Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Ещё сожалея об утраченном сне, я перевернулась на другой бок, мимоходом удивившись, что на мне нет одеяла, когда моего обоняния коснулся запах тления. Он-то и прочистил голову окончательно. Я села и огляделась по сторонам. Спину кольнуло, но ни в какое сравнения с тем, что было прежде, эта боль не шла. Даже не боль, а так, намёк на неё. Значит, Леонардо исполнил то, что обещал. А второе его обещание? Я не чувствовала никакой слабости, только голод, памятный мне по прежнему исцелению.

В пещере горели лишь несколько свечей, а потому здесь было темнее, чем обычно. На столике не было ничего, кроме моей шляпки, Леонардо куда-то ушёл, и стало очевидно, что немедленно еды я не получу. Мои платье и тальма лежали на ближайшем кресле. Поморщившись от неприятного запаха, я потянулась к нему, намереваясь встать, одеться и пойти искать Леонардо. Потом мой взгляд упал на пол… и я в голос ахнула.

Искать Леонардо было не нужно. Никуда он не ушёл, и теперь то, что от него осталось, лежало совсем рядом с кушеткой. Именно оно и было источником неприятного запаха. Я опознала Леонардо только по волосам и кожаной одежде… Ну и ещё по тому, что, кроме него, тут больше никого не могло быть. Давно умершее тело теперь разложилось окончательно, вернее, даже не столько разложилось, сколько высохло. Сморщенная кожа облезла с костей, плоти под ней практически не было. К счастью, он лежал лицом вниз, так что я не увидела, во что оно превратилось.

Как я вскочила с кушетки и оказалась в другом конце пещеры, я не помню. Я чуть было не выбежала из неё в чём была, но вовремя спохватилась, хотя мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы подойти к злосчастной кушетке, пусть и с другой стороны, и взять одежду и туфли. Туфли я надела сразу же, платье кое-как натянула в уже знакомом туннеле, прикрыв тальмой незатянутую шнуровку. И бросилась бежать. Туннель вывел меня в темноту, я проплутала в ней некоторое время, а потом вдруг оказалась перед открытой дверью подвала.

Наверху царил тусклый утренний свет, было, наверное, часа четыре утра. Театр был закрыт, но когда я для очистки совести толкнула дверь служебного входа, она, к моему величайшему изумлению, открылась. И я пошла по пустынным, ещё не проснувшимся улицам к себе домой.

Карла не спала и встретила меня так, словно уже и не чаяла увидеть. По её словам, она ждала лишь наступления утра, чтобы пойти в полицию, и я ощутила укол совести. Ведь можно было послать ей записку, но я не догадалась, попросту забыв о её существовании за всеми этими треволнениями.

Я послала её спать, но незадолго до полудня снова подняла и отправила в дом ди Ногара, справиться о здоровье молодого сеньора. Я должна была убедиться, что с ним всё в порядке, и мне пришлось приложить изрядное усилие, чтобы удержаться и не явиться туда самой. Карла вернулась довольно быстро и сообщила, что молодой сеньор болен, поэтому никого не принимает, но, по словам врача, опасности для его жизни нет, и я вздохнула с облегчением.

Вскоре выяснилось, что сходные опасения тревожили не меня одну. Через некоторое время ко мне пришёл лакей в цветах дома ди Ногара. Велев передать Андресу, что я дома, живая и здоровая, я не удержалась и спросила, как он там.

— Да сеньор Андрес ничего, только слабый очень, головы от подушки оторвать не может. Всё о вас спрашивает. Врачи только руками разводят, никак не могут понять, что с ним такое.

Ну да, точно так же они разводили руками, когда их спрашивали, от чего умерла Марсела Мачадо.

— Напугал он сеньора маркиза, — понизив голос, добавил лакей. — Тот весь вчерашний день места себе не находил. Ушёл сеньор Андрес, слова никому не сказал, а уже вечером его привозят — лежащим на улице нашли!

— Что же с ним случилось?

— Говорит, что шёл по улице, почувствовал себя плохо и упал. А больше ничего не помнит.

— Но он выздоровеет?

— Да, врач говорит, что отлежится, и всё будет в порядке. Рекомендовал уехать из города, здоровье поправить.

Пришёл мой лечащий врач, осмотрел мою спину, нахмурился, осмотрел ещё раз и сказал, что придёт завтра. Похоже, не поверил сам себе, и было отчего. Карла тоже недоумённо хмурилась, глядя, как я довольно бодро хожу по комнатам, хотя ещё вчера ползала, как сонная муха, и преспокойно сажусь в кресло.

А меня мучил страх. Спросить, успел ли Леонардо сделать то, что собирался, было не у кого, и оставалось лишь ждать, чтобы выяснить это опытным путём. Но прошло три дня, потом пять, а никаких ухудшений в моём самочувствии не произошло, и я вздохнула с облегчением. А на шестой день приехал Андрес.

Он появился на пороге, бледный до синевы, опираясь на трость, которую раньше терпеть не мог. Я вскочила и бросилась его усаживать.

— Да со мной всё в порядке, — слабо отмахнулся он. — Скажи лучше, как ты?

— Со мной тоже всё в порядке, Андрес, правда. А ты? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — он вымученно улыбнулся. — Я обманул тебя… Так получилось. Я, наверное, никуда не уеду.

— Я знаю. Андрес… Пожалуйста, не пугай меня так больше. Я тебе благодарна, ты даже не знаешь, как, но пойми, без тебя мне ничего не нужно. Я не смогла бы танцевать, зная, что танцую буквально на твоём трупе.

— Ты знаешь? — тихо спросил он.

— Да, знаю. Леонардо мне во всём признался.

Андрес отвернулся.

— А ведь я просил его ничего тебе не говорить…

— Я сама догадалась. Он признался, когда я спросила его прямо. Ты сам себя выдал, когда написал отцу так, что он кинулся тебя искать — в том числе и ко мне.

— Я не мог… исчезнуть, ничего ему не сказав. А что было дальше? Когда ты догадалась?

— Я тоже кинулась тебя искать, прямо в Оперу. Леонардо почти не запирался.

— И ты…

— И я отказалась.

Андрес долго молчал, всматриваясь в моё лицо.

— Анжела, — наконец сказал он, — выходи за меня замуж.

— Андрес… Ты серьёзно?

— Более чем. Из-за меня ты потеряла всё. Я хочу… Я попытаюсь восполнить тебе твои потери.

— Но для этого не обязательно на мне жениться.

— Анжела, — с неожиданным жаром произнёс он, — я хочу на тебе жениться, потому что я тебя люблю. Я много думал… Всю прошедшую неделю я только и мог, что лежать и думать. Я побывал на краю пропасти, от которой меня спасла ты, и теперь я понял — у меня нет ничего и никого дороже тебя. И что главное в жизни — это чтобы рядом была любимая женщина, и чтобы она была счастлива. А всё остальное — карьера, власть, богатство, дворянская честь эта дурацкая… Это всё такая чепуха. Пойми я это раньше, я бы женился на тебе сразу. Если бы ты этого захотела, конечно.

— Но я — всего лишь танцовщица, а ты…

— Покажи мне закон, в котором сказано, что я не могу жениться на танцовщице!

— А твой отец?

— А что — отец? Поворчит и смирится.

— Мне он не показался человеком, который легко смиряется с чем-либо. Сдаётся мне, он отнюдь не будет счастлив, получив меня в снохи.

— В данном случае мне приходится выбирать, — хмуро сказал Андрес, — моё счастье или счастье моего отца. И, при всей моей к нему любви, я всё же предпочитаю своё. Ну а в самом худшем случае… У меня есть наследство моей матери. Это не так уж и мало. Пусть титул и состояние получит мой кузен — он всегда был почтительным родичем.

Он поднял на меня глаза:

— Так ты согласна?

— Нет, Андрес, подожди. Ты ещё не всё знаешь. Я ничего не потеряла, я, наоборот, приобрела. Я должна рассказать тебе…

Андрес выслушал мой сбивчивый рассказ молча.

— Ты не должна была соглашаться, — сказал он, когда я замолчала.

— Ты ради меня можешь жертвовать собой, а я не могу?

— Но ты бы оказалась в его власти! Ты думаешь, мне было бы легче это вынести, чем тебе? Анжела, мне ведь тоже не нужна жизнь без тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива…

— Я не смогла бы быть счастливой, если б ты умер из-за меня, и хватит об этом. В любом случае, ведь ничего не произошло. Но ты понимаешь, Андрес, тебе не нужно ничего мне возмещать.