веркам, результатом которых может быть их опровержение3.

Таким образом, признание односторонне разрешимых высказываний позволяет решить не только

проблему индукции (заметим, что существует лишь один тип умозаключения, осуществляемого в ин-

дуктивном направлении, а именно — дедуктивный modus tollens), но также более фундаментальную

проблему демаркации — ту проблему, которая породила почти все другие проблемы эпистемологии.

Наш критерий фальсифицируемости с достаточной точностью отличает теоретические системы эм-

пирических наук от систем метафизики (а также от конвенционалистских и тавтологических систем), не утверждая при этом бессмысленности метафизики (в которой с исторической точки зрения можно

усмотреть источник, породивший теории эмпирических наук).

2 Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus. London, Routledge and Kegan Paul [русский перевод: Витген-

штейн Л. Логико-философский трактат. М., ИЛ, 1958; новое издание — в книге: Витгенштейн Л. Философские

работы. Часть I. М., Гнозис, 1994. С. 1-73].

3 Эта процедура проверки была названа Карнапом ( Carnap R. Ueber Protokollsaetze // Erkenntnis, 1932/33, Bd.

3, S. 223) «процедурой В». См. также книгу Дубислава ( Dubislav W. Die Definition. 3. Ausgabe. Leipzig, 1931, S.

100. *Добавление 1957 г.). В той ссылке имеется в виду не работа Карнапа, а моя работа, о которой говорится в

названной статье Карнапа и которая принимается им. Карнап сам признает, что именно я был автором того, что

он описал как «процедуру В» («Verfahren В»). (287:)

Поэтому, перефразировав и обобщив хорошо известное замечание Эйнштейна4, эмпирическую

науку можно охарактеризовать следующим образом: в той степени, в какой научное высказывание

говорит о реальности, оно должно быть фальсифицируемо, а в той степени, в какой оно нефальси-

фицируемо, оно не говорит о реальности.

Логический анализ может показать, что роль (односторонней) фальсифицируемости как критерия

эмпирической науки с формальной точки зрения аналогична той роли, которую для науки в целом иг-

рает непротиворечивость. Противоречивая система не выделяет никакого собственного подмноже-

ства из множества всех возможных высказываний. Аналогичным образом нефальсифицируемая си-

стема не в состоянии выделить никакого собственного подмножества из множества всех возможных

«эмпирических» высказываний (всех сингулярных синтетических высказываний)5.

2

Второе замечание состоит из некоторых соображений, высказанных мной при обсуждении статьи, прочитанной Рейхенбахом на философской конференции в Праге летом 1934 г. (когда моя книга

находилась в наборе). Отчет о конференции позднее был опубликован в журнале «Erkenntnis», и мое

выступление, публикуемое здесь в переводе на английский язык, было напечатано в журнале «Erkenntnis», 1935, Bd. 5, S. 170 и далее.

О так называемой «логике индукции» и «вероятности гипотез»

Я не верю, что можно создать удовлетворительную теорию того, что традиционно и, в частности, Рейхенбахом называется «индукцией». Напротив, я убежден в том, что любая такая теория — незави-

симо от того, использует ли она классическую или вероятностную логику, — по чисто логическим

причинам должна либо вести к регрессу в бесконечность, либо принимать априорный принцип ин-

дукции — синтетический принцип, который нельзя проверить эмпирически.

Если вместе с Рейхенбахом мы проводим различие между «процедурой нахождения» и «процеду-

рой оправдания» некоторой гипотезы, то мы должны сказать, что первую — процедуру нахождения

гипотезы — невозможно реконструировать рационально. Однако анализ процедуры оправдания ги-

потез не ведет, по моему мнению, к чему-то, что можно было бы считать относящимся к индуктивной

логике.

Теория индукции является излишней. Индукция не участвует в логике науки.

Научные теории никогда не могут быть «оправданы» или верифицированы. Однако, несмотря на

это, гипотеза А при определенных (288:) обстоятельствах может достигнуть большего, чем гипотеза

В, может быть, потому, что В противоречит определенным результатам наблюдения и, следовательно,

«фальсифицируется» ими, а может быть, потому, что с помощью А можно вывести большее число

54

предсказаний, чем с помощью В. В лучшем случае о некоторой гипотезе можно сказать, что до сих

пор она была способна доказывать свою ценность, что она была более успешной, чем другие гипоте-

зы, хотя она никогда в принципе не может быть оправдана, верифицирована или хотя бы вероятна.

Оценка гипотезы опирается исключительно на дедуктивные следствия (предсказания), которые из

нее можно вывести, и нет необходимости даже упоминать об «индукции».

4 Einstein А. Geometrie und Erfahrung // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften, 1921, Bd. 1, S. 123-130 [русский перевод: Эйнштейн А. Геометрия и опыт // Собрание научных трудов. М.: Наука, 1966. Т. 2. С. 83. *Добавление 1957 г.]. Эйнштейн говорил: «Если теоремы математики прилагаются к отраже-

нию реального мира, они не точны; они точны до тех пор, пока они не ссылаются на действительность».

5 Более полное изложение представленной здесь концепции вскоре будет опубликовано в виде книги.

*Добавление 1957 г. Это ссылка на мою книгу «Логика научного исследования» ( Popper К. R. Logik der Forschung. Wien, 1935), которая в то время находилась в печати. (Она была опубликована в 1934 г , но в выходных

сведениях указан 1935 г., поэтому я и сам часто цитировал ее со ссылкой именно на этот год издания.) (288:) Ошибку, обычно совершаемую здесь, можно объяснить исторически: наука рассматривалась как

система знания — знания как можно более достоверного. Предполагалось, что «индукция» гаранти-

рует истинность этого знания. Позднее стало ясно, что абсолютно достоверная истина недостижима.

Тогда вместо этого попытались получить хотя бы некоторую ослабленную достоверность или истин-

ность, т. е. «вероятность».

Однако замена «истины» «вероятностью» не помогает нам избежать ловушки регресса в беско-

нечность либо априоризма 1 .

С этой точки зрения представляется бесполезным и ошибочным использовать понятие вероятно-

сти в связи с научными гипотезами.

В физике и теории азартных игр понятие вероятности используется достаточно точным образом, который может быть удовлетворительно определен с помощью понятия относительной частоты (сле-

дуя фон Мизесу)2. Попытка Рейхенбаха расширить содержание этого понятия так, чтобы оно вклю-

чило в себя так называемую «индуктивную вероятность» или «вероятность гипотез», на мой взгляд, обречена на провал, хотя у меня нет никаких возражений против идеи «частоты истинности» в после-

довательности высказываний3, которую он пытается привлечь.

Гипотезы нельзя удовлетворительно интерпретировать как последовательности высказываний4.

Тот, кто принимает такую интерпретацию, ничего не выигрывает — она лишь приводит к различным

и в высшей степени неудовлетворительным определениям вероятности гипотез. Например, она ведет

к определению, которое вместо 0 приписывает вероятность ½ гипотезе, фальсифицированной тысячу

раз; именно так должно обстоять дело, если гипотеза фальсифицируется каждым вторым результатом

ее проверки. Можно было бы рассмотреть возможность интерпретации гипотезы не как последова-

тельности высказываний, а как некоторый элемент последовательности гипотез5 и приписывать ей