Среди поэтов, посещавших их узкий круг, наиболее знаменитым был изгнанный из Флорентийской республики Луиджи Аламанни. В 1543 году он вторым браком сочетался с Мадаленой Бонайути, дамой, ведавшей одеванием Екатерины. В 1532–1533 годах поэт опубликовал в Лионе сборник любовной лирики, посвященный Франциску I. Дофину же он посвятил поэму о приключениях странствующего рыцаря «Gyrone il Cortese»[293]. Генрих был счастлив видеть, как там под другими именами воскресли герои «Амадиса Галльского». Зная его вкусы, итальянцы умело пускали в ход лесть: в 1542 году венецианец Габриель Джолито ди Феррари выпустил в его честь издание «Неистового Роланда» Ариосто; в 1543 году архиепископ Бенивента Джованни Делла Каза передал принцу каллиграфически выполненную копию манускрипта своего труда «Галатес, или Трактат о манерах», настольной книги для пажей. Сложные ритуалы придворных церемоний и турниры в промежутках между войнами воссоздавали фантастическую атмосферу куртуазных романов, порой сближая враждебные группировки, что, однако, не уменьшало напряженности в их отношениях.

Нравственные искания современности не могли остаться чуждыми Диане и Генриху, пусть внешне они и выказывали приверженность строжайшей ортодоксии. Конечно, глашатаи новой духовности, Маргарита Наваррская и Клеман Маро, вследствие их дружбы с герцогиней д’Этамп, были исключены из окружения дофина, но это не мешало принцу распевать переведенные на французский псалмы. Нравилось ему, впрочем, и слушать, как его капеллан Меллен де Сен-Желе, поэт традиционного склада, декламирует свои манерные стихи. Интересуясь античностью, дофин требовал, чтобы ему читали труды Лефевра д’Этапля, Гийома Бюде и Эразма. Высоко ценил он и Франсуа Рабле, который вопреки усилиям Сорбонны только что закончил шутливую эпопею «Гаргантюа и Пантагрюэль». Итак, атмосфера, окружавшая наследника трона, менялась. Любовь к Диане, привязанность к Екатерине, лесть придворных, удовольствие от спортивных состязаний, возбуждение интеллектуальных схваток, в которых блистали итальянцы, — все это в целом предваряло тенденции и вкусы грядущего царствования.

В начале 1547 года, как отмечал посол Марино Савалли, несчастья, войны, неурожаи и эпидемии оставили Францию. Генрих VIII Английский, выступавший то союзником и братом, то противником короля Франциска, внезапно умер. Получив известие об этом, французский государь, по свидетельству имперского посла Сен-Мориса, обрадовался: «Было замечено, что он громко смеялся и шутил со своими дамами во время бала». Но вскоре Франциск и сам заболел^[294]. Король простудился 11 февраля, у него начался жар, а потом, когда приступы лихорадки стали терзать его реже, Франциск на носилках принялся выезжать на охоту то в один, то в другой замок. Он все больше слабел, но, не желая в том признаваться, не давал себе отдыха и продолжал в одиночку, не спрашивая совета дофина, принимать решения, от которых зависело будущее государства: так, Франциск распорядился продолжить строительство укреплений в Дофинэ и оснащение военных галер в расчете на новую кампанию против императора.

Король прибыл в Рамбуйе 12 марта, и у него, как это случалось время от времени, вновь начался абсцесс в промежности. Пришлось лечь в постель. Однако болезнь прогрессировала, и 20 марта духовник короля Пьер Дюшатель, епископ Макона, уговорил его собороваться. Дофин Генрих, которого в первые дни болезни король не пускал на порог, прибыл из Ане, куда удалился на время, так как Диана и Гизы настояли, чтобы дофин присутствовал у отцовского одра. Хирурги вскрыли нарыв. Ненадолго состояние больного улучшилось, но 29 марта последовало общее ухудшение. Франциск решился дать сыну последние наставления: позаботиться о королевстве и быть справедливым к народу; достойно обходиться с королевой Элеонорой и герцогиней д’Этамп, но не поддаваться влиянию женщины, как сам он уступал воле фаворитки. 31 марта около двух часов пополудни Франциск I отдал Богу душу. Сразу после этого новый государь, миновав приемную, где плакала Екатерина, отправил гонцов к вдове великого сенешаля Нормандии и коннетаблю Монморанси. Он назначил им свидание в Сен-Жермен-ан-Ле и сам поспешил туда же. Кроме того, Генрих поручил монахиням-фонтевристкам монастыря От-Брюйер принять 2 апреля набальзамированные останки короля и ларцы с его сердцем и внутренними органами. Тело Франциска I недолго пробыло в монастыре и уже 11 апреля было перевезено в Сен-Клу, резиденцию епископа Парижского, где оставалось до 21 мая, чтобы проследовать до Нотр-Дам-де-Шан в Париже, где его ожидали гробы сыновей: дофина Франциска, чьи останки привезли из Турнона, и герцога Карла Орлеанского, за которым послали в Бове. Тройное погребение в королевской усыпальнице Сен-Дени состоялось 24 мая 1547 года^[295].

Пока тянулась неторопливая подготовка этих похорон, на вершине государственной власти произошла настоящая революция^[296]. Генрих встретился 2 апреля в Сен-Жермене с Монморанси и два часа провел с ним тет-а-тет, называя «отцом и главным советником». Это уязвило Диану. Она хотела бы единолично управлять волей своего любовника. Но, как ни велика была досада, Диана поостереглась ее выказывать, сочтя опасным устраивать внутренние склоки, вместо того чтобы свести счеты с прежними царедворцами и поделить добычу. Зато ей показалось важным найти противовес непомерному влиянию коннетабля. Осуществить это можно было только одним способом — наводнив Королевский совет своими ставленниками и клиентами.

Для осуществления этой операции Диана поспешила заручиться поддержкой Гизов. Пока они вместе следили за агонией Франциска I, архиепископ Реймсский Шарль предложил способ избавить Генриха от неприятной перспективы нарушить данную отцу у смертного одра клятву не допускать в Совет лотарингских принцев. Достаточно было внушить Генриху, будто речь шла лишь о старом герцоге Клоде де Гизе, воине, обремененном полунемецким происхождением, а отнюдь не о его брате кардинале и утонченных сыновьях последнего, ставших истинными французскими принцами. А в один ряд с ними король мог бы поставить своего ненаглядного друга детства Жака д’Альбона Сент-Андре. Между сообщниками быстро установилось согласие.

Ночью 2 апреля они расчистили себе поле деятельности. Тех, кто служил Франциску I, с благодарностью отправили на покой. Кардинал де Турнон, адмирал д’Аннебо, Николя де Лонгваль, Жильбер Байяр и многие другие, обязанные возвышением герцогине д’Этамп, лишились должностей, а некоторые угодили в тюрьму.

Параллельно в Деловой, или Малый, совет, истинное правительство королевства, вошли коннетабль де Монморанси, старый кардинал Иоанн Лотарингский, граф Франсуа д’Омаль и его брат архиепископ Реймсский, отец и сын Сент-Андре, граф Клод д’Аркур, зять Дианы Робер де Ла Марк и ее кузен Жан д’Юмьер. Канцлер Франсуа Оливье представлял там магистратуру. Секретари ведомства финансов Гийом Боштель и Клод де Л’Обепин лишь вдвоем остались от старого состава Совета, в то время как два принца королевской крови — Генрих д’Альбре, супруг тетки короля Маргариты, и Антуан Вандомский — получили всего-навсего почетные назначения.

Частный совет, в котором обсуждались административные вопросы, составили кардиналы Бурбон, де Ферраре и дю Белле, старый герцог де Гиз и епископ Суассонский. К ним присоединились кардинал де Шатийон, племянник Монморанси, герцог Неверский, сводный брат Вандома, Филип де Коссе-Бриссак и герцог д’Этамп, который попал в большой фавор за то, что усадил жену под замок где-то в Бретани.

Непрерывность работы обоих Советов помимо Боштеля и Л’Обепина должны были обеспечить два новых государственных секретаря — фаворит коннетабля Монморанси Жан дю Тьер и Ком Клосс де Маршомон, личный секретарь Генриха II.