– Об этом, – сказал Тучков, указывая на цветную картинку с «Боингом». – И еще кое о чем.

Климович криво усмехнулся.

– Об этом уже все сказано десять лет назад.

– Истина неисчерпаема, коллега. Вам никогда не приходила в голову мысль, что «Джамбо» завалили не вы, а кто-то другой?

– Когда я дважды нажимал на «пуск» после того, как получил команду уничтожить цель, я видел перед собой самолет, своими очертаниями похожий на длинный карандаш. Примерно те же контуры имеют американские разведчики RS-135 и SR-71. Первая ракета попала ему в хвост. Вспыхнуло желтое пламя. Вторая снесла половину левого крыла. Тут же погасли огни и мигалки.

– Наши военные тогда утверждали, что самолет летел без зажженных огней.

– Это ложь. Все огни были включены.

– Предупредительный огонь открывали?

– Конечно.

– Трассирующими?

– Да не было у меня трассирующих! Тут наши снова наврали. Бронебойными. 243 снаряда высадил в белый свет как в копеечку.

– Бронебойных он мог и не увидеть?

– Мог и не увидеть.

– Вы пытались говорить с ним?

– Кто-то из наших пытался. Но если это был пассажир, то он не услышал нас. У него совсем другие частоты.

– Когда вы нажимали на «пуск», у вас была полная уверенность в том, что вы сбиваете разведчика, а не пассажира?

– Стопроцентная. Правду я узнал только на земле.

– Но ведь «Джамбо» похож не на карандаш, а на толстый банан.

– Я, скорее всего, ошибся. Расстояние было немалое… И потом, не мог же весь мир впасть в заблуждение? Работали комиссии. Нашли черный ящик, куски обшивки, вещи пассажиров. Правда, ящик почему-то оказался пустым, да и трупов не обнаружили. Кто-то решил, что трупы сожрали рачки и рыбы.

– Да-а-а… Евгений Петрович, возникла необходимость вернуться к этой истории.

– Мне нечего добавить к моим старым показаниям. Все они, очевидно, хранятся в каком-то деле. Вы их легко найдете.

– Речь идет не о даче новых показаний, а о вашем личном участии в новом расследовании.

– Кому это понадобилось?

– России.

– Какой России? Той России, которой я присягал на верность и служил, как умел, больше нет. А нынешней власти я служить не желаю.

– Странно. Вы ведь новый русский, а стало быть, новая власть – ваша власть.

– Сергей Николаевич, разрешите мне ничем не мотивировать мой отказ. А, впрочем…

Тут Климович поднялся и подошел к окну.

– Вы видите этот лес? Двадцать шесть гектаров отличного леса, огороженного железным забором?

– Конечно вижу.

– И полосатую антенну тоже?

– И антенну тоже.

– А что это за антенна, знаете?

– Насколько мне известно, здесь, на Ходынке, в начале первой мировой войны была построена для связи с союзниками мощная военная радиостанция. Впоследствии она использовалась Красной Армией. Что было дальше, не знаю.

– А теперь тут так называемое хозяйство Ливитина. Редакции у них в центре города. Там работают сотни, а может быть, тысячи служащих. Кто им платит, черт знает. В этом лесу их передатчики. Они вещают круглые сутки. Каждая станция имеет в своем названии слова «Россия» или «Москва». Это единственное, что в них есть от России и Москвы. Они выплескивают в мир немного рекламы. Все остальное – чужая музыка, от которой либо сексуальные, либо рвотные позывы, и зловонная, гнусная, гаденькая антирусская ложь. Цель этих станций – растлить душу России. А теперь скажите, какое подлинно национальное патриотическое правительство позволило бы у себя дома что-либо подобное? Вам нечего возразить, Сергей Николаевич!

Тучков усмехнулся.

– Вы говорите языком Худобина.

– Мы с Иваном мыслим одинаково. А потому давайте выпьем за упокой душ невинно убиенных и поставим на этом деле точку.

Климович снова наполнил рюмки.

– Сегодня ровно десять лет, как это случилось.

Они выпили не чокаясь. Тучков встал и протянул Климовичу обойму, вынутую из его пистолета.

– Ну что ж, Евгений Петрович, очень жаль, что вы отказываетесь помочь нам. Мы отводили вам ключевую роль в нашей операции.

– Операции? А какой навар, если не секрет, получила бы Россия в случае успеха вашего предприятия?

– Деньги. Огромные деньги!

Климович расхохотался.

– Деньги?! Да их разворуют, прежде чем Россия узнает, что стала богатой!

– Это долговременная акция. Когда она завершится, придет конец смутному времени.

– Знаете что, – сказал Климович, – только при одном условии я согласился бы помочь вам: если бы вы дали мне шанс доказать, что не я сбил этот проклятый летучий гроб.

– Но именно о таком шансе и идет речь!

– Вот как! Давайте сядем! И, вообще, нам надо бы перейти на ты. Мы ведь почти одногодки. Сколько тебе?

– Тридцать два.

– А мне тридцать четыре. Давай, Сергей, открывай свои карты!

– Пока открою только одну.

Тучков достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и положил ее перед Климовичем. Тот взял фото, взглянул на него и присвистнул.

– Тончайший фарфор ручной работы! Кто это?

– Дочь одного из членов экипажа сбитого тобой лайнера. Журналистка. Окончила университет в Токио. Владеет английским и японским языками. Был у нее брат, офицер южнокорейской полиции. Так этот парень еще восемь лет назад самостоятельно занялся расследованием той катастрофы. Кое-что ему удалось раскопать. Недавно он погиб при загадочных обстоятельствах. Теперь его дело продолжает сестра. Ее зовут Хван Джин И.

– Хван Джин И, – повторил Климович, – Хван Джин И.

– Тебе придется познакомиться с ней.

– Но ведь я убийца ее отца!

– Это будет тяжелый разговор. Но ты для нее бесценная находка. Думаю, она преодолеет ненависть и отвращение к тебе ради получения интересующей ее информации. А твоя задача узнать то, что знает она.

– Значит, я для нее вроде червяка на крючке, который она должна проглотить?

– Что-то вроде этого. Разведка – работа тонкая и вместе с тем чрезвычайно грубая. Она подобна прекрасной фреске, написанной на невзрачной мокрой штукатурке.

– Мы не причиним зла этой девушке?

– Нет. Скорее всего, нам придется спасать и защищать ее. Боюсь, что ею уже заинтересовались наши коллеги из Си-Ай-Эй.

– Что такое Си-Ай-Эй?

– Это ЦРУ. Как у тебя с английским языком?

– Могу изъясняться. В школе учил, в летном учил, на Дальнем Востоке каждый день переругивался с американцами в эфире, когда они лезли в наше воздушное пространство, нынче общаюсь с клиентами из-за рубежа.

– Это, Женечка, не тот язык, на котором говорят с красивыми женщинами. Шекспир устарел. Прочитай хотя бы одну из пьес Сомерсета Моэма. Кстати, он был агентом британской разведки. Работал против России. Посещал нашу страну. Я дам тебе несколько книг, которые надо проштудировать во что бы то ни стало. А времени у нас в обрез.

– Куда мы спешим?

– Мы торопимся на дизель-электроход «Альбатрос», который 15 сентября отправляется из Владивостока в круиз вокруг Японии с заходом в Ниигату и в корейский порт Пусан.

– В Ниигату для чего?

– Взять партию коммерческого груза и группу японских туристов. Хван Джин И купила билет на этот рейс. Так… Мне пора уходить. Скоро здесь появится Худобин. Давай приведем в порядок стол. Твой друг ничего не должен знать ни о моем визите, ни о содержании нашей беседы. На днях я позвоню тебе.

Уходя, Тучков поинтересовался портретом японской девочки, висевшим на одной из стен гостиной.

– Она летела в том «Боинге», – был ответ.

Российский разведывательный комплекс за кольцевой дорогой вблизи Ясенево после распада советской империи внешне не претерпел никаких-либо изменений. Другой только стала надпись на памятной стеле. Прежде эта надпись читалась так: «Чекистам-разведчикам, отдавшим жизнь за дело коммунизма». Теперь «дело коммунизма» заменили словом «Отечество». Число сотрудников в городке СВР, естественно, поубавилось, но оставшиеся продолжали заниматься тем, чем им и было положено заниматься – разведкой. Слегка сместились направления главных целей. Что из того? Методы остались прежними.