Наверно, Людмила Васильевна думала, гадала, удивлялась - не получил ли он письма из Барнаула? Не ждет ли он завтра домой папу и маму?

Нет, письма Антон пока не получал. Он просто взялся за ум: решил завтра пойти в школу, а может быть, и в бассейн.

Включив электрический утюг, в стрелку отутюжил складку на брюках, хорошенько прогладил школьную куртку, пришил свежий белый воротничок.

И бывает же в жизни: вдруг повезет, так повезет во всем!

Прибираясь, Антон нашел на столе под книгами те деньги, о которых ему писала мама. Ведь сам же сунул их под книги и позабыл!

И после всего этого Антон сидел сейчас на уроке географии веселый, уверенный и гордый. Только отодвинулся он на самый край парты, подальше от Ястребцева. С Сергеем теперь он не хочет иметь ничего общего.

И Ястребцев на него не глядел. Мрачно потупился, пряча в учебник глаза.

Евгения Львовна незаметно наблюдала за обоими мальчиками. Наблюдала и думала: что-то не так с этой злополучной двойкой, которую придется поставить тому и другому. Не ведут себя так близкие товарищи, если оба не виноваты. И тем более не будут они так держаться друг с другом, если они вместе, сообща провинились.

И, хотя Ястребцев считался гордостью пятого "Б", Евгения Львовна с большей приязнью относилась к Антону Черных. Был ей больше по сердцу этот размашистый мальчишка, пятерней приводивший в порядок взлохмаченные волосы, нежели тихий, вежливый и благовоспитанный Сережа Ястребцев, всегда аккуратно причесанный, с ровным боковым пробором, который он старательно охорашивал на каждой перемене, вынимая из кармана курточки пластмассовую расческу.

И даже пестрые отметки Антона Евгения Львовна больше ценила, чем сплошные пятерки Сергея. Антон легко мог схватить тройку и даже двойку по тому предмету, который недолюбливал. Но уж если предмет был ему интересен, отвечал с блеском и даже вдохновенно.

Однако именно потому, что Евгения Львовна хотела быть справедливой и к тому и к другому, она, сурово поверх очков взглянув на Антона, сказала строгим голосом:

- Черных, к доске.

Антон, чуть вздрогнув, поднялся. Не ждал он, что его вызовут отвечать сразу после пропуска уроков.

- Урок выучил? - спросила Евгения Львовна, когда Черных, пройдя между партами, остановился у географической карты, пришпиленной к доске.

- Знаю, - ответил Антон.

Ему ли не знать про Алтайский край! Про растения, города, реки и горы! Ведь папина экспедиция уже третий год бывает в тех местах. И, глядя на карту, Антон словно видел, как они - отец и он - пробираются по алтайским горным тропам среди могучих лиственниц с мягкой шелковой хвоей, по высокогорным лугам, пестрым от невиданных по красоте цветов, среди столь высоких трав, что даже всадника на лошади почти не видно…

К большой перемене окна с солнечной стороны начали быстро покрываться изморозью. Видно, ветер переменился, подул.с севера. Прямо на глазах стали расти и расти на оконных стеклах полосы инея, сплетаясь в причудливые звезды, деревья, травы. И солнце, все еще не ушедшее с неба, играло на этих ледяных кристалликах, на морозных узорах ослепительными цветными искрами.

Маринка Голубева и Костя Великанов во время большой перемены гуляли вместе со всеми одноклассниками вдоль коридора.

- Пошли на третий?- вдруг шепотом предложила Маринка,

Костя согласился.

- Скажем ему "трус"? - опять предложила Маринка.

Костя снова согласился.

Сергея Ястребцева они увидели тотчас же. Он стоял у окна и смотрел на крыши домов. Стекла с этой стороны были чистыми, незамерзшими. Солнце не играло на них разноцветными искрами, от них тянуло холодом.

Маринка и Костя подошли почти вплотную к Ястребцеву и остановились за его спиной"

Костя посмотрел на Маринку: ну, говори!

У Маринки забилось сердце. Вдруг ее охватила такая оторопь, как это было, когда она только-только пришла в школу.

А Костя, настойчиво глядя на Маринку, как бы взглядом подначивал ее: ну чего же ты? Ну… ну… Говори же ему "трус"!

Ястребцев медленно отвернулся от окна и в какой-то мрачной задумчивости посмотрел на ребят. Ничего им не сказал. Скользнул по их лицам холодным, равнодушным взглядом, словно по пустому месту, точно их и не было на свете.

И тут Маринка с Костей без оглядки пустились наутек. Они так бежали, будто бы за ними кто-то гнался.

Только увидев свою Веру Павловну и всех ребят первого "А", они остановились и перевели дух.

А Сергей Ястребцев прикидывал тем временем, не выгоднее ли ему все-таки повиниться Степану Степановичу?

Может, если он признается во всем, не будет у него в табеле за полугодие по соседству с круглыми пятерками позорной двойки по поведению…

СОВЕЩАНИЕ В ВЕСТИБЮЛЕ

Никто не предупредил Тусю, чтобы она пораньше пришла в бассейн. Никто из ребят не знал номера ее телефона.

Но сегодня Туся и без того торопилась на занятия. Сегодня была суббота. А завтра… Наконец-то завтра день ее рождения!

Разговоры об этом дне стали самыми любимыми между Тусей и Тусиной бабушкой Анной Мартыновной. Начинались такие разговоры обычно по пути в бассейн. Под эти разговоры они незаметно проходили пешком довольно большое расстояние от своего дома до того места на Ленинградском проспекте, где находилось здание бассейна. Туся не ныла, не жаловалась на усталость, не канючила: "Бабушка, возьми такси, я больше не могу!" - а шла бодро, легко поспевая за размашистыми шагами своей энергичной и властной бабушки. И сегодня тоже.

- Бабушка, - начала Туся, - а когда ты была маленькой, у тебя тоже праздновали день рождения?

- Конечно.

- И гости приходили? Ну, разные там ребята? - Разумеется.

- А что вы делали? Ну, ты и твои гости?

- Играли, показывали живые картины… Живые картины? Какие такие живые картины?

В глазах у Туси любопытство сменяется недоумением.

Тогда Анна Мартыновна разъясняет: когда она была такой же, как Туся, более пятидесяти лет назад, они, то есть бабушка, ее братья и сестры и другие дети, часто устраивали живые картины.

- И это было, - добавляет бабушка, - весьма и весьма интересно!

И все- таки Туся не понимает… Она не представляет себе, что за штука -живые картины.

До бассейна еще порядочно, но они уже на Ленинградском проспекте. Шагают ходко - высокая, очень прямая пожилая женщина, которой лет за шестьдесят, и девочка с темными глазами, румяная и хорошенькая…

- И вы тоже можете устроить живые картины,- говорит Анна Мартыновна. - Например, такая живая картина: приход весны. Кто-нибудь наряжается весной. Конечно, девочка. Вся в розовом, с венком цветов на голове, в руках цветы. А вокруг…

Теперь Туся поняла. Поняла и возмутилась: кто-нибудь? Не кто-нибудь, а именно она, Туся, нарядится весной! Уже готово капроновое платье на розовом чехле, уже куплены туфли и чулки. А цветы можно взять у мамы. Они стоят в вазочке на туалетном столике. Там вполне достаточно красивых шелковых цветов.

- Или так, - продолжает Анна Мартыновна.- Живая картина изображает подводное царство. На троне сидит морская царевна. Она в голубом, ее окружают…

- Морской царевной тоже буду я! - восклицает Туся. Восклицает твердо, с непреклонностью в голосе. Словно и спорить с ней нельзя. Раз решила, так тому и быть!

Но Анна Мартыновна и не собирается спорить. Теперь у них с Тусей одинаковые мысли. Теперь они редко спорят.

- Конечно, ты! - говорит Анна Мартыновна. Действительно, кто же может сравниться с ее Тусей?

Туся ускоряет шаг. Ей не терпится рассказать ребятам о том, что будет завтра на дне ее рождения! Сперва она нарядится весной - вся в розовом, потом вся в голубом будет изображать морскую царевну.

- Бабушка! - Туся останавливается вдруг как вкопанная. - Бабушка, у меня ведь нет голубого платья!

На лице у нее чуть ли не отчаяние. Анна Мартыновна смотрит на внучку ласково и снисходительно. Успокаивает: