У Маши высохли слезы. Она теперь и вовсе ничего не понимала.

– А… это, вы думаете, он вам? – растерянно тыкала она пальчиком в тонкое кружево.

– А кому? – устало выдохнула свекровь. – Уж не себе, поверь мне. Ну, ты ж посмотри, куда я это расточительство напялю? Это ж… – Валентина Адамовна приложила лифчик к своей необъятной груди. – Это ж мне только в кармане его носить. И, главное, спрятал. Ох уж эти мне мужики, ну никак не умеют барышне приятное сделать…

В это время из ванной тихонько вышел Мефодий Сидорович и хотел незаметно проскользнуть к столу. Проскользнуть не получилось.

– А поди сюда, доморощенный Абрамович! – как-то неласково позвала супруга из прихожей.

Мефодий Сидорович еще больше втянул голову в плечи и затрусил на зов.

– Ты зачем это купил? – сунула мужчине в нос новенький бюстгальтер Валентина Адамовна. – Ты хочешь меня по миру пустить, я правильно поняла?

Мужчина потел, краснел, отводил глаза в сторону и никак не мог придумать, что ответить.

– А мамочка снова интересуется! – добавила металла в голос Валентина.

– Мне Николай посоветовал… Сказал, что ты обрадуешься, – выдавил из себя Мефодий Сидорович.

Николай был другом Мефодия Сидоровича. Они вместе трудились на ниве сантехники, помогали друг другу советами и часто рассуждали на интеллектуальные темы. В отличие от Мефодия Сидоровича Николай семьи не имел, зато имел кучу свободного времени. Но как-то так получилось, что в гости Николая еще ни разу не приглашали – Валентина не могла представить, чтобы ее муж смотрел на кого-то, раскрыв рот, когда рядом такая умная жена. Достаточно и того, что этот Николай у мужа с языка не слезает.

– Тебе посоветовал Николай?! Что он может посоветовать?! От него уже жена ушла, теперь он тебе советует?! – возмущалась Валентина Адамовна. – На кой черт ты приволок в дом это изделие для лилипутов? Зачем ты покупаешь мне все эти кружевные недоделки? Такую уйму денег выкинуть на такое убожество!

– Мама! Ну что вы такое говорите! – возмутилась Маша. – Это же очень красивый бюстгальтер. И фирма хорошая. Он же стоит, наверное, тысячи полторы!

– Всего четыреста рублей, – поспешно откашлялся Мефодий Сидорович.

– Всего?! – чуть не потеряла равновесие Валентина Адамовна. – Всего четыреста? Да я на такие деньжищи… Моня! Ты сам себе выбрал наказание. Ближайшие полтора месяца ты не подойдешь к телевизору! Четыреста рублей – это как раз столько мы платим за свет за полтора месяца. Ты будешь смотреть на свой подарок.

Отца решил выручить сын.

– Мам, давай так… – порылся он у себя в кармане и вытащил кошелек. – Вот тебе деньги и давай забудем про все подарки.

– Позволь, но… – еще не могла успокоиться мать. – Ты мог мне и так…

– Пап, пойдем за стол, – потащил отца к столу Володя. – Маша, убери этот лифчик с глаз долой.

В семье снова воцарились мир и согласие, только Валентина Адамовна нет-нет да и бросала на супруга гневные взгляды. Однако Мефодий Сидорович старательно не обращал на них никакого внимания.

Утром следующего дня к местному рыночку возле остановки спешила дама. Дама была наряжена в красное пальто с черно-бурой лисой, в норковую шляпу с блестящим цветком и в сапоги на каблуках. Следом за собой яркая женщина тащила большую сумку на колесиках – дама шла торговать.

Года два назад Валентина Адамовна решила «заняться бизнесом» и стала продавать соленья. Нельзя сказать, что это как-то существенно повлияло на семейный бюджет, зато в душе у Валентины поселилось твердое убеждение, что именно она основной кормилец, и главное – у нее появились коллеги по цеху! Валентина могла теперь спокойно диктовать рецепты засолки капусты, огурцов и правила поведения с мужьями. «Коллеги» слушали, кивали и даже иногда записывали все, что говорила эта умная женщина.

Прибыв к своему месту и устроившись на складном стульчике, Валентина Адамовна принялась раскладывать свою продукцию на ящике.

– Девушки, – важно повертела она головой. – А мой-то вчера чего учудил. Подарок мне преподнес, негодяй эдакий.

«Девушки» раскрыли рты и приготовились внимать.

– Купил мне вчера… интимность, – продолжала удивлять Валентина Адамовна. – И ведь, охальник такой, даже меня не предупредил!

– Валь, а чего за интимность-то? – не выдержала женщина, торгующая семечками. – Ночнушку, что ли? Или пижаму?

– Ты, Михална, от жизни отстала, – отозвалась «девушка» лет восьмидесяти, торгующая вязаными носками. – Чтой-то за интимность такая – пижама? Небось виагру какую в дом приволок, прости, господи. Точно, Адамовна?

– Ой, ну что вы такое говорите? – возмущенно вытаращилась Валентина. – Мой Моня и слов таких не знает. Да и зачем это? Сразу видно, не дарили вам мужья подарков уже лет двадцать. Вы на это обратите внимание, я потом расскажу вам, как подарки требовать. Мой-то мне вчера лифчик подарил!

– Покажи! – не удержалась Михална. – Неужто лифчик? Сам покупал?

– Михална! – ошарашенно посмотрела на нее Валентина. – Ты чего говоришь-то? На улице пятнадцать градусов, а я тебе до пупа раздеваться буду? Говорю же, подарил!

Женщин и в самом деле мужья нечасто баловали подарками вот так, без повода, да еще и такими. Поэтому глаза у них заблестели от любопытства.

– А мой вот все эти отделы с бельем всегда рысью пробегает, – вздохнула молоденькая Наташа. – Да и не разбирается он в размерах, чего он там купит.

– И мой не разбирается, – важно дернула бровью Валентина. – И все же постарался. Не угадал, конечно. Там чашечки-то… с ранетку величиной. Но… я уж сильно не стала ругаться, все же хотел мне сделать приятное… Ой, девчонки, признаюсь, сначала, когда вытащила эту прелесть у него из кармана, хотела разорвать прямо! А потом… вспомнила советы психологов, передачи про здоровье и… взяла себя в руки.

Восьмидесятилетняя бабушка фыркнула:

– А я б, коль такую красоту у своего деда из кармана выудила, точно б разорвала его, паразита такого! И вспоминать бы ничего не стала. Прям так бы калекой и сделала!

– О-о-ой, Павлина Марковна, – потянулась Валентина. – Нельзя так… Поэтому ваш старик и не дарит вам ничего. Не хочет.

– И твой не хотел, – хитро прищурилась Павлина Марковна. – Чегой-то он подарки в карманах таскать будет? Это он у какой-то красавицы был да принадлежность ейную забыл выкласть из карманов-то. А ты нашла да и обрадовалась, дуреха! Другая б сразу сообразила, да и по мордасам мужа-то, по мордасам! А ты радуисся!

Валентина повернулась к подругам с чувством превосходства:

– Вы слышали? Вот, девочки, вы тоже будете лет через двадцать такими же недобрыми, если не будете сейчас принимать кальций.

– А кальций-то тут при чем? – удивилась Михална.

– Я смотрела в рекламе – надо, – серьезно подтвердила Валентина. – Сначала тоже не поверила, но вот теперь на Павлину Марковну смотрю… надо.

– Вот дуреха – она дуреха и есть, – отмахнулась от нее Павлина Марковна и вдруг заверещала на весь микрорайон: – А носочки-и-и!!! Кому носочки-и-и-и?! Из натуральной шерсти! Изготовленные лучшими умелицами России! Награждены «Оскаром», прости, господи! Подходим, пока все не продала!

– Молодой человек! Покупаем семечки! Семечки! – кричала Михална. – Такой красивый молодой человек и без семечек!

– Ой, да все они красивые, пока молодые, – вздохнула Валентина и блаженно завела глаза. – У меня вот дружок в молодости был, Лешка Коноплев. Уж как любила, как любила!

– Это ты про мужа опять, что ль? – криво усмехнулась Павлина Марковна.

– Это я про другого. Которого еще до мужа любила, – любезно пояснила Валентина. – Ой, девчонки, не мужчина – конфетка! И обходительный такой, и всегда «извините», «пожалуйста»! Посадили его потом, за кражу. Так-то, девчонки. Не поверите, потом приходил – ведь убожище, прости, господи! Зубов нет, кожа вся висит, волосы повылазили. Это ж ужас!

– Батюшки-светы! – охнула Павлина Марковна. – Это чего с ним с болезным приключилось?