– До сих пор я считал, – так же тихо отвечаю, – что единственное, к чему он имеет отношение, – это порча нервов его сестры Васили. Он заставил ее заниматься семейными делами. Как оказалось, очень удачно. Наверное, это семейное проклятие, передающееся из поколения в поколение. Мужская часть не желает ничего делать, кроме как стрелять во врагов Отечества, причем очень умело. Остальное им не интересно, и в промежутках между войнами лежат на диване и читают газету. Как надоедает, отправляются гулять по…
– Я догадалась, – хихикнула Настя, поняв, что я пытаюсь найти слова поприличнее.
– Ну да, – с облегчением подтверждаю. – После всех радостей начала века они крайне обеднели. Войны, революции, мятежи, аграрная реформа. Раньше хоть и не ханы, но земель имели достаточно много и с арендаторов жили. А тут стало по-настоящему тяжело и плохо. Характер не переделаешь, трудиться Ахмет не желал, а диван продали. Вот они полюбовно и договорились. Все дела на себя взяла его сестра. Они близнецы, но абсолютно разные. Не по внешности. Как раз снаружи не отличишь. Василя – это такой женский вариант викинга. Валькирия. Ничего не боится, и вместо мозгов счеты. Костяшки стучат и складываются в правильную картинку. Начинала с ерунды какой-то, даже у меня одалживала, а золота у меня сроду не имелось, и только потому что времена изменились. Кто бы при Кагане ей позволил финансовые дела вести? Девушка должна сидеть дома и ждать мужа. В нашем случае – непутевого брата. А тут развернулась…
Я все-таки человек достаточно публичный. У меня знакомых сотни, и во всех сферах, но такого не помню. У нее нюх на деньги. Причем нога ее в жизни не ступала ни в какие коммерческие училища. Что-то там про словесность изучала до войны и так и не закончила. Деньги буквально прилипают к ее рукам. Сигареты, горючее, цемент, текстиль, сельскохозяйственные машины… Все что угодно. Если она взялась за это, значит, в накладе не останется. Первый фильтр от сигарет чья компания изобрела? То-то. Патент получен в двенадцатом году, продажа новых сигарет уже в следующем началась. Они ведь первоначально рассчитывали на женщин, у которых при курении к губам прилипал табак. Ну не понравилось Васили отплевываться. Не эстетично. А потом и мужчины сообразили, что лучше. А заодно в изготовлении используется лен, а после войны его девать некуда было. Хозяйства разорялись, а тут покупатель нашелся. Дикие деньжищи заработала.
Ахмет, – вкрадчиво спрашиваю, наклоняясь вперед, – сколько у вас миллионов?
– Этого никто не знает, – безмятежно сообщил он. – Особенно я. Меня к этим делам не подпускают на пушечный выстрел. Но много. На веселую жизнь хватает.
– Я не помню такой фамилии – Киреи, – моща лоб, сказала Настя. – То есть хан такой был. А вот миллионщик…
– Она по мужу Игорева, – просветил Ахмет. – Концерн Игорева. Строительство и торговля. Представляете, захотела прикупить заводик по производству холодильной техники. Мало ей того, что уже имеется. Мне жалко ее несчастного мужа, который существует исключительно для воспитания детей. Они ролями поменялись. Он руководит домашними делами и следит за кухарками, а она уезжает с утра на работу в контору и до ночи не появляется. Тьфу! – он плюнул на дорогу.
– Восточный человек, – пожав плечами, сказал я.
– И на тебя тоже, – беззлобно сообщил он. – Завтра же позвоню твоим родителям и сообщу, что ты в стране.
Я на всякий случай промолчал. Угроза была нешуточная. Стоит мне появиться, и мать начнет собирать потенциальных невест. А уж дырку мне в голове будут делать всем семейным коллективом. Они уже давно согласны на кого угодно, лишь бы наконец женился, но никак догнать меня не могут и связать. Привезти Настю, что ли, познакомиться?
– Вы привезли? – обрадованно вскричал при нашем появлении молодой человек, претендующий на богемный облик. Во всяком случае, на шее у него висел шелковый платок, а на голове красовался помятый берет. – Какое счастье, – с неподдельным энтузиазмом воскликнул он и, вцепившись в Настю, поволок ее по коридору.
Не знаю уж, что она там думала, оглянувшись на меня, про темпераментных русских мужчин. Сначала один увлекает в неизвестном направлении, теперь другой, и все куда-то тащат, но сопротивляться не стала.
– Мечислав уже всех со свету сжил, люди боятся попадаться ему на глаза, – возбужденно рассказывал богемный тип на ходу.
Я посмотрел на Ахмета.
– Коршунов, – объяснил тот, подмигивая. – Совершенно не желает себя контролировать в подобных ситуациях.
– Гений, – подтвердил молодой парень.
Я понимающе кивнул. Гении – они все больные на голову. Приходилось сталкиваться. Семья от его поведения рыдает горькими слезами, зато посторонние люди при виде окончательного результата впадают в восторг. Данный экземпляр ничем не лучше. Слышал я пару историй, как он актеров доводил до нервного срыва своими придирками, но после «Кровавого потопа», получившего кучу международных премий и замечательные отзывы критики, он еще и не то себе мог позволить. Кроме действительно замечательной картины, он получил еще и признательность Диктатора за правильное освещение патриотической темы борьбы русского народа против сепаратистов – и имел всех в виду. Розницей и оптом.
Еще из-за угла были слышны громкие крики. Мужской голос не выбирал выражений, женский слабо оправдывался. Возражения не убеждали даже меня. Начальник сказал представить под его светлые очи фотогеничную блондинку – старайся, а не жалобно ной.
– Так, – сказал уже знакомым голосом низкий и толстый мужик с абсолютно лысой головой, поворачиваясь на стуле в нашу сторону. – Сюда ее!
– Минутку, – попытался я вмешаться.
– Это кто? – надменно спросил Коршунов. – Что он делает на площадке?
– Это мой друг, – совсем не легонько вбивая мне локоть под ребра, так, что перехватило дыхание, заявил Ахмет. – Он уже молчит.
Режиссер моментально забыл про меня и приказал:
– Читайте.
– Что? – растерянно спросила Настя.
– Что хотите, – отмахнулся он. – Ну!
Она неожиданно усмехнулась и стала читать стихи:
А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни – мимо,
Пули – мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь – моя ограда,
– А теперь встаньте вот так, – потребовал Коршунов. – Сняли? – Оператор показал большой палец. – Еще и легкий акцент имеется. Очень хорошо. Петь тоже можете, милочка?
– Я все могу, – нахально заявила Настя. – Только еще раз назовете милочкой – развернусь и уйду. Я тут проездом и не напрашивалась.
– Пойте! – потребовал режиссер, не обращая внимания на попытку поставить его на место.
– Что тут происходит? – уже зло спрашиваю Ахмета.
– Слушай, – шепотом взмолился он, – ты ж сам сказал: певица и актриса. Что тебе – жалко, что ли? Берик, – жалобно попросил он, – не лезь. Никому от этого плохо не будет. Вот этот наш великий деятель получил заказ с самого верха снять фильм про нашествие мунголов. Ему просто до зарезу нужна Ярославна. Ну, знаешь, слезы крупным планом по поводу убитого мужа, потом обнаженный клинок в руках. Клятва о мести. Большая битва и героическая смерть. В конце трагическая музыка. Классный фильм может выйти. Уже кучу сцен сняли, а он все перебирает актрис. Никто ему не подходит на главную роль. Если уж зациклился на определенном типаже, можно бить топором по голове – ничто не поможет.
Я поперхнулся и покрутил пальцем у виска. Прижизненных портретов в те времена не делали, но происхождение у княгини было самое что ни на есть половецкое, а у сыновей и внуков, по летописям, были ярко выраженные скулы с узкими глазами.