Костя и сейчас не до конца понимал, почему он пришел в музей один, без солдат, хотя и знал, с кем имеет дело. К тому же в форме пришел. Ненормальный он, что ли? Вполне мог схлопотать пулю еще до начала разговора… Но вместе с тем Костя чуть ли не с первой минуты почувствовал безотчетную симпатию к этому неуклюжему человеку, который спокойно шел к лестнице под наведенным на него браунингом. Нет, застрелить этого прапорщика было невозможно. Отпустить ни с чем — тоже. Но напряжение долго держалось — не напряжение даже, пожалуй, а досадное ощущение какой-то неправильности, нелепости всего этого разговора в полутьме — света не зажигали, в ночной тишине, нарушаемой далекими выстрелами и доносившимся из чулана храпом Федорова. Звук этот Рысин сразу отметил, вслушиваясь в него с некоторой тревогой, но ни о чем не спрашивал. Лере Костя еще на лестнице шепнул о пленном эскулапе, а Рысину объяснил позднее, когда разговор к этому подошел.

И уже потом, после того, как постепенно все обговорили, Костя спросил наконец: «Почему вы не попытались арестовать меня?» Рысин пожал плечами: «Я занимаюсь исключительно уголовными делами. Выставляя засаду у Желоховцева, я только подчинялся приказу!» — «Тогда почему вы действуете в одиночку?» — «Комендант запретил мне применять к Якубову какие бы то ни было санкции». — «Вы нам сочувствуете?» — с надеждой спросил Костя. «Ни в коей мере, — последовал ответ. — Просто хочу довести дело, за которое взялся, до конца. Безразлично, с чьей помощью». — «Но на какую помощь с моей стороны вы рассчитывали?» — «Во-первых, благодаря вам, — Рысин церемонно кивнул Лере, — я существенно пополнил мои сведения. Во-вторых, я хочу доказать, что Свечникова убил Якубов. Боюсь, этого мне не удастся сделать, если я обращусь в комендатуру». — «Ага, — сказал Костя. — Вы решили обезопасить меня, чтобы я не помешал вам завтра утром… То есть уже сегодня…» — «Вот видите, — улыбнулся Рысин. — Вы действительно обладаете свойством логически подходить к обстоятельствам!» «Но ведь в конечном счете наши цели различны!» — «Только отчасти. Я считаю, что коллекция должна быть возвращена Желоховцеву. Но музейные экспонаты я бы оставил их хранительнице. Она имеет полное право распорядиться ими по своему усмотрению». Это уже было кое-что. «И еще, — Рысин помедлил. — Для меня найти убийцу Свечникова — дело чести. Я читал его дневник. Судя по некоторым записям, вы были с ним дружны. Он очень хорошо отзывался о вас. Для меня это много значит… Разве вы не хотите передать убийцу в руки правосудия?» Костя усмехнулся: «Какое правосудие вы имеете в виду?» — «Правосудие всегда одно, — торжественно объявил Рысин. — Только законы разные…»

Разговор шел начистоту, только так и имело смысл его вести. Костя расхаживал по комнате, а его браунинг лежал на диванчике, в полуаршине от Рысина. Оба они забыли о нем. Рысин предлагал проследить за Якубовым, куда тот повезет поклажу, а после спокойно взять с поличным. Но Костя этот план сразу отверг — вдруг ящики тут же погрузят в эшелон и отправят на восток? Якубов будет с лошадью, так? Рысин соглашался: непременно извозчика возьмет или на подводе приедет. Значит, нужно подождать, пока все ящики и мешки будут погружены, а потом попытаться угнать лошадь вместе с грузом. И с Якубовым, если получится. На это Рысин возражал, говорил, что тогда не сможет возбудить против Якубова дело, так как сам будет скомпрометирован сотрудничеством с красными. Но Костю этот вариант как раз и устраивал — увезти, и все. Там видно будет. Куда? Скажем, в музей. Или к Рысину домой. Разве нельзя? Еще не известно, насколько нынешнее правосудие окажется справедливо к Якубову. Ведь он — человек Калугина! Почему бы им самим с ним не разобраться?

«Самосуд? — ужаснулся Рысин. — На это я никогда не пойду!»

«Хорошо, — Костя пошел на уступки. — На худой конец можно будет инсценировать мой арест и побег. Это вас реабилитирует!»

В конце концов Рысин сдался.

Затем они выработали соглашение в трех пунктах. По первому пункту музейные экспонаты возвращались Лере. По второму серебряная коллекция передавалась Желоховцеву. Тут Рысин стоял твердо. Судьба коллекции должна была быть решена Желоховцевым. Третий пункт гарантировал Рысину заступничество Кости после прихода красных. Это Костю окончательно успокоило — все-таки имелась во всем деле и для Рысина прямая выгода.

А Лера — та сразу прониклась к нему доверием. Она щедро подливала ему горячий кофе и даже подарила на счастье маленького чугунного ягненка каслинского литья…

Костя взглянул на часы — половина восьмого. Рысина все еще не было.

«А если вообще не придет?».

Поначалу, после всего услышанного под окнами федоровского особняка, он хотел обратиться за помощью к Андрею. Но думалось об этом без всякого воодушевления — неизвестно, как тот отнесется к задуманному, даст ли людей. Вдруг сочтет, что риск не оправдан. Сам Андрей пытался помешать эвакуации паровозоремонтных мастерских и типографии. Судьба сасанидского серебра его мало беспокоила.

Рысин появился без четверти восемь.

Костя еще издали приметил его журавлиную фигуру. Он был в форме, тщательно выбрит. Шею плотно облегал свежий подворотничок. Револьвер не оттягивал карман, сидел в кобуре.

— Я думаю, Якубов вооружен, — предупредил Костя.

— Надеюсь… Мне бы хотелось взглянуть на его оружие, — Рысин достал из бумажника револьверную пулю, положил на ладонь. — Этой пулей был убит Свечников.

Костя взял ее, покрутил в пальцах:

— Кольт?

— Точно. Тридцать второй калибр.

— Понятно, — кивнул Костя.

Рысин спрятал пулю, осторожно коснулся его плеча:

— Смотрите!

Вдалеке, на фоне низкой и белой церковной ограды показалась запряженная парой извозчичья пролетка. И в это время с запада донесся гул канонады…

«Это наши!» — подумал Костя.

— Значит, так, — сказал Рысин. — Я пойду вперед и задержусь возле дома Федоровых. Вы остаетесь. Но на месте тоже не стойте, идите потихоньку вдоль заборов. Смотрите только, чтобы Якубов вас не узнал. Я думаю, ящики он будет выносить вместе с извозчиком. Когда кончат, подниму руку. Раньше не бегите, ни к чему… Лера сколько тогда ящиков насчитала?

— Три. И два мешка.

— Многовато для одной пролетки. Не мог, что ли, ломового нанять?

— Им виднее, — сказал Костя.

Рысин отстегнул металлическую пуговку на кобуре, только сегодня утром пришитую женой вместо сломанной застежки, и медленно пошел по улице. Пока шел, из ворот федоровского дома показались двое. Один в зеленом пиджаке, простоволосый. Другой бородатый, в картузе. Они вынесли ящик, поставили его в пролетку. Зеленый пиджак вновь исчез в воротах, а извозчик замешкался, пристраивая ящик. Рысин с болезненной отчетливостью видел все его движения. Вчерашнего спокойствия не было и в помине. Затем извозчик тоже ушел, и появилась вчерашняя барышня, Лиза Федорова, Лизочек, как называла ее Лера. Она погладила лошадь, сунула ей что-то в рот. «Сахар», — подумал Рысин. Сахар он не мог рассмотреть, видел лишь сложенные щепотью пальцы Лизы, но жест этот опять четко запечатлелся в мозгу.

Рысин пошел медленнее.

Вынесли второй ящик, поставили рядом с первым. Одна из лошадей всхрапнула, дернула обмотанные вокруг жердины вожжи.

Третий ящик не выносили долго — Рысин начал уже волноваться. Наконец принесли и ушли опять.

Федоров, которого они с Костей допрашивали сегодня ночью, клялся и божился, что ничего не знает и никаких ящиков у себя в доме не видел.

Гул на западе начал стихать.

— Славен Христос, — извозчик перекрестился. — Кажись, отогнали!

Рысин остановился у пролетки, поднял руку вверх, повертел ладонью туда-сюда, словно определяя направление ветра.

— Ветер-то западный. Может, и в самом деле отогнали.

Якубов покосился на Рысина, ушел во двор, крикнул оттуда:

— Лизочек, а где мешки?

— Все переложено в ящики, — сказала Лиза.

Рысин посмотрел в сторону тюремного сада — Костя был уже совсем близко.

Извозчик отвязал вожжи.