Помилование не было полным. Однако оно предоставило осужденному спасительную отсрочку, благодаря мольбам великого сенешаля, как это явствует из текста королевской декларации:
«Поелику ныне Наш дорогой и преданный родич, советник и камергер граф де Молеврие, Великий Сенешаль Нормандии, а также родные и друзья Жана де Пуатье, сеньора Сен-Валье, смиреннейше молили сжалиться и проявить милосердие к означенному де Пуатье, в виде особой милости и из сочувствия к их страданиям, а также в благодарность за услуги, оказанные Нашим царственным предшественникам, Нашему королевству и Нам самим со дня восшествия на престол, а паче всех — Великим Сенешалем, явившим преданность и верность Нам и вышеуказанному королевству, открыв и разоблачив махинации и заговоры, направленные против Нашей особы, Наших детей и упомянутого королевства, чем уберег от бедствий, каковые могли от оных вспоследствовать, своею волею и желанием Мы повелеваем смягчить приговор и смертную казнь отменить»[125].
Такая мера наказания была вдвойне выгодна королю, так как позволяла заклеймить позором главного сообщника коннетабля, вознаградив при этом великого сенешаля и его супругу. Парламент получил 22 февраля 1524 года приказ «содержать означенного Сен-Валье на прежнем месте дотоле, пока Мы не прибудем в Париж и не примем иного решения»[126].
Капитан королевской гвардии сеньор де Во явился 23 марта за арестованным, «дабы препроводить его в место, угодное королю». Из Консьержери Сен-Валье доставили в Лош 10 апреля. На сей раз там с ним обращались наилучшим образом и даже позволили принимать друзей. В Лоше узник оставался до самого возвращения Франциска I из мадридского плена[127]. А тогда, получив полное прощение, Сен-Валье был освобожден и удалился к себе в Дофинэ, где прожил еще 15 лет. Умер он 26 августа 1539 года в Пизансоне, успев в 1532 году выдать свою дочь Франсуазу за Антуана де Клермона, губернатора Дофинэ и двоюродного брата другого Антуана, супруга второй дочери, Анны де Пуатье. Сам Сен-Валье в тот же год сочетался третьим браком с Франсуазой де Полиньяк, вдовой Жана де Грамона, бывшего ее третьим супругом, и завещал ей всю обстановку замков Сериньян, Бом, Этуаль, Сен-Валье и Пизансон, причем последнюю сеньорию она получила в пожизненное владение. Что до наследника имени Сен-Валье Гийома де Пуатье, то он женился на Клотильде де Миолан 21 октября 1526 года, благополучно завершив тем самым матримониальные планы, столь тесно связанные с отношениями его отца и коннетабля Бурбона[128].
Почти чудесное избавление Сен-Валье от смертной казни не замедлило породить мрачную легенду, на которую тотчас откликнулся парижский буржуа: «И ходили слухи, будто означенный сеньор Сен-Валье угрожал королю в отсутствие оного убийством за то, что тот лишил девственности его дочь, принудив, как говорят, силой, и по этой же причине оказался он в подобном положении. И не вмешайся его зять, Великий Сенешаль Нормандии, быть бы тому Сен-Валье обезглавленным»[129]. По словам историка Этьена Паскье, отец Дианы якобы, несмотря ни на что, пал жертвой королевской ненависти от «горячки Сен-Валье», внезапно поразившей его прямо на эшафоте в тот момент, когда ему предстояло выслушать приказ о помиловании, и «от коей скончался он несколько дней спустя»[130]. Версия, разумеется, абсолютно ложная. Легенда об изнасиловании Дианы или, по крайней мере, о принесенной ею жертве оказалась весьма живучей и была увековечена не только в трудах Брантома, но также и в произведениях множества других писателей вплоть до эпохи романтизма[131].
Брантом был самым известным среди современных ему хроникеров. Он не сумел устоять перед такой скандальной историей: «Я слыхал рассказы о знатном вельможе, приговоренном к отсекновению головы и уже возведенном на эшафот, как вдруг пришло помилование, добытое его дочерью, одной из первых придворных красавиц. И вот, сойдя с эшафота, он изрек не что иное, как такую фразу: „Да упасет Господь благое лоно моей дочери, столь удачно меня вызволившее“»[132].
Позже Соваль повторил этот анекдот в своих «Любовных похождениях королей Франции»[133]. Но другие современники Брантома, как, например, Бельфоре, объясняли успех Дианы по-иному: «Ничто так не растрогало короля, как слезы и мольбы Дианы де Пуатье, единственной дочери этого сеньора Сен-Валье, которая, выросши на службе как у королевы-матери, так и у королевы Клотильды, так расстаралась, что король даровал помилование отцу ради дочери, ибо она готова была от горя последовать за родителем, если бы правосудие лишило его жизни»[134].
Протестант Ренье де Ла Планш, желая заклеймить Диану, преследовавшую его единоверцев, склонялся к версии о ее испорченности: «В юные годы Диана ценой своего девства купила жизнь отца сеньора Сен-Валье»[135].
Мезерей нимало не смущаясь повторил историю, изложенную Брантомом. Будучи сторонником Бурбонов, которые вовсе не стремились воспевать нравы семейства Валуа, он писал о помиловании Сен-Валье так: «Говорят, король предоставил оное после того, как взял у Дианы, его дочери, достигшей 14 лет, самое драгоценное, что есть у девушки. Обмен весьма необременительный для того, кто ценит жизнь превыше чести»[136].
Большинство более поздних биографов считают это клеветой, распространенной, вне всяких сомнений, протестантами. Тем не менее Виктор Гюго в драме «Король забавляется» подхватил досужие домыслы Брантома, де Ла Планша и Мезерея, раздув их пуще прежнего. Он сделал седобородого Сен-Валье жертвой одиозного Франциска I, который «осквернил, заклеймил, вывалял в грязи, обесчестил и погубил Диану де Пуатье, графиню де Брезе»[137].
Историк Анри Мартен рискнул бросить тень сомнения. «Брезе, — пишет он, — первым разоблачил заговор. Мадам де Брезе, прекрасная, блестящая и ловкая Диана де Пуатье, сумела использовать эту услугу, чтобы повлиять на короля, и, несомненно, пустила в ход еще более эффективное оружие».
Мишле, хоть его и прельщала возможность поведать красивую историю, проявил осмотрительность: «Говорят, и это весьма вероятно, что дама, которой было 25 лет, и обладавшая притом немалым блеском, изяществом и в высшей степени мужественным складом ума, отправилась прямиком к королю и заключила с ним уговор. Спасая жизнь отца, она сумела устроить и свои личные дела, завоевав надежные позиции и политический статус подруги короля. Об этой дружбе свидетельствует целый том писем»[138].
Гиффрей, издатель и исследователь переписки Дианы, смог доказать беспочвенность сплетни. Он обратил внимание на то. что великодушие Короля-Рыцаря делает довольно неправдоподобным гнусную сделку, якобы предложенную им графине. Брезе не был снисходительным мужем. И разве его собственный отец не убил неверную супругу, хоть в той и текла королевская кровь? Великий сенешаль никогда не позволил бы жене ввязаться в авантюру, обесчестящую как ее, так и его самого. И согласись Диана отдаться королю, уж наверняка сумела бы выпросить для отца чего-нибудь получше, чем пожизненное заключение с конфискацией всего имущества.