Да какая разница, хоть кольцо вероятности, хоть Господь Бог, хоть сам дьявол – мне было все равно. Давно уже подгибающиеся ноги с неведомо откуда взявшейся силой оттолкнулись от края и подбросили мое тело в воздух.
Кажется, за моей спиной кто-то ахнул. Конечно же, это были те самые милиционеры, которые только что вовсю тарабанили по люку, костеря меня на разные лады. Ха! Герои. Попробуйте-ка повторить такое...
Боль скрутила меня еще в воздухе, заставив передернуться всем телом и завопить в голос. А в следующее мгновение бетонный бордюрчик с невероятной силой ударил меня под дых. Мне тотчас же захотелось выплюнуть все свои внутренности. Кажется, я только что размочалил себе парочку ребер.
Боль была умопомрачительная.
Держись, Зуев! Держись, хотя и сил больше нет! Ты можешь. Ты способен на большее. Ради всего святого, Зуев, держись...
Я и держался, с трудом цепляясь за какой-то металлический прут, торчавший из крыши в нескольких сантиметрах от моего носа. В тот момент я даже не понимал, что, прыгни я чуть левее и этот пруток прошил бы меня насквозь, как жука.
Но мне повезло. Я сумел не превратиться в проколотое булавкой насекомое и теперь болтал ногами в воздухе, чудом удерживаясь от того, чтобы сорваться и ухнуть вниз. Руки скользили, пальцы разжимались. Но ценой невероятных усилий я все же смог закинуть наверх одну ногу. Потом другую. И вдруг как-то неожиданно легко перекатился через бетонный бордюрчик и, пыхтя и отдуваясь, свалился на крышу.
Встал. Поковылял в сторону пожарной лестницы.
Так. У меня остались считанные минуты до того, как они доберутся сюда и перекроют мне последний путь к спасению.
Я должен успеть. Я должен!
Не спустившись, а, собственно, свалившись по пожарной лестнице, я вновь ощутил под ногами успокоительную твердость асфальта. Поблизости не было ни одного мента. Только какой-то мужик с большущей сумкой и пара детишек на великах. Они мне не помеха.
Я успел. Я удрал. Я получил передышку.
Но ведь это еще не конец. Если я задержусь здесь хотя бы на минуту, то неизбежно буду пойман и водворен в камеру. Необходимо бежать. Бежать дальше...
Игра продолжалась.
* * *
Два дня. Я получил всего два дня на то, чтобы более или менее оклематься от этой свистопляски. А потом снова пришлось выйти на дело. И откладывать это было нельзя.
Бедный, бедный Антон Зуев. В кого же ты превратился?
Я смотрел в зеркало и не узнавал себя. Тощий, изможденный, трясущийся мужик с пылающими каким-то безумным блеском глазами. Лицо превратилось в обтянутый кожей череп. Плечи перекосило, и одно теперь было гораздо выше другого. Левая рука подергивалась, как будто ее били судороги, и сколько я ни пытался сдержать эту проклятущую дрожь, пользы от этого не было. Будто бы мало того, что я и так превратился в урода, так еще и стал хромать и приволакивать ноги.
Но все это просто пустяк по сравнению с тем, что я чувствовал.
Господи боже... Как же у меня все болело. И руки, и ноги, и туловище, и голова. Все. Если бы я сейчас снял рубашку, то наверняка перепугал бы всех врачей в округе. Синяки, ссадины, кровоподтеки. Огнестрельные раны. Я только что извел на себя целую кучу бинтов и теперь щеголял весь перевязанный практически с ног до головы. Прямо-таки мумия какая-то.
Но не бессчетные царапины и синяки интересовали меня – они рано или поздно заживут. Меня гораздо больше волновала глубокая рваная рана в боку, оставленная чьей-то пулей. Выглядела она, прямо скажем, не блестяще, страшно ныла и отзывалась болью на каждое неосторожное движение, начиная сочиться сукровицей. Возможно, в другом месте и в другое время я бы показал ее врачу, но сейчас по вполне понятным причинам я такой возможности не имел.
Среди остальных моих болячек стоило бы упомянуть сломанные ребра, перетянутые сейчас эластичным бинтом, и левую руку.
О да... Левая рука. О ней следовало бы говорить особо. А лучше вообще не упоминать.
Выглядела она просто отвратительно. Белесый ободок омертвевшей кожи расширился уже до восьми-десяти сантиметров и расползся безобразной опухолью во все стороны, поглощая запястье, выбираясь на ладонь и протянув свои жадные щупальца ближе к локтю. Отмершая кожа практически ничего не чувствовала и в нескольких местах уже растрескалась, обнажив бело-розовые ниточки мускулов. Из этих ранок непрестанно сочилась какая-то омерзительная зеленоватая жижа, издающая слабый запах разложения.
Ужасно. Я уже начал гнить заживо!
Это выглядело отвратительно, но, как ни странно, не доставляло мне ни малейших неудобств. Омертвевшая кожа боли не причиняла совершенно. Зато окружающая ее чернота мучила меня беспрестанно. Темная плоть становилась мягкой и неестественно податливой, будто бы рука состояла из тонкой пленки кожи, под которую налито что-то вроде густого киселя. Вздувшиеся вены неровно пульсировали, толчками прогоняя в руку кровь и разнося трупный яд по всему моему организму. Отдельные красные ниточки опухоли уже заползали в плечо и осторожно прокрадывались на грудь.
Однако рука все еще действовала, хотя и несколько неуверенно и заторможенно. Я мог шевелить пальцами и, очевидно, даже смог бы неуклюже держать ими вилку, если бы был настолько цивилизован, чтобы придерживаться правил поведения за столом.
Сейчас пораженная недугом конечность была плотно перевязана и одета в приобретенную по случаю черную перчатку, скрывающую под собой неприятное зрелище измененной вероятностью плоти. Но я прекрасно знал, что прятать кольцо от глаз людских было бессмысленно. И в данной ситуации единственным вариантом для меня стало бы избавиться от этой железки, пока она не вогнала меня в гроб.
Но не сейчас. Пока что я еще должен тащить свою ношу, от всей души надеясь, что для меня еще не слишком поздно.
Пусть кольцо пока остается на своем месте. А на сегодня у меня есть другая задача.
Осторожно водя лучом фонарика по стенам, я приоткрыл дверь и змеей проскользнул в комнату, которая, судя по моим ощущениям, насквозь пропиталась духом мертвечины. Ощущение было омерзительное. Казалось, что на меня со всех сторон смотрят тысячи невидимых глаз. По спине маршировали целые батальоны мурашек.
– Успокойся, Зуев, – прошептал я, обращаясь к самому себе. – Это просто нервы. Просто нервы...
Мертвые не кусаются. Бояться следует только живых.
Проникнуть в городской морг оказалось проще простого. Видимо, никто не видел никакого резону бдительно охранять несчастных жмуриков. Конечно! Ведь никто не предполагал, что один из лежащих сейчас здесь покойничков несет в своем теле нечто настолько ценное, что кое-кто не пожалел бы ради этого жизни.
И я должен был успеть забрать это нечто прежде, чем за ним придут люди Долышева.
Я должен забрать кольцо вероятности у Рогожкина. Ведь ему оно уже не понадобится.
Пробраться мимо дремлющего в своей будочке сторожа было невероятно просто. Бедняга, видимо, здорово намаялся. Думаю, он бы не заметил, даже если бы мимо прошел распевающий песни и размахивающий флагами военный оркестр.
Судя по размерам помещения, местный морг был рассчитан на шесть, максимум восемь тел. Сейчас же здесь находилось двенадцать. Моими стараниями... Я на всякий случай перекрестился и осторожно взглянул в лицо первому мертвецу.
Какая-то бабулька лет семидесяти. Лицо спокойное-спокойное, умиротворенное. Нет, эта мне не нужна. Мужчина с короткой бородкой. Не то. Парень. Один из тех, кого я уделал еще на болотах. А вот и еще один... Хорошо я тогда потрудился, правда ведь?
Пять весьма обугленных тел я сначала пропустил даже не глядя. Потом, не удержавшись, все-таки заглянул одному из них в лицо. Эва, как вас подрумянило-то, парни... Ужасно... Черт... Вот черт...
Меня чуть не вывернуло. Зря я вообще явился сюда. Очень даже зря... О господи! Мне же теперь это всю жизнь сниться будет!
Стараясь стереть из памяти ужасную картину сожженного до неузнаваемости лица, я поспешно прошел дальше. Хотелось бы оказаться как можно дальше отсюда, но мне необходимо забрать кольцо. Второго такого случая мне больше не представится. Я должен...
