Актер всегда должен быть в форме, как танцор или профессиональный спортсмен. В течение дня Фэрбенкс делал разные упражнения, чтобы дать выход своей энергии и отрепетировать трюки. Он платил боксеру Спайку Робинсону, чтобы тот повсюду следовал за ним и был готов к тренировке. В состав его свиты входили также бывший нью-йоркский актер Кеннет Давенпорт, который занимался бумагами Фэрбенкса, и писатель Том Герати, выдумывавший трюки и писавший сценарии. Эти и другие люди постоянно находились при актере, оживляя его рабочие дни.
После съемок они толпой шли за Фэрбенксом в частный спортзал при студии «Пикфорд — Фэрбенкс». Там, то и дело проявляя почти мазохистское желание угодить во всем, они помогали Дугу тренироваться. По слухам, герцог Альба фехтовал в этом зале, сэр Артур Конан Дойль боксировал с грушей, а король Швеции демонстрировал шведскую гимнастику. Легче других отделался лорд Маунтбеттен: он всего лишь посмотрел баскетбольный матч.
После интенсивных тренировок все шли в турецкие бани, где наслаждались сухим паром и холодными ваннами. В качестве хозяина Фэрбенкс мог просить гостей сделать все, что ему заблагорассудится. Он заставлял их сбегать вниз по опасному спуску возле Пикфэра. На скользкой дорожке было полно мелких камешков, которые попадали под ноги и затрудняли бег.
Однажды во время уик-энда Фэрбенкс разбудил всех гостей до восхода солнца, заставил их сесть на лошадей и в темноте отправиться к каньону, где был разбит лагерь. Там их ждали бифштексы и грейпфруты. Когда встало солнце, ковбойский квартет заиграл музыку кантри, а Фэрбенкс принялся рассказывать историю о мексиканском бандите, логово которого якобы находилось неподалеку. Чаплин вспоминал о поездке на рыбалку в Каталину, когда Фэрбенкс бросил в океан мертвого вола. Он надеялся, что туша животного привлечет рыбу и улучшит клев. Из этой затеи ничего не вышло, но родео, последовавшее за рыбалкой, улучшило всем настроение.
Наиболее радушный прием оказали герцогу Йоркскому, который прибыл на студию, чтобы посмотреть на работу Фэрбенкса. Охранник, следуя строгим инструкциям, не пустил герцога и сопровождавших его лиц в павильон. Когда титулованному гостю, наконец, удалось попасть на съемочную площадку, рабочий день закончился. Но Фэрбенкс не сказал ему об этом; вместо этого он сделал вид, что репетирует сцену с трюками. Режиссер отдавал команды, актеры суетились, оператор крутил ручку камеры, в которой не было пленки.
Иногда хозяева и гости отправлялись на частный пляж Дуга и Мэри в Лагуне, до которого было два часа езды. Там разбивались палатки, похожие на шатры, вроде тех, что пестрели на походных воинских бивуаках в средневековье. Это были палатки с деревянными полами и мебелью. Готовилась изысканная пища, за которую несла ответственность миссис Бок, повар студии «Пикфорд — Фэрбенкс». В палатке для обедов накрывали стол слуги из Пикфэра.
Имелось также ранчо под Сан-Диего с эвкалиптовым лесом и апельсиновой рощей, дворецкий Рочер, который ходил так, будто у него жали туфли, попугай, умевший насвистывать мотив «Янки Дудль», и всякого рода сладости. Чего еще оставалось желать Мэри? Верных друзей.
«У великих не бывает друзей, — заметила актриса Рут Гордон. — Они просто знакомы со многими людьми». Мэри принимала у себя дома множество гостей, но мало с кем из них дружила; на это у нее не хватало свободного времени. К тому же ее муж страдал приступами ревности. Он выказывал открытую враждебность к Рудольфу Валентино, когда тот появлялся в Пикфэре. «Я ни разу не видела Дугласа таким грубым, как в тот момент, когда он давал понять Валентино, что его визиты нежелательны», — вспоминала Мэри. Фэрбенкс злился, если какой-то гость смотрел на Пикфорд «с мужским одобрением», как выражалась сама актриса. Мэри всегда отчитывалась перед Дугом, куда она едет, даже если отправлялась за покупками в Беверли-Хиллз, и оставляла телефон, по которому он мог бы ее найти, или обещала позвонить в определенный час. «В этом смысле все было так сложно, — писала она устало, — что я редко ездила куда-либо».
Френсис Марион ненавидела Фэрбенкса и называла его человеком, который постоянно нуждается в похвале. Впрочем, Фэрбенкс и не скрывал этого. Однажды, когда его спросили о хобби, он ответил просто: «Дуг». «Он раболепствует перед герцогами и герцогинями, — говорила Марион. — А если к ужину ожидаются люди без титулов и наград, он заявляет: «Зачем нам такие гости?» Если они все-таки приезжают, он важничает, расхаживает вразвалку, выпятив грудь, и валяет дурака». Марион редко решалась критиковать Фэрбенкса в присутствии Пикфорд. Если она все же делала это, Мэри окидывала ее холодным взглядом.
«Мэри всегда была королевой, живущей на вершине холма, — говорила Адела Роджерс. — Не знаю, верно ли утверждение, что Дуглас Фэрбенкс хотел оградить Беверли-Хиллз стеной, чтобы туда не проникали простые смертные. Но он спрятал за психологической стеной свою жену от ее друзей».
«Она была так одинока», — добавляет Мей Маккой. Приехав в Голливуд, эта актриса поставила перед собой цель сблизиться с Пикфорд. Но Мэри лишь соблаговолила познакомиться с ней, на этом дело и закончилось. Маккой, однако, не сдавалась и, организовав «Наш клуб» — нечто вроде группы поддержки для начинающих актрис, — попросила Пикфорд стать его почетным председателем. Мэри ответила на это тем, что провела инаугурационное собрание в Пикфэре.» Женщины были ошеломлены и слегка напуганы. Позднее они встретились в отеле «Балтимор», который показался им более уютным, чем Пикфэр. Там они могли, наконец, расслабиться. Но Мэри окружала стена, как принцессу в сказке. «Мэри говорила, что никогда не выходит из дома без Дуга, — вспоминала Маккой. — Она была почти пленницей. Думаю, она нуждалась в «Нашем клубе» больше, чем мы нуждались в ней!»
Но за эти годы Пикфорд все же сумела установить близкие отношения с дочерью Лотти. После своего развода в 1920 году Лотти по неизвестным причинам оставила свою дочку, тогда еще едва начавшую ходить, Шарлотте. Бабушка воспитывала малышку в строгости. Девочка, чье имя в газетных заметках называлось по-разному, но в конце концов ставшая известной как Гвин, регулярно приезжала к тете Мэри, которая с нетерпением ждала ее. Лотти заявила, что никогда больше не выйдет замуж, даже если ей сделает предложение «человек с золотыми крыльями и бриллиантовым нимбом».
Ясно, что и Мэри, и Шарлотта считали, что Лотти нельзя доверять воспитание единственной наследницы семейства Пикфорд. Она была алкоголичкой и, кроме того, увлекалась наркотиками. С другой стороны, Лотти обладала своеобразным шармом: она любила веселиться, отличалась простыми манерами и непритязательным характером.
В 1922 году Лотти связала судьбу с актером Алланом Форрестом. Мэри выписала солидный чек на роскошную свадьбу, которая вылилась в карнавал с множеством вечеринок, на которых Лотти вела себя отнюдь не идеально. Дональд Грисп, знавший сестру Мэри еще до студии «Байограф», выразил мнение многих людей, когда сказал одному писателю: «Лотти была довольно неразборчивой в связях». «По крайней мере, я знаю мужчин», — оправдывалась она годы спустя Главным девизом в среде деятелей немого кино являлось выражение «Живи сам и давай жить другим».
Однако основная масса зрителей не отличалась подобной широтой мышления. Первое время недовольство звездами выражалось в пристальном внимании к их заработкам, особенно к заработкам Пикфорд и Чаплина, заключавших самые выгодные контракты. В 1914 году под фотографией Мэри в одной газете красовалась надпись: «Эта милая девочка зарабатывает сто тысяч долларов в год». Кое-кого интересовал вопрос, что она делала такого особенного за такую огромную сумму. Но они ходили в кино, влюблялись в Пикфорд и все ей прощали.
В 1910-е годы в обществе все старались вести себя пристойно. Светская жизнь протекала в отеле «Голливуд», построенном без архитектурного плана здании с креслами-качалками, заросшими палисадниками и многочисленными верандами. «Все веселье происходило по четвергам, — вспоминала актриса Виола Дана. — В вестибюле устраивались танцы. Отелем управляла пожилая дама, некая миссис Херши, вдова, носившая черную ленту в волосах, и все такое прочее. Должна сказать, что она обладала орлиным оком и была в курсе всего происходящего в отеле. Во время танцев никто не пил спиртного и не позволял себе никаких вольностей. Люди могли заниматься всем, чем угодно, но только в своих номерах!» Когда миссис Херши узнала, что актеры залезают по стене в комнаты к своим дамам, она посадила на клумбах под окнами кактусы.
