душно и омерзительно пахло. Я насчитал семь таких отверстий. В каждой пещере, по-видимому, жило восемь-десять человек.

Когда я собирался уходить, в ущелье появилось шесть рабов, тащивших носилки с кусками сырого мяса и рыбы, за ними шел человек в халате, с мечом на поясе и с плетью в руке. Немедленно из всех пещер вылезли микроцефалы, окружили носилки и издавали урчащие звуки. Человек с плетью отогнал двоих, пытавшихся подойти ближе к носилкам, и стал бросать каждому по куску.

Вид этих странных людей, жадно пожиравших дурно пахнувшие куски мяса, вызвал у меня чувство отвращения, и я поспешил дальше. Вскоре ущелье начало суживаться и окончилось каменной стеной, в которой я увидел небольшие деревянные ворота.

Я постучал. Посредине ворот находилось отверстие, в котором я увидел чей-то глаз. Ворота открылись, и передо мной оказался младший вождь; он с любопытством посмотрел на меня и спросил:

— Это ты упал с неба?

Я кивнул головой.

— Ты хочешь видеть самок?

Я не понял вопроса, но утвердительно кивнул. Младший вождь пропустил меня в ворота; вслед за мной попытались проникнуть двое микроцефалов, но охранявший прогнал их ударом плети.

Когда я оглянулся, то заметил в ущелье несколько десятков женщин, производивших не более благоприятное впечатление, нежели их соседи мужского пола. Действительно, термин «самки» к ним прекрасно подходил. Это в большинстве были толстые, широкобедрые женщины со свисающей грудью и животом. Среди них, правда, я заметил нескольких, казавшихся менее уродливыми и более молодыми.

Головы у них были еще меньше, чем у только что виденных мною жителей первого ущелья. У всех были рыжие волосы удивительной длины, покрывавшие спилу и спускавшиеся до колен. Единственное их одеяние составляли короткие фартуки. Часть женщин кормила ребят грудью, вокруг копошилось много детей разного возраста; все они были грязные, покрыты струпьями и волдырями.

Некоторые женщины перебирали пальцами волосы на голове других, извлекали насекомых и давили их ногтями. Несколько женщин сидело перед пещерами, одни из них ковыряли в носу, другие перебирали висевшие у них на шее на шнурке разноцветные ракушки.

Я попробовал заговорить с ними, но они, видимо, поняли мои слова совершенно превратно, и я поспешил отойти в сторону, отнюдь не соблазненный такими красавицами.

Влез я в одну из пещер, служивших им жильем, но немедленно выбежал оттуда, задохнувшись от невыносимого зловония. Такой запах я наблюдал лишь в зоологических парках, где живут большие обезьяны.

Вскоре я подошел к выходу из ущелья. На этот раз мне не повезло. Сторожем оказался младший вождь очень злобного характера. Он в течение получаса издевался надо мной, угрожая мне казнью за то, что я проник в ущелье самок. Я пытался объяснить ему, что меня туда пропустили и что я и теперь не понимаю, куда я попал. Тогда он начал обвинять меня в том, что я нарушил закон, заговорив с ним. В конце концов сторож, решив, что я достаточно напуган, ударом ноги выбросил меня за ворота.

Это незаслуженное оскорбление возмутило меня, но я чувствовал себя бессильным как-нибудь на него реагировать и, сжав зубы, начал искать дорогу к нашей пещере. Это оказалось очень нелегкой задачей; я потерял направление и начал блуждать. Вскоре я нашел тропинку, ведшую, как мне показалось, к берегу, и решил пойти по ней. Тропинка привела в долину, окруженную довольно высокими скалами.

Я почувствовал сильный запах падали и увидел стаю ворон, летавших низко над землей. Когда я приблизился и всмотрелся, мной овладели ужас и отвращение: котловина была усеяна столбами, на которых висели трупы и скелеты, большинство из них было подвешено за ноги, головы же были отрублены. На некоторых столбах были прибиты руки и ноги. Почувствовав тошноту и головокружение, я поспешил вперед.

Вскоре с правой стороны я заметил нечто вроде каменного храма. Как я понял, этот храм был вырублен в скале, которой была придана симметрическая форма. Посреди скалы над входом на камне был выбит большой знак свастики. Под ним я с трудом разобрал надпись, гласившую:

Я хотел войти внутрь, но какой-то инстинкт заставил меня вместо этого отойти в сторону. Действительно, через мгновенье в дверях показался человек с мечом. Увидев меня, он поднял с земли камень, и я поспешил укрыться за небольшой скалой. Решив избегнуть столкновения, я продолжал свой путь и вскоре выбрался из котловины, которую, как я узнал позже, называли «долиной смерти».

Минут через десять я перешел на другую тропинку и вскоре, усталый и голодный, подходил к скале, где находилась пещера Зигфрида. Последний вышел мне навстречу, злобно на меня посмотрел и, ничего не сказав, толкнул меня плечом по направлению к пещере.

Перед сном я съел несколько лепешек и лег очень голодным. Откровенно говоря, я за недели, проведенные мною на острове Ария, очень ослабел и похудел; мой желудок, привыкший к концентрированной пище, плохо воспринимал недоброкачественные и неудобоваримые продукты. Но даже и для неизбалованного желудка мою диету нельзя было назвать иначе, как голодной.

Я решил сказать Зигфриду, что никогда не бываю сыт. Он сначала пробормотал какое-то ругательство, потом, посмотрев на меня, сказал сам себе: «Еще действительно протянет ноги», затем полез в свою кладовую в углу пещеры, к которой никто не имел права приближаться, и бросил мне кусок копченой свинины. Я с наслаждением вонзил в нее зубы.

С этого дня старик начал меня прикармливать, бросая в то же время на меня злобные взгляды. Для меня оставалось загадкой, почему он меня бережет и стремится сохранить живым.

За истекшие дни я имел возможность присмотреться к вождям, приходившим к Зигфриду. Их было пять человек. По именам я знал лишь Рудольфа и Теодориха. Раза два я заходил в пещеру во время их беседы: они сидели на шкурах у стен, Зигфрид же восседал посредине. Они по очереди пили из рога какую-то жидкость, принесенную Кором. В ней, очевидно, содержался алкоголь, так как у вождей блестели глаза, и они разговаривали все громче и громче.

Мне удалось расслышать лишь несколько фраз. Первая из них исходила от Зигфрида:

— Братья-вожди, нужно готовиться, иначе Герман всем нам отрубит головы.

Один из стариков ему ответил:

— За Германом идут почти все младшие вожди.

— Но ведь Иозеф обещал их привлечь на нашу сторону.

— Я не верю этой лисе со змеиной готовой, — закричал один из вождей.

После этого вожди начали говорить шепотом, и до меня перестали долетать даже обрывки фраз. Когда я вышел, мне показалось, что за камнем спрятался один из младших вождей и наблюдал за нашей скалой. Я пробовал проверить это и приблизился к камню, но, никого там не застав, услышал лишь чьи-то быстрые шаги невдалеке.

К вечеру гости перепились, шатаясь, вылезли из пещеры и, взявшись за руки, пошли по тропинке. Они при этом пели какую-то песню с рефреном: «Хайль, хайль, тра-тра-тра».