Ближе к полудню Мадея нагнала фургон, запряженный парой быков. Медленно переваливаясь с кочки на кочку, конструкция угрожающе скрипела и изредка подпрыгивала на камнях, звеня чем-то под выцветшим навесом. Поводья держал престарелый дед в шляпе с широкими полями. Заметив девушку, он расплылся в улыбке, обнажив пару насквозь гнилых зубов.

– Что с тобой случилось, красавица?

Бросив короткий взгляд в его сторону, Мадея отвернулась, не желая разговаривать, и прибавила шагу.

– Батюшки! Да ты же вся в синяках, доченька! – курлыкал заботливый голос деда.

– Ничего, переживу, – буркнула Мадея. Доченька… По возрасту он, скорее, годился ей в сыны, а то и во внуки.

Прислушавшись к боли в ноющих ногах, Мадея задумалась. Может, и не было ничего плохого в том, что она поговорит с человеком? А может, он сумел бы ей даже пригодиться… Еще раз украдкой глянув на старика, Мадея осторожно проговорила:

– Ночью на меня напали. Избили и забрали все вещи. Даже котелок… – От пристального взгляда деда, казалось, не спасал даже капюшон, отчего девушка съежилась. – Теперь вот… иду.

– Вижу, что идешь, хорошая моя. – Он поднял узловатый палец, словно собираясь изречь великую мудрость. – Повезло тебе. Переломали бы ноги твои, так бы и осталась валяться в поле. Люд из нашей деревни постоянно покойничков находит, особливо рядом с этим трактом, чтоб его… – Он кивнул в такт раскачивавшейся телеге. – Повезло тебе…

Старик хлестнул быков. Те же лишь покосились на своего мучителя и продолжили идти с той же скоростью. Мадея шагала рядом, слушая жужжание весенних жуков, вылетавших из травы.

– Куда направляешься-то? – Наконец прервал тишину дед.

– В Артаис.

Он удивленно крякнул, а затем хрипло рассмеялся.

– И что тебе там делать в таком рванье и без золота, а? Возвращайся-ка ты домой, милая, к мамкиной юбке. Всяко лучше будет.

– А это уже не твоего ума дело, – буркнула Мадея и снова ускорила шаг. Она ненавидела, когда лезли в ее дела, тем более с ненужными советами, которыми каждый почему-то так и норовил ее закормить. Но старика, похоже, грубость не обидела.

– Да постой ты! Ишь, гордячка какая! Садись рядышком, я тебя подвезу. – Встретив недоуменный взгляд Мадеи, он пожал костлявыми плечами. – Я тудась на Южный рынок еду. Садись, не обижу.

Разве такой мог обидеть? Эльфийка едва не расхохоталась ему в лицо. Этот дед был готов развалиться от малейшего дуновения ветра, а не то что причинить кому-то вред.

– Хорошо. – Она легко залезла на козлы и уселась рядом с ним. – Долго ехать?

– Думается мне, к завтрашнему утру будем. – Старик задумчиво почесал бороду. – А я-то всегда думал, что эльфы – неторопливый народ… – Заметив реакцию Мадеи, он успокаивающе поднял руки. – Не волнуйся, ничего я супротив вашего племени не имею, просто по говору угадал… Сиди спокойно. Помнится, как-то раз пошел я к вашему лесу, значит, нужно было мне… Что же мне было нужно-то?.. Вот память… А! – громко воскликнул он, отчего один из быков насмешливо фыркнул. – Овцы разбежались, и одна из них, зараза мохнатая, чтоб ее черти подрали, удрала прямо к вашему, значит, лесу…

За спиной, из темноты под навесом, донесся слабый шорох. Мадея прислушалась, но звук больше не повторился.

– …и гляжу – а на меня большие глаза из кустов! И явно не овцы моей глаза-то…

Шорох раздался снова, теперь уже громче. Кто-то полз по дощатому полу, стараясь делать это как можно незаметнее. И он был не один.

На этот раз Мадея не сумела скрыть охватившее ее беспокойство. Старик прервал рассказ и внимательно взглянул на девушку.

– Что тебя тревожит, хорошая моя? – Отметив движение глаз Мадеи, старик чуть улыбнулся. Что-то, промелькнувшее в его взгляде, совсем ей не понравилось. – Там внучок мой спит. Десять годиков ему…

Внучок, да? Мадея сглотнула. Звуки, которые раздавались из фургона, производил не один человек. И уж точно не ребенок.

– Мать бросила бедняжку, бабка померла уж весны две назад, сидеть с ним дома некому. Вот он и таскается со мной в Артаис и обратно… – дед говорил громко, слишком громко, не давая ей расслышать звуки за спиной.

– Я лучше пойду одна, – резко выпалила Мадея и свесила одну из ног, намереваясь спрыгнуть.

Однако дубина внучка оказалась проворнее.

– Жива? – услышала она голос деда, лежа на холодном дощатом полу фургона.

– Жива, ничего с такой тварью не сделается, – откуда-то издалека ответил ему «внучок». Затем чьи-то грубые руки принялись ощупывать ее, не стесняясь и не упуская ни единого места на ее обмякшем теле. Собрав остатки сил, девушка попыталась оттолкнуть их и тут же получила в живот от второго «внучка».

– Надо ей рот заткнуть, кстати, – донесся его хриплый бас. – Ничего, что курва вся в синяках-то?

– Переломов нет и ладно. Трасс должен будет отстегнуть достаточно»

– С-сволочи… – со свистом выдохнула Мадея. В следующее мгновение она вновь потеряла сознание, от силы удара проехавшись в угол фургона.

Надвигалась метель. Круцынь недовольно цыкнул и натянул обшитый мехом капюшон. Скоро начнут ныть кости, он был готов биться об заклад. В этом году Круцыню стукнуло пятьдесят. Красивая круглая дата для тех, кто встречает старость, размеренно покуривая трубку в теплом доме и нянча пищащих внучат. Но для таких, как он, пятьдесят лет и ноющие от малейшего перепада погоды кости были отголосками похоронного звона. На заснеженных безлюдных склонах гор под названием Волчьи Зубы, где уже третий десяток лет в полном одиночестве жил Круцынь, старость означала голодную смерть. Жестокую смерть, о которой никто и никогда не узнает. Никто и никогда не обнаружит его обтянутый потемневшей высохшей кожей скелет, распластанный на полу лачуги. Круцынь мотнул головой, стараясь отогнать дурные мысли, закинул убитую лису на плечо и продолжил медленно шагать, проваливаясь по щиколотку в свежий снег. Через пару минут он вновь остановился, недоуменно смотря на землю рядом с занесенной снегом тропой.

В паре шагов от него чернела трещина. Он был готов поклясться, что пару дней назад ее там не было. Положив лису, отшельник осторожно подошел ближе и глянул вниз.

– И откуда же ты взялась, интересно?.. – пробормотал он. Расщелина ответила воем ветра.

Земля под его ногами всколыхнулась так неожиданно, что Круцынь даже не успел отреагировать. Уцепившись за край расщелины, он беспомощно болтал ногами над пропастью и отчаянно таращился вверх, в затянутое серыми тучами небо. Хрипло дыша, он попытался вслепую нащупать на отвесной стене выступ побольше и, вбив туда мыс сапога, подтянуться. Но все его попытки были обречены на провал.

Скудный свет закрыла чья-то тень. Вскинув голову, Круцынь едва не заплакал от радости. Над ним, на самом краю пропасти стоял худой темноволосый мужчина. Глядя на аккуратные очки, поблескивавшие на его носу, и черный строгий костюм, из-за которого он казался еще более тощим, любой бы удивился, что подобный тип может делать на диких безлюдных склонах. Но Круцыню было совсем не до раздумий.

– Тебя, верно, послал сам Ану! – пропыхтел он, натянуто улыбаясь. – Помоги мне, друг!

Тонкие губы мужчины чуть изогнулись. Словно умиляясь, он понаблюдал за потугами Круцыня еще с минуту, а затем вонзил каблук сапога прямо в онемевшие от напряжения пальцы.

Полет вниз был недолгим. По крайней мере так показалось Круцыню. Короткая симфония из хруста, треска ломавшихся костей и чавканья разрываемого мяса. Но на землю его тело не упало – оставаясь в сознании, оно повисло в метре над усеянным осколками каменным полом. Как ни странно, Круцынь не чувствовал боли и, что было еще более странно, оставался жив. Вокруг царила кромешная тьма.

Неожиданно метрах в трех от него раздался тихий свистящий вздох, от которого он вздрогнул. Совсем рядом зашелестели потревоженные камешки. Шарканье послышалось еще раз, затем еще и еще… Кто-то неторопливо, шаг за шагом приближался из глубин этой тьмы к его безвольному телу.