Нагим посмотрел в большое, лопоухое зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что машина Ильяса следует за ним…

Выехали на Азина – узкая, длинная, как кишка, с резкими поворотами и затяжными подъемами улица, идущая через весь Татар-базар и выходящая на стратегическую трассу Ижевск – Казань и дальше на Москву. Дорога была всего двухполосной, то есть одна полоса в каждом направлении, и в мирные времена она всегда была забита транспортом. Сейчас транспорта было совсем не много, бензин был совсем неподъемен по цене, да и не купить нигде – такие, как они, заливались бесплатно, а владельцы заправок от этого сворачивали торговлю. Зато было другое – если раньше все ларьки, киоски снесли, то теперь они появились как грибы после дождя и на остановках, и в других местах. Торговали всем чем угодно, в основном одеждой и самодельной, немудреной едой. Увидев идущую машину с простреленным крылом, отворачивались, нервничали, некоторые прикрывали свой товар. А торговали многим, в том числе и харамом…

Нагиму нравилось, как люди его боятся. Ему было всего девятнадцать лет, и в другое время он стал бы кем-то – с машиной, с домом – годам к сорока, если вообще стал бы. А тут в девятнадцать лет он был хозяином. Хозяином этого района, этого города, этой земли. Ильяс научил его – «если тебе что-то нужно: иди и возьми это. Неверные слабы, разобщены и боязливы, чаще всего они просто предпочтут не нарываться на конфликт и промолчат. Твой путь – это путь Аллаха, и потому будь готов принять шахаду в любой момент, ведь моджахеда ждет рай, в то время как неверного на том свете ждет огненный ров, и вот ему-то надо бояться…»

Проехали перекресток. Проехали мимо районной администрации – теперь там располагался ТОЦ[1]. Дальше дорога резко уходила вниз и вправо, к железнодорожным путям…

Проехали мимо бывшего казино «Шарк клуб», превращенного в гостиницу. Прогремели через железнодорожные пути – тут они шли парой, одни за другими. Проехали мимо бывшего завода «Редуктор», превращенного в торговый центр – там стоял смотрящий от общины Ильгиз со своими людьми. Махнули друг другу рукой и даже улыбнулись, хотя отношения между ними были не очень. Дело в том, что Ильгиз – бывший мент, у него частное охранное агентство, обученные охранники, оружие – теперь он владелец большинства тех мест, которые раньше только охранял. Но вот грабить он не давал и не платил ни джизью, ни закят по праву сильного. Ильяс сказал, что они его потом, позже убьют, пока убивать других татар нельзя…

У «Ижстали» повернули направо, в гору, на знаменитый Долгий мост, один из символов Ижевска. Тут раньше пробки постоянно были, несмотря на то, что дорога широкая, но сейчас пробок не было. Машин мало было, и они газанули, увеличивая скорость. Дальше надо было свернуть направо, на Карла Маркса, чтобы потом на круге уйти на Удмуртскую…

Нагим насвистывал, придерживая коленями короткоствольный автомат.

Место тут опасное, перед поворотом надо сбрасывать скорость – поворот резкий, можно и перевернуться ненароком. Милленур лихо вылетел с виража на восьмидесяти, и тут в ветровое стекло влетел камень. Нагим как раз включил погромче музыку – Тимур Муцураев пел про джихад, про правоверных и про бои с русистами, и он подпевал, притоптывая ногой. Надо было тормозить… но машина почему-то не тормозила, так и шла с горки, еще и разгоняясь. Только когда машину ощутимо повело влево, Нагим повернулся и увидел, что в лобовом стекле как раз напротив водительского места аккуратная дырка с разбегающимися от нее лучами, и через стекло ничего не видно, потому что оно еще и красным сильно заляпано… Машина все сильнее заворачивала влево на скорости, грозя перевернуться, Милленур лежал, навалившись на руль, наверное, мертвый. Нагим не знал, что в таком случае делать, и сделал то, что первое пришло в голову: схватился за руль и изо всей силы потянул на себя. Но тут такая же дырка появилась уже напротив него в лобовом стекле, и он уже не мог выправить машину. Неуправляемая «Газель» подломилась на правый бок и, кувыркнувшись, поползла по асфальту с искрами и душераздирающим криком рвущегося металла…

Вторая машина – старый «Фиат Дукато», который тут рядом собирали в Елабуге, начал тормозить, когда спереди, от недавно построенного на месте снесенных деревяшек торгового центра, ударил ручной пулемет. Легкие, быстрые пули пробили кабину водителя, и машина пошла юзом…

– Пулемет! Пулемет!

Сидевший сзади Мирхам рванул за ручку боковой двери, вывалился наружу, но скорость еще была пятьдесят, не рассчитал и закувыркался по асфальту, потеряв автомат и что-то крича. Кричал и раненый Зайдулла, а Джамиль сидел на полу грузового отсека и громко молился Аллаху, истерически выкрикивая нужное ду’а о том, что правоверному не нужно никакого защитника, кроме Аллаха. Джамиль был из них самым верующим, он даже русскую б… вчера отказался насиловать из-за этого. И сейчас он ожидал воздаяния за свое должное поведение, но воздание не приходило. Очевидно, правоверному помимо заступничества Аллаха не помешало бы раздобыть где-нибудь бронежилет, но он этого не знал и сейчас расплачивался…

На опустевший перекресток выехали две машины: небольшой корейский внедорожник и милицейский «Форд Фокус» с молчащей сиреной. Из машин полезли вооруженные люди…

– Ястреб, я – Первый. Ястреб, я – Первый, как слышишь? – вышел в эфир командир группы, высокий, наголо бритый здоровяк в камуфляже «Серый волк».

– Отлично слышу… – раздался голос снайпера, – вижу вас на одиннадцать.

– Принял. Движение есть?

– Так точно, на двенадцать. Дух пытается скрыться, бежит к ТТУ[2].

– Делай.

– Есть.

Выстрела не было слышно, но хромающий, приволакивающий ногу, потерявший автомат и думающий не о джихаде и не о шахаде, а о том, как спастись, ободранный ваххабит полетел на асфальт от сильного удара пули в спину.

– На минус.

– Секи мост. Пойдем слева.

– Ястреб, принял…

– Яр – со своими на месте. Секите Маркса. Димон, смотри по Горького. Остальные вперед.

Небольшая группа двинулась вперед, двинулась грамотно, прикрывая друг друга, отслеживая каждый свой сектор и не отвлекаясь на чужой. Обвешанные «по самое не балуй» гладкоствольные Вепри указывали на то, что помимо милиции в облаве на волчат участвуют и неравнодушные граждане. Впрочем, гладкий Вепрь та еще штука. Особенно со «спортивным», барабанным двадцатизарядным магазином…

– Движение справа! – резко сказал один из «спортсменов», у которого на поясе висели длинные, десятизарядные магазины со спортивными стальными зажимами…

– Тима, Лузга, проверьте. Осторожно.

– Есть.

В отличие от «Газели» «Фиат Дукато» не перевернулся, несмотря на то, что пострадал сильнее. По мере приближения был все лучше слышен нудный и мерзкий речитатив на арабском…

– Командир…

– Стоп.

– Кончаем?

– Залечь!

Бритый здоровяк приблизился к фургону – дверца была распахнута, какой-то урод нудно долдонил первую суру Корана на арабском. На нем была простая рубашка, и было видно, что пояса шахида на нем нет.

– Выйти из машины, руки на капот нах!!!

…маалики иауми-ддиин…ияаака н’абуду уа эияака наста’эин…[3]

– Б… вышел из машины!

… эхьдина-ссъираата-л-мустакъиим… съираата-ллазъиина ан’амта алаихьим гъаири-л-магъдууби алаихьим уа ла ддъаалиин…

Капитану надоело это слушать, он протянул руку и вытащил богомольного молодого моджахеда из машины. В Махачкале милиционер никогда не осмелился бы сделать такое, там безопасно приближаться только к трупу, живыми уже давно никто и никого не берет. Но тут обе стороны еще были непуганые…

Для профилактики капитан ОМОНа влепил расслабляющий, а когда начинающий моджахед растянулся на асфальте – еще и поддал ногой…

– Так, б… По-русски понимаешь? Ахьа г’асскхи мотт буьйци?[4]