— Ведущий на улицу?

— Ну, он мог этой же дорогой попасть на улицу. Но он мог выйти и к парадной двери.

— Лопата была при нем?

— Да.

— Но вам точно не известно, вы не видели — входил он в дом Маркхэма или нет, когда закончил копать?

— Нет, я не видел. Он скрылся из виду, когда оказался между домами.

— В направлении улицы.

— Или переднего входа.

— А вы слышали, как открывалась или закрывалась дверь?

— Нет, я лег спать.

— Вы были в постели, когда к вам пришел детектив Сиэрс?

— Да.

— Спали?

— Да, спал. Я всегда засыпаю после того, как схожу в сортир.

— Вам не показалось это странным? Что мистер Маркхэм копается на клумбе в такое время?

— Да, мне показалось это странным. Но они вообще странные люди. Муж содержит часовой магазин, жена кино снимает, — Рэддисон приподнял брови, — и кроме того, я тогда еще не знал, что ее убили. Я не знал об этом до тех пор, пока не пришел детектив Сиэрс.

— И вы решили рассказать ему о том, что видели на дворе Маркхэма?

— Да, конечно. А разве вы поступили бы иначе? У человека убили жену, а вы видите, как он закапывает нож и одежду. Я хотел сказать, что…

— Но ведь вы не видели, что он закапывал?

— Но именно это они откопали.

— Несколько раньше, мистер Рэддисон, вы сказали, что решили, будто мистер Маркхэм отправился обратно спать, после того, как закончил копать. Я вас правильно понял?

— Он там не зарядку делал, это точно. Он закапывал нож и одежду.

— Но у вас были основания полагать, что он спал, прежде чем начал копать? Он был в пижаме?

— Нет, не в пижаме.

— А в чем он был?

— В темной одежде. Брюки и какая-то ветровка, то ли синяя, то ли черная.

— А шляпа на нем была?

— Нет, сэр, не было.

— Вы видели волосы?

— Да, сэр.

— Какого цвета?

— Желтые, как солома, — сказал Рэддисон, и сердце у Мэтью сжалось.

Он не мог сосредоточиться на том, что говорила Сьюзен.

Они сидели возле бассейна во дворе дома, который он в последнее время все чаще и чаще разделял с ней. Они потягивали мартини, глядя на закат. Она рассказывала ему, что Джоанна должна приехать на каникулы девятнадцатого числа, осталось меньше двух недель, и они должны решить, что ей сказать, потому что Джоанна — смышленая девочка, она мгновенно догадается, что отношения между ними совсем не те, что были в сентябре, когда она уезжала в школу.

А он размышлял о том, что в деле слишком много «белых пятен». Интересно, как прокурор собирается их восполнить?

— Все дело в том, — сказала Сьюзен, — что пока мы сами для себя не решили, какого черта делаем, мы не сможем объяснить это Джоанне. Ты понимаешь, какого черта мы делаем, Мэтью?

— Я знаю только, что хочу этого, — ответил он.

— Это неправильно, — сказала она, внимательно на него посмотрев. Полные, чувственные губы придавали ее красоте несколько порочный вид, темные волосы успели отрасти после неудачного опыта короткой стрижки, карие глаза смотрели внимательно и печально.

— Ты сейчас где-то далеко отсюда, — сказала она, — скажи мне, что случилось?

— Нет, давай сначала решим с Джоанной. Ты сказала, что…

— У нас до ее приезда есть одиннадцать дней. Что с тобой, Мэт?

— Слишком много «белых пятен», — ответил он, покачав головой.

— Ты о деле Маркхэма?

— Да.

— А что за «белые пятна»?

— Ты когда-нибудь выходила из дому без сумочки?

— Да.

— Куда?

— В гимнастический зал. Я кидаю кошелек в «бардачок» машины.

— А еще куда-нибудь?

— На пляж. То же самое.

— А в городе?

— Беру сумочку. А что?

— Почему прокурор не заинтересовался пропавшей сумочкой?

— Почему пропавшей?

— Женщину нашли убитой на открытом месте с четырнадцатью колотыми и резаными ранами. Ее машина припаркована в двенадцати футах от того места, где лежало ее тело. Машина была закрыта, полиции пришлось взломать ее. В машине сумочки не было. В студии — тоже. Так где же она?

— А кошелек в машине был?

— Нет, ничего. И фильма тоже.

— Фильма?

— Она монтировала фильм там, на Рэнчер-роуд. Значит, исчезли и фильм, и сумочка, и ключи от машины. Я могу сделать вывод, что все это взял убийца. Я прав?

— Да, это выглядит правдоподобно.

— Но почему это не кажется правдоподобным Хэггерти?

— Хэггерти?

— Это человек, поддерживающий обвинение.

— Не улавливаю ход твоих мыслей, Мэтью.

— Я хочу сказать, что он должен понимать то, что понимаю я. Что убийца унес эти вещи.

— Да?

— Но он думает, что мой клиент и есть тот самый убийца! Так что же сделал мой клиент со всеми этими вещами? Где они? Если бы они были у Хэггерти, то он перечислил бы их в своем ответе на мой запрос. Значит, у него их нет. Так где же они? И где лопата или заступ, которыми он якобы закопал одежду во дворе? Значит, этого тоже нет.

— Разве? Так как же он может построить дело без…

— О, он уверен, что сможет. Но почему эти вопросы его не волнуют?

— А почему они должны его волновать?

— Они волнуют меня. Потому что именно это заставляет меня думать: а что же у него есть? Не важно, чего у него нет. Что у него есть? Почему он уверен, что может отправить Маркхэма на электрический стул? У него нет пропавшей сумочки, пропавших ключей, пропавшего фильма, пропавшей лопаты. А есть у него двое свидетелей, окровавленная одежда и нож, и он намерен обойтись этим. Почему?

— А почему бы тебе самому не спросить у него об этом?

— Он уже сказал мне, что у него есть. В ответе на мой запрос.

— А ему можно что-нибудь скрывать?

— Нет, нельзя.

— Он обязан сообщить тебе…

— Да, по закону обязан. Он не обязан сообщать мне, как намерен строить обвинение, но…

— Но он обязан сообщить, какие у него имеются улики.

— Да.

— И он сообщил тебе?

— Я обязан ему верить.

Некоторое время они молчали. Солнце уже почти скрылось.

— Мне очень хотелось бы тебе помочь, Мэтью, — ласково сказала она.

— Извини, что морочу тебе голову своими делами.

Они вновь замолчали.

— Что еще тебя беспокоит? — спросила она.

Он глубоко вздохнул.

— Скажи мне.

— Я, кажется, сойду с ума, Сьюзен. Я могу отправить на электрический стул невинного человека, потому что я не знаю, что мне делать.

— Ты должен знать, что тебе следует делать.

— Возможно.

— Он невиновен?

— Я обязан в это верить.

— А ты веришь?

— Да.

— Тогда ты не позволишь им его убить, Мэтью, — сказала она, сжимая его руку.

Позже, уже в постели с ней, он продолжал думать о деле. Блики света, отражаясь от бассейна, плясали на потолке. Ему стаю казаться, что такие же тонкие лучики и серебристые пылинки доказательств парят в воздухе, гонимые ветром. Ее длинные волосы коснулись его лица, их губы слились. Он закрыл глаза, пятна света плясали на их телах. Она опустилась на него.

И он на какое-то время забыл и о сумочке, и о ключах, и о фильме, и о лопате — обо всех этих пропавших вещах. Во всем свете были только они двое: он и эта женщина, которую он любил когда-то и, возможно, полюбил снова.

Но потом он снова вернулся к той же мысли: вещи были у убийцы.

Надпись на деревянном щите гласила:

Ниже был указан адрес: 3755. Грунтовая дорога вела с Тимукуэн-Пойнт-роуд через пальмовые заросли. Эти земли использовались в качестве пастбищ — около тысячи акров были обнесены колючей проволокой.

Грунтовая дорога проходила мимо озера, окруженного дубами. В озере водились крокодилы. Дорога, тянущаяся вдоль берега целых полмили, упиралась в главный дом. Оранжереи находились ярдах в двухстах от главного дома, между ними был сарай, который служил конюшней во времена, когда здесь были еще лошади. Среди хижин затесалось некрашеное блочное строение без окон, в котором размещался генератор. Строение с земляным полом футов пятнадцать в ширину и двадцать в длину. В одной из стен — вентиляционная щель. С середины потолка свисала голая лампочка, выключатель был внутри, за толстой деревянной дверью, закрытой на засов.