И союзница России, Франция, тоже вдруг сделала резкий поворот! Для начала объявила, что ее договоренности с Петербургом касаются только общих угроз в Европе, а конфликт с Японией ее не касается. Одновременно французы вели переговоры с англичанами. И в 1904 г. с ними было подписано дружественное соглашение, которое получило уже традиционное название «Антант кордиаль». Сердечное согласие. Но достигнуто было это согласие против России. Официально Франция заняла нейтралитет, однако он был отнюдь не дружественным по отношению к нашей стране. Русским военным кораблям запрещалось заходить во французские порты, французская пресса, «общественность», парламентарии поливали Россию грязью, симпатизируя японцам. Активно принялась играть против нашей страны французская дипломатия. А единственным «другом» России выступила Германия. Она тоже провозгласила нейтралитет, но благожелательный, согласилась продавать снабжение, боеприпасы. Но «друг» оказался далеко не бескорыстным. За то, что он принял сторону России, Берлин навязал Петербургу кабальный торговый договор на 10 лет. Вдобавок «друг» был и нечестным. Германские торговые представительства, консульства, резидентуры спецслужб на Дальнем Востоке поддерживали контакты с японцами, обеспечивая их разведывательными данными. Словом, получалось иное «сердечное согласие»: все вместе – против нас. Кто открыто, кто тайно, исподтишка.

План войны был продуман грамотно. Враги России воспользовались моментом, пока Транссибирская магистраль не была окончательно достроена и имела разрыв у Байкала. Предполагалось создать перевес на море – что и было достигнуто первым вероломным ударом. После этого Япония получила возможность беспрепятственно перебрасывать войска на материк. Пользуясь численным перевесом, они должны были уничтожить русскую группировку до того, как сумеют подтянуться и развернуться контингенты из Европейской России. Однако героизм наших воинов сорвал эти планы. Стоял насмерть гарнизон Порт-Артура. А в полевой армии главнокомандующий А. Н. Куропаткин применил «отступательную тактику», позиционные оборонительные бои – однако именно эта тактика была гибельной для японцев. Она изматывала их, наносила потери и выигрывала время для переброски на Восток свежих русских дивизий.

Но в арсенале противников оказалось еще одно оружие, более страшное, чем пули и снаряды. Подрыв тыла. Революционный подъем отнюдь не был вызван поражениями, потерями, военными лишениями. Нет, он был целиком искусственным. Когда война даже еще не начиналась, когда японские части только получали боевые снаряды и патроны, а капитаны миноносцев изучали карты рейдов Порт-Артура – накануне их нападения, в январе 1904 г., в России были созданы нелегальные организации либералов, из которых позже выросли партии октябристов и кадетов. А дальше началась классическая «раскачка». Развернулась мощнейшая информационная война. Российская либеральная и западная пресса запели в унисон, раздувая неудачи нашей армии, позоря «бездарность» военачальников, многократно преувеличивая потери. Активисты социалистических партий действовали в контакте с либералами. Принимали участие в их сборищах [105, 182]. И будоражили рабочих. В октябре 1904 г. в Париже русские либералы провели совместное совещание с революционерами различных группировок, договариваясь об общности действий. Был создан «Союз освобождения», который базировался в Женеве, координировал деятельность революционных сил и партий, распределял финансы.

Они поступали не только от иностранцев. Российские промышленные и финансовые тузы, рвущиеся к власти, тоже вносили весомую лепту. Вскоре «Союз освобождения» из-за рубежа переместился в Россию, начал всюду создавать свои ответвления. Теневым эмиссаром, через которого осуществлялось руководство процессами, шли денежные потоки, был Пинхус Моисеевич Рутенберг (впоследствии он станет председателем «Национального комитета» еврейских поселений в Палестине – первого фактического правительства еще не провозглашенного Израиля) [124]. На Кавказе, в Прибалтике, Польше, Финляндии подогревалась межнациональная рознь. Усиливалась волна забастовок, митингов. Причем социалистам подыгрывали и либералы-промышленники, помогая создавать поводы для недовольства. Из вовлеченных в революционные организации люмпенов и шпаны создавались отряды боевиков.

Но все же на первом этапе успехи были мизерными. Либералы захлебывались речами, тонули в спорах из-за программ. Вспышки стачек оставались ограниченными и изолированными. А главной задачей было добиться массовости выступлений, настоящего революционного взрыва. Требовалась очень крупная провокация. Она была подготовлена в Петербурге под руководством Рутенберга. Его агент поп Гапон предложил свои услуги полиции для создания патриотических рабочих организаций, якобы в противовес революционным. В январе 1905 г. по ничтожному поводу – из-за увольнения 4 рабочих, удалось устроить забастовку на Путиловском заводе. Тут же сработала раскинутая сеть революционных ячеек, путиловцев в знак солидарности поддержали другие предприятия. И через Гапона в массы была внедрена идея идти 9 января к царю, изложить ему свои нужды, искать правды и справедливости. Распространялись слухи, будто государь сам хочет встретиться со своим народом, разобраться, как его обманывают чиновники и дворяне. Рабочие вдохновились, принялись вырабатывать петицию со своими просьбами.

Царя в этот момент вообще не было в Петербурге. А правительство в последний момент узнало, что петиция подменена другой, экстремистской – с требованиями изменения государственного строя. Узнали, что к мероприятию активно готовятся террористы. И что в шествиях должно принять участие более 300 тыс. человек – которые двинутся с разных концов города и сойдутся на Дворцовой площади. Такая масса народа на ограниченном пространстве вместиться никак не могла, в проходах на площадь толпы передавили бы друг дружку. Память о трагической давке при коронационных торжествах на Ходынке была еще свежа, и власти забили тревогу. Манифестация была запрещена, центр города оцепили войсками, получившими приказ никого не пропускать, но оружие применять лишь при крайней необходимости. Однако агитация сделала свое дело. Утром 9 января к центру двинулись огромные толпы с иконами, хоругвями. В ряды мирных горожан влились боевые дружины эсеров, социал-демократов, анархистов. Заранее нагнетали настроения – нас, мол, не хотят пускать к царю. Призывали прорываться силой.

Кадры из советских фильмов, как манифестанты и солдаты стояли напротив друг друга на Дворцовой площади, а потом начался расстрел – не более чем ложь. К площади шествия не допустили. Заслоны войск перекрыли движение в четырех местах – на Обводном канале, Васильевском острове, Выборгской стороне и Шлиссельбургском тракте. И везде происходило примерно одно и то же. Люди останавливались, но провокаторы подзуживали прорываться. Толпы напирали, несмотря на выстрелы в воздух. В солдат летели камни. Прячась за спины рабочих, боевики стреляли из револьверов. И солдаты, видя, что вот-вот будут раздавлены и растерзаны лезущей на них возбужденной массой, били уже по людям. Начиналась паника, толпы в ужасе бежали прочь, сминая и топча друг друга. Не столько людей пало от пуль, сколько погибло и перекалечилось в давке.

Всего же в ходе «кровавого воскресенья» было убито и умерло от ран и травм 130 человек, 299 получили ранения. Это число пострадавших включало и солдат, полицейских [124]. Однако западная пресса и революционная агитация взвыли о «тысячах расстрелянных». «Кровавый» царь истребил мирных манифестантов, которые доверчиво шли к нему с нижайшими просьбами! И забурлило по всей стране… Николай II готов был разобраться в недоразумениях. Была создана комиссия под руководством сенатора Шидловского, рабочим различных предприятий предлагалось самим избрать представителей в эту комиссию. Она должна была расследовать обстоятельства трагедии, а также выявить причины недовольства рабочих, выработать меры по их устранению. Но и этим революционеры воспользовались. На легальных выборах проталкивали свои кандидатуры, и комиссия стала фактически костяком будущего Петроградского Совета.