– Зуев!

Я обернулся.

– Антон, Рональд хочет знать, как ты попал сюда.

– Меня привез на «волге» Рогожкин. – Я уныло пожал плечами. – С ним был еще какой-то тип в костюме и при галстуке. Они высадили меня у вокзала и приказали найти вас.

Почти ничего не утаивая, я поведал все, что знал. Михаил переводил для Астона. Старик слушал, не перебивая. Когда я выдохся и замолчал, он кивнул и снова что-то залопотал по-английски.

– Рональд говорит, что этого и ожидал, – перевел Шимусенко. – Отколовшиеся знают о нас, но теперь это уже не важно.

– Почему не важно? Рогожкин знает, что вы здесь, и поэтому отправил меня. Разве то, что Астон здесь, не должно быть секретом?

Михаил усмехнулся:

– Если бы это было секретом – оно бы и осталось секретом. Отколовшиеся знают о нас. Мы знаем, что они знают. Они знают, что мы знаем, что они знают. И так далее.

Лысый старикан канадец снова проговорил нечто совершенно мне непонятное. Михаил ответил. Рональд в явном возмущении замотал головой и принялся что-то объяснять. Тарабарский спор разгорелся с новой силой. Обо мне будто бы забыли. Вздохнув, я вернулся к окну.

Рональд Астон, старейший в мире носитель кольца, хрипло закашлялся и выуженным из кармана платком вытер губы. На платке остались маленькие красные точечки, но канадец не обратил на них ни малейшего внимания.

– Очередная безумная выходка. – Он снова кашлянул и поморщился. – Вы, русские, всегда проявляли склонность к авантюрам.

Михаил с улыбкой пожал плечами:

– Иногда это себя оправдывало.

– А иногда втягивало в неприятности. Зачем нам этот человек? Не проще ли сегодня, когда он у нас в руках, забрать кольцо?

– Зачем нам кольцо, которое невозможно будет использовать в ближайшие несколько лет?

– А зачем нам человек, ставший камнем преткновения между нами и Отколовшимися?

– Его еще можно использовать, пусть даже в самых простейших операциях. А если мы пусть даже со всей аккуратностью отрежем ему руку – он уже не жилец. Отколовшиеся ликвидируют его. Да ты и сам прекрасно понимаешь, что нам ни к чему лишний свидетель.

– Хорошо. Допустим, мы испытаем его в деле. Но вопрос в том, способна ли возможная выгода перевесить неизбежный убыток?

– А разве мы что-нибудь теряем? Рональд, мы уже почти проиграли, еще даже не вступив в борьбу. Наши шансы одолеть Отколовшихся ничтожны.

– Если, конечно, мы не поднимем страны на нашу сторону.

– Ты сделаешь это? – Михаил пристально смотрел на Рональда, сохраняя спокойно-уверенное выражение, но в голосе прорезались стальные нотки. – Ты готов объявить о начале Третьей мировой войны?

И Астон не выдержал. Старейший и наиболее влиятельный повелитель вероятности Братства отвел взгляд.

– Не знаю... Я не знаю... Михаил, я помню одну из мировых войн. Еще мальчишкой я видел, как горели города, я побывал под бомбежками и прятался от артобстрела. Когда немцы бомбили Лондон, от случайного осколка погибла моя мать... И я вовсе не хочу стать таким же монстром, каким Гитлер стал для моего поколения. Мне не нужна война.

– Она никому не нужна. Даже Роману Долышеву.

– Но если мы сейчас сдадимся, то всего через несколько лет о Братстве уже забудут, а миром совершенно открыто станет править полубезумный инвалид.

– Это не значит, что все повернется к худшему.

Рональд слабо улыбнулся и покачал головой:

– И все-таки ты русский, хотя и считаешь себя европейцем. Великая идея светлого будущего и на тебя действует, как морковка на осла. Вот только осел идет и идет вперед, тянется за морковкой, а она все отдаляется и отдаляется, потому что привязана к палке, укрепленной на спине несчастного животного. Вспомни, один такой эксперимент уже провалился. А теперь Роман подготовил почву для новой попытки, которая охватит уже весь мир... Но мы говорили не об этом. Что ты предлагаешь сделать с Зуевым?

– Забрать его в Москву.

– И ты целиком и полностью уверен, что он не продаст нас при первой же возможности? Молчишь? То-то же. Возможные выгоды невелики, а, помогая ему, мы можем завязнуть по самые уши. Кроме того... Посмотри.

Астон скользнул к стоящему у окна и смотрящему вдаль Зуеву и схватил за руку. Михаил заметил, как Антон вздрогнул, будто его коснулась не иссохшая стариковская рука, а раскаленный железный прут. Рональд оттащил его от окна, как пластмассовую куклу, и вывернул руку, продемонстрировав запястье своему собеседнику.

– Смотри. Смотри сюда. Скажи мне, что ты видишь?

Михаил поморщился. Левая рука Зуева выглядела совсем неприглядно. Широкое кольцо припухшей мертвенно-бледной кожи охватывало запястье. Рука близ этой полосы, разрушенной дыханием вероятности, побурела и покрылась темными пятнами, на фоне которых отвратительно толстыми жгутами почти черного цвета вздулись неровно пульсирующие вены. Повинуясь нервному жесту Рональда, Антон закатал рукав рубашки и явил свету уходящие от запястья до самого локтя красные полосы, потом для сравнения вытянул вперед правую руку. Разница бросалась в глаза сразу же. Пораженная конечность стала гораздо бледнее и тоньше.

– Смотри! Ты ведь понимаешь, что это значит. Обычно такой эффект возникает только через полгода или год после начала использования кольца. А сколько Зуев носил кольцо? Меньше месяца! Почему его организм так сильно реагирует? Да потому, что он не обучен и не знает, как сдерживать разрушающую силу кольца. Потому, что Антон не принимал облегчающие начальный период препараты. Потому, что менее удачного места для кольца вряд ли удалось бы найти – слишком близко к кольцу вероятности проходит кровоток. Разрушенная измененной вероятностью кровь уже разносит по организму яд разложения. Хуже могло быть, только если бы он нацепил кольцо на шею!

Слыша недовольство в голосе Рональда, Антон переминался с ноги на ногу и ежился.

– Сколько он сможет держаться? Полгода? Год? Еще немного, и начнутся конвульсии, потом рука онемеет, появятся язвы и прободения. А что дальше? Гангрена? Лейкемия? Он умрет сам по себе через два-три года. Кольцо убьет его.

– А ты желаешь сделать это сам? Или тебе так нужно кольцо? Тогда убей его и забери чертову железку.

Астон снова закашлялся. Вытер губы, оставив на платке еще несколько кровавых пятен. Посмотрел на смятый кусочек ткани, а потом вышвырнул его в окно.

– Возможно, ты и прав, Михаил... – произнес он, немного задыхаясь. – Да, скорее всего, ты прав... Кхм... Возможно, что я уже не могу мыслить столь же четко, как раньше. Кольцо съедает меня заживо. И... Кхм... Возьми Антона Зуева в Москву. Обучи так, как я учил тебя. Быть может, это и есть наша последняя надежда сохранить шаткое равновесие между Братством и Отколовшимися... Вот только никогда не доверяй ему, потому что я чувствую его силу, силу, наполняющую его кольцо. И эта сила не наша.

Михаил молчал, отрешенно глядя в пространство, а в его голове с безумной скоростью сменяли друг друга возможные варианты дальнейших действий. Привычной режущей болью отдавало плечо, изъеденное силой кольца. Молчание длилось долго, потом Шимусенко спросил:

– Что это за сила?

– Не знаю. Но она не наша. И не Отколовшихся. Вопрос в том, на чью сторону она встанет в грядущем противостоянии.

– Возможно, сама вероятность сыграла так, чтобы одно из наших колец попало в руки Зуеву...

– Да, – Рональд согласно кивнул, – это вполне возможно.

Худой парень лет пятнадцати со смешно оттопыренными ушами окончил свой доклад и с надеждой уставился в лицо своему работодателю.

– Свободен, – бросил ему опрятный господин в дорогом костюме и, откинувшись в кресле, подхватил со стола початую пачку сигарет.

Парень кивнул и выскочил за дверь, бросив напоследок неприязненный взгляд на второго находящегося в комнате мужчину. Вероятно, это была награда за многочисленные вопросы, которыми засыпал его этот тип, а возможно, пареньку просто не понравился внешний вид вольготно расположившегося на кожаном диване грязного оборванца. Выглядел мужчина, действительно, весьма неприглядно. Неопределенного цвета майка и грязные джинсы соседствовали с торчащими во все стороны жиденькими волосами, рука чуть выше локтя была перебинтована. В руках он вертел наполненный бурой жидкостью шприц.