Он расстегнул чемодан Микко, не глядя пошарил внутри рукой. Ничего запретного не нащупал. Да и что запретного может быть у славного Микко? Это ж не араб с зеленой банданой на голове.

– Закрывайте.

В салон он даже не заглядывал. Опыт подсказал, что искать там нечего.

– Можете ехать, – он занес колотушку над декларацией.

И тут…

Майский ветерок ворвался в раскрытую дверь «Ниссана» и сорвал платок с птичьей клетки. Канарейка мгновенно отреагировала приветственной трелью, которую услышал бы и глухой с противоположного берега речки Наровы.

Естественно, услышал и таможенник.

– Минуточку…

Он опустил колотушку мимо декларации и заглянул в салон. Канарейка взмахнула крыльями, дав понять, что она не китайская игрушка, а реальная живая и гордая птица.

– Это что? – Перст чиновника упирается в клетку.

– Птица. Породы канарейка… Приятель передал для племянницы. На день рождения.

– А документы на нее есть?

– Какие документы?

– Магазинный чек и сертификат от ветеринара. Что птица здорова, привита и не представляет угрозы населению Европы.

Про население Европы было сказано без тени иронии, из чего я сделал вывод, что таможенник не прикалывается, а если прикалывается, то очень натурально. Само собой, ни про какой чек, ни про какого ветеринара приятель и не заикался.

– Ну, она здорова, разве так не видно? – Я пальцем постучал по клетке. – Эй, птичка. Скажи-ка…

Канарейка на сей раз не ответила. Как специально. Подлая тварь.

– Мне не видно… А вдруг у нее птичий грипп?

Птичий грипп, надо же… Он бы еще сказал – птичий насморк. Или птичий СПИД.

– Послушайте, вам-то не все ли равно? Пускай это беспокоит сопредельную сторону. В конце концов, это не национальное достояние и не животное из Красной книги.

– Порядок есть порядок… Должен быть сертификат, что птица здорова. Иначе я ее не выпущу…

Отлично!

Я поднял палец вверх и показал на пролетающих голубей.

– Посмотрите – голуби спокойно пересекают границу. И что-то ни у одного в клюве я не вижу никакого сертификата.

Таможенник бросил тревожный взгляд в небо, изменился в лице и сделал два шага по направлению к посту, но вовремя одумался.

– Что вы мне голову морочите? Они летят сами по себе, их никто не перевозит через границу. Поэтому им и не нужен сертификат.

– Тогда я выпущу канарейку, – я приоткрыл клетку, – а на той стороне поймаю. Формальности будут соблюдены.

Шутка вновь не нашла понимания.

– Вы нарушите законы Российской Федерации.

– И что?

– Будете привлечены к ответственности.

Блин, да он робот какой-то. Сказал бы прямо, что денег хочет, так нет – сыплет казенными фразами, словно автоответчик запрограммированный. А с такими крайне тяжело общаться. И на русском, и на английском, и на финском.

Можно, конечно, позвонить приятелю, но я уверен, это не выход. Справку он вряд ли подвезет, а если и подвезет, то не скоро. А у нас паром.

– И что нам делать?

– Вернитесь в Ивангород, найдите ветеринара, пусть осмотрит птицу и выдаст хоть какую-нибудь бумагу. Без нее я вас не выпущу.

Сказано тоном инквизитора, отказавшего еретику в помиловании. «Костер! Только костер!»

– Но мы же уже покинули Россию! – Я демонстрирую паспорт со штампиком.

– Я могу позвонить пограничникам, они вас выпустят.

Ну на все у них есть ответ! Чувствую, спорить с наследником Верещагина из «Белого солнца пустыни» так же бесполезно, как смывать со стены его будки солнечный зайчик.

Арни с Микко терпеливо ждут, пока не догадываясь, о чем идет речь.

Наверно, не будь их, я бы смог решить вопрос на месте. Но намекать таможеннику на мзду в их присутствии я не решился. В финском языке нет слова «коррупция». А если и есть, то очень короткое и малоупотребляемое. Еще разорвут партнерские отношения, увидев мое истинное лицо.

Интересно, сколько эта канарейка стоит? Может, оставить эту на таможне, а в Нарве купить другую? Правда, я не уверен, что найду точно такую же…

В принципе, можно и сгонять в Ивангород. Это же не Москва, за пять минут по периметру объедешь.

– Хорошо! Звоните! Мы возвращаемся!

Таможенник уходит в свою будку, а я объясняю компаньонам причину задержки.

– Конечно-конечно! – хором соглашаются те, узнав, что на птичку нет бумаги. – Закон есть закон… Но нам же уже поставили выездные штампы.

– Нас выпустят обратно под честное слово.

Под честное слово, однако, не выпустили. Знакомая пограничница, все еще пребывавшая в дурном настроении, прервала мои объяснения ударом колотушки в паспорт. «Прибыл». То же самое сотворила и с паспортами Микко и Арви. Получилось, что мы выбыли из России, никуда не въехали, а затем вернулись обратно. Паспорта наши, к слову, – общегражданские, и нам с ними жить. И все теперь будут интересоваться – а где это вы болтались полчаса? И не шпионы ли вы? Придется врать, что искупались под пограничным мостом, перемахнув через колючую проволоку, и вернулись. Не про канарейку же рассказывать.

Финны удивлены, но не протестуют. Человек в униформе – представитель власти, это святое. Знает, что делает.

– Простите, а вы не знаете, где здесь ветеринар? – задаю я вполне логичный вопрос грустной девушке.

Девушка наверняка знает, я ведь не единственный человек без птичьего сертификата. Но в силу плохого настроения отвечает уклончиво:

– Без понятия.

– А вы не могли бы у кого-нибудь узнать? Сами мы не местные…

– Спросите в городе… Не задерживайте.

Ну в городе, так в городе… Улыбнуться-то можно?

Я заметил одну закономерность. Если предприятие частное, тебе улыбаются так, что виден кариес на коренных зубах, а если бюджетное, кроме «не задерживайте!», ничего не дождешься. Хотя, казалось бы, – какая разница? Во втором случае пенсия вроде даже больше… Да и вообще стабильность.

Мы погружаемся обратно в «Ниссан» и отправляемся на поиски ветеринара. Увы, его визитки у нас нет, поэтому приходится прибегнуть к опросу местного населения.

Первый респондент, у которого мы притормозили, на житейский вопрос «Мужчина, а где у вас тут ветеринар?» испуганно огляделся и, вытянув шею, спросил: «Чо?» И, не дождавшись ответа, предложил купить у него женские сережки 583-й пробы. Хорошо еще, не вместе с ушами.

Второй оказалась пенсионерка, продававшая возле дома петрушку и лук на деревянном ящичке. Не знаю, может, в Ивангороде какой-нибудь другой язык вместо русского? Иначе чем объяснить, что на вполне житейский вопрос про ветеринара она стала рассказывать, какая сволочь у нее невестка. И что с таким поколением в 2012 году наступит конец света.

– Женщина, где ветеринар, спрашиваю?

– Да зачем вам ветеринар? Лучше лука купите. Лук хороший, этого года, только из парника. Сама растила… Не то что эта тунеядка проклятущая, пол лишний раз не подметет…

– Нам не нужен лук. Нам нужен ветеринар.

– Тогда укроп возьмите.

– До свидания…

Я понял, что местному населению нет никакого дела до нашей проблемы. И, кстати, еще не факт, что в режимном Ивангороде вообще имеется ветеринар.

И тут меня осенило! Надо просто найти тех, кто точно все знает.

– Минутку… А милиция у вас где?

– Да вон будка в двух кварталах. Сейчас налево, потом еще раз налево. Укроп будете брать?

Вот это другой разговор. А уж в органах точно подскажут, где принимает ветеринар.

Следуя полученным инструкциям, мы двигаемся в левом направлении и действительно через три минуты оказываемся у домика, напоминающего скворечник. Только вместо дерева он покоится на четырех сваях, словно Ивангород находится в зоне возможного затопления. Вдруг на Нарове цунами случится? То, что это здание милиции, подсказывает вывеска «Опорный пункт охраны общественного порядка». Ну понятно, почему опорный. Потому что опирается на сваи.

Притормаживаем, я предлагаю партнерам подождать.

– Это полиция? – кивает на «скворечник» Арни.

– Милиция. Высоко сидит, далеко глядит.