Скатившись по лестнице, я выскочил во двор. Осмотрелся, по привычке держа ладонь на рукояти меча. Не заметив на первый взгляд ничего из ряда вон выходящего, пошел вниз по улице. Пустая кобура при каждом шаге непривычно легко хлопала по бедру.

Так… Сейчас надо действовать быстро. Сначала — поговорить с Хмырем. Затем, возможно, заглянуть в Управление и встретиться с шефом. А потом… Потом надо придумать, куда спрятать Ирину. Впрочем, это, наверное, бесполезно. Не уверен, можно ли вообще что-либо спрятать от глаз демона. Разве что только в церкви…

Может быть, обратиться за помощью к церковникам? Противопоставить свет тьме?.. Хотя нет. Вряд ли из этого выйдет что-нибудь толковое. Связываться с церковью — себе дороже. Лучше уж я обойдусь как-нибудь сам. Что-нибудь придумаю.

Прятавшийся под курткой кинжал, будто отвечая на мои мысли, ткнулся мне в бок. Исходящий от него холодок тьмы чувствовался даже сквозь рубашку. Непонятно, с чего это он так активизировался.

Заметив притормозивший на остановке автобус, я прибавил шаг и успел проскочить внутрь до того, как водитель закрыл двери. Несмотря на то что я честно заплатил за проезд и аккуратно сел на свободное место, моему появлению, похоже, никто не обрадовался. Большинство пассажиров вышли на следующей же остановке. Остались только самые упорные, но и те беспрестанно косились в мою сторону. Как будто что-то чувствовали.

А может, и действительно — чувствовали. Жаль, что у меня нет зеркала. Любопытно, сколько холодной колючей черноты сейчас в моем взгляде?..

Проехав пяток остановок, я вышел из пропитавшегося липкой духотой салона и сразу же нырнул в лабиринт грязных дворов. Идти было уже недалеко. Бывшее заводское общежитие ждало меня всего в двух кварталах от этого места — унылое обшарпанное здание в окружении бесформенных мусорных куч. Толкнув ногой покачивающиеся на ржавых петлях останки двери, я вошел внутрь. Сидевший на ступеньках мужик, полностью увлеченный полупустой бутылкой из темного стекла, даже не взглянул в мою сторону. Впрочем, в его внимании я и не нуждался.

По захламленной лестнице я поднялся на верхний этаж и уже оттуда на чердак. Осторожно приоткрыл натужно скрипнувшую дверцу.

Вглядываясь в полумрак, позвал:

— Иван…

Молчание. Я осторожно шагнул вперед, на всякий случай держа перед собой открытые ладони. Привычку Хмыря повсюду таскать с собой ружье я не забыл. Вполне обоснованную, кстати, привычку — в таких местах, как это, без оружия выжить не так-то просто.

— Иван, ты здесь?..

Хмырь вышел из-за густой паутины переплетенных труб, держа в опущенной руке неизменный обрез. Я только хмыкнул.

— Конечно здесь. Где ж мне еще быть-то?

— Ну мало ли… Знаешь, я всегда удивлялся, как ты тут живешь. Неужели нельзя найти место получше? Хотя бы там, где крыша не течет.

Небрежно бросив свое оружие на кровать, Хмырь опустился в свое неизменное кресло. Под натужный скрип дерева и пружин поерзал, устраиваясь. Закинул ногу на ногу.

— Нравится мне здесь, — после минутной паузы ответил он. — Только в таких местах, как это, можно увидеть жизнь во всех ее проявлениях.

— И смерть тоже.

Бывший инквизитор кивнул.

— Да, и смерть тоже — благо периметр недалеко… Ты садись. Вон, бери стул. Я его вчера починил, теперь вроде держится.

Я послушно придвинул поближе неказистую деревянную конструкцию.

— Слушай, Иван. У меня проблемы…

— Я знаю. — Я только кивнул: привык уже, что бывший верховный инквизитор Иван Симонов, а ныне бездомный бродяга по прозвищу Хмырь всегда и все знает, — Ты еще не вошел, а я уже понял, что у тебя что-то случилось.

Я взглянул на него, недоуменно приподняв брови, и бывший инквизитор неохотно пояснил:

— Тьмой пахло.

Мне оставалось только склонить голову.

Можно ли творить добро с помощью зла? Можно ли создать Свет посредством Тьмы? Можно ли прийти к Богу под руку с Дьяволом?

Как я могу бороться со злом, нося в себе его зерна? Имею ли такое право?

Свет и тьма устанавливают границы, строят бесконечный лабиринт стен, называющийся жизнью. Могу ли я, отмеченный тьмой, выйти на светлую сторону?.. Хочу ли я?

Хмырь в упор смотрел на меня. В чем-то его взгляд был похож на взгляд демона. Такой же пронзительный, выворачивающий наизнанку, всевидящий. Только вот тьмы в нем не было… Света, впрочем, тоже.

— Ты знаешь, за что меня в свое время лишили сана и изгнали? — неожиданно спросил он.

Я неуверенно кивнул.

— За ересь.

— Верно. Меня посчитали слишком большим знатоком всяческих ересей. И все потому, что я всегда рассчитывал, иногда даже в ущерб основным догматам веры, прежде всего на свою собственную голову… Ты слышал когда-нибудь о теории абсолютного добра? Ее вывел один теолог еще задолго до Дня Гнева, пытаясь разобраться, почему Бог не вмешивается в те ужасы, что его именем подчас творятся на земле. Сейчас, она, конечно, уже потеряла актуальность, но тем не менее все еще остается в черном списке инквизиции как одно из наиопаснейших заблуждений, должное любыми способами искореняться из сознания людей. И я не могу сказать, что это ошибочное решение.

— Если ты считаешь, что запрет справедлив, то зачем тогда говоришь мне все это? — Я все еще ничего не понимал. И не видел смысла в этом разговоре.

— Потому что есть разница между верой и знанием, — туманно отозвался бывший инквизитор. — Так вот, эта теория утверждала, что любое стремящееся к абсолюту добро является по своей сути бездеятельным, потому что невозможно нести людям свет; не творя при этом — пусть даже косвенно — тьмы. В мире все взаимосвязано. И то, что кажется добром одному человеку, неизбежно покажется злом другому. Конфликт интересов… Я даже не буду упоминать про войны, убийства, насилие — то есть те случаи, когда тьма растекается рекой. А ведь даже на войне каждая сторона считает себя правой, а врагов — в чем-то виновными… Приведу совсем уж обычный житейский пример. Проходя мимо сидящего на улице нищего, ты от чистого сердца бросаешь ему монетку, делая несомненно доброе дело — ибо еще Господь говорил: «Не проходи мимо страждущего». Но это увидел другой, сидящий рядом нищий. Он подумал: «Почему ему, а не мне?» — и в его душе родилась искорка зависти — грех, тьма, зло… И кто сравнит, чего больше породил твой поступок — света или тьмы?

Хмырь выпрямился в своем кресле с таким видом, будто готовился изречь величайшую истину всех времен. Я молча слушал. Это все, что я сейчас мог, — слушать.

— Вот почему Всевышний, который по Писанию считается единственным источником абсолютного Света, не вмешивается в дела смертных на Земле. Он просто боится, творя добро, приумножить на Земле тьму… — Бывший инквизитор криво усмехнулся. — Видит Бог, эта теория в числе множества прочих не пережила День Гнева. Но основные ее догматы справедливы до сих пор: только тот не приносит в мир зло, кто вообще не делает ничего. И никто, кроме самого Господа, не может судить, чего больше в человеческом поступке — света или тьмы.

— Неудивительно, что эту теорию запретили, — буркнул я.

Хмырь согласно кивнул.

— Неудивительно… Но ты же понял, что я хотел сказать?

Я промолчал. Однако бывший инквизитор, как видно, удовлетворился и этим:

— Хорошо. Тогда рассказывай… И сядь наконец. Не маячь перед глазами.

Я вздохнул. И послушался.

Сколько нужно времени, чтобы рассказать о всех событиях сегодняшнего дня, начиная со сна-послания и заканчивая слепо смотрящими в небо глазами своих бывших коллег? Я уложился в полчаса. Рассказал, ничего не скрывая и не приукрашивая. Изложил события так, как они мне явились, предоставив бывшему инквизитору самостоятельно делать выводы.

Когда я закончил, Хмырь некоторое время молчал. Потом вздохнул и откинулся назад. Вытащил откуда-то кисет и кусок газеты. Закурил.

Я ждал, глядя на тлеющий в его руках огонек самокрутки.

— Это все правда?

Я выразительно пожал плечами.

— И что ты собираешься делать?