«Средства на проведение ёлок или собирались по подписке внутри определённого слоя городского населения, или складывались из добровольных пожертвований, или же специально выделялись городскими властями» [156, 172]. В рождественской литературе тема благотворительных ёлок освещалась постоянно: в сценках А.Н. Лейкина «На ёлке» (1889) и «В Новый год» (1893) купцы приезжают на ёлку в детский приют, которую они сами устроили и чем они очень горды [222, 3; 219, 3-4]; в рассказе И.В. Родионова «С рождественской ёлки» (1909) богатый владелец типографии устраивает ёлку с подарками для учеников и «типографской детворы», инициатором которой была его пятнадцатилетняя дочь [352, 61-65]; в рассказе Н. Перетца «Ёлка» (1872) хозяин фабрики организует праздник ёлки для детей рабочих [312, 506-524]; в рассказе Е.О. Дубровиной «Бабушка-невеста» (1888) заводчик в Восточной Сибири устраивает ёлку для своих рабочих, чем они очень довольны [125, 1429-1434], и т.д. и т.п. Эти произведения в значительной мере отражают то, что происходило на рубеже веков в российской жизни. Ёлки устраивались даже в глухом Царевококшайске (ныне Йошкар-Ола). В 1890 году газета «Волжский вестник» рассказывала о детской ёлке в чебоксарском «благородном» клубе:

М.И. Ключева, с детства двадцать лет проработавшая белошвейкой в Петрограде в мастерской П.Я. Малыгиной, вспоминает о ёлках с подарками, которые в 1880-х годах хозяйка, несмотря на свою обычную «вспыльчивость», регулярно устраивала для своих молодых работниц:

В некоторых знатных домах проводились ёлки специально «для прислуги с семьями»; Ф.Ф. Юсупов вспоминает, что его «матушка за месяц до праздника спрашивала… людей, кому что подарить» [493а, 61].

Инициаторами устройства праздников с ёлкой были выходцы из народа, от природы наделённые организаторскими способностями. К.С. Петров-Водкин в автобиографической повести «Хлыновск» вспоминает о сапожнике Иване Маркелыче, который, добровольно приняв «на себя староство ремесленной управы», вёл просветительскую работу среди ремесленников, «желая дать своим товарищам разумный отдых и развлечение». Однажды (по-видимому, это было в начале 1890-х годов) Иван Маркелыч «задумал город удивить» и «месяца за полтора до святок начались приготовления к вечеру-ёлке, который должен был состояться в одной из городских гостиниц. Для детей, помимо раздачи грошевых подарков, готовили спектакль». Сценарий представлял собой вариации из народных сказок — со «злодейкой Ягой», волком, Аленушкой и пр.

Заметки в праздничных выпусках газет об актах благотворительности на Рождество печатались столь часто, что в юмористических рождественских текстах они называются в ряду обязательных сообщений: «Следи дальше, — говорит дед внучке, угадывая последовательность материалов рождественского номера, — говорится о помощи бедным, о щедрой благотворительности, о возможности для наших дам устройства благотворительных вечеров с танцами, о ёлках для детей и для народа, о праздничных подарках…» [31, 209].

Во множестве проводились платные ёлки и танцевальные вечера «для взрослых и детей» в пользу детских приютов, с вручением подарков, за которые надо было заплатить дополнительно [139, 1]. К «ёлочному» сезону готовились и театры. «Святки, ёлка, в театр пойдем…», — вспоминал своё московское детство И.С. Шмелёв [486, 100]. В обязательный рождественский репертуар входил созданный Чайковским в 1892 году балет «Щелкунчик», на который каждый год перед Рождеством водили учащихся учебных заведений [279, 251]. Сочинялись всё новые и новые произведения о ёлке. Так, например, в 1900 году композитор, писатель и педагог В.И. Ребиков написал оперу «Ёлка», в основу сюжета которой положены сказка Андерсена «Девочка с серными спичками» и «Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского. В начале XX века эта опера была довольно широко известна. Борис Пастернак вспоминает, как в 1906 году в «полном русскими» Берлине «композитор Ребиков играл знакомым свою “Ёлку”» [307, IV, 313].

Превратившись в главный компонент зимних праздников, ёлка, таким образом, вошла в праздничную жизнь как одна из необходимых её составляющих: «Без ёлки святки не в святки»; «Что и за праздник, если не было ёлки» [320, 108]. Л.Н. Гумилёв, с горечью говоря о том, что детство у него было не таким, каким оно должно быть, заметил: «Мне хотелось простого: чтобы был отец, чтобы в мире были ёлка, Колумб, охотничьи собаки, Рублёв, Лермонтов» [212, 73]. Ёлка стала восприниматься как один из необходимых элементов нормального детства. И потому дети, читавшие или слушавшие первую стихотворную сказку Корнея Чуковского, созданную им в 1917 году, ничуть не удивлялись тому, что Крокодил из далёкого Петербурга привозит в подарок своим деткам ёлочку:

Дневники и мемуары донесли до нас не только воспоминания о ёлочной феерии этого времени, но и тихие, лиричные, праздничные переживания, как, например, запись, сделанная скромным костромским статистиком Е.Ф. Дюбюком накануне Рождества 1916 года:

В годы Первой мировой войны образ ёлки приобретает в литературе и публицистике особо щемящую тональность: ёлка становится символом, связывающим незримой связью временно или навсегда разлучённых членов семей, напоминая детям об отцах, жёнам — о мужьях, сёстрам о братьях, оторванных от родного дома: