– Да, конечно, – ответил капитан, присев рядом с ними на кровать и глядя на Соню с жалостью и тревогой.
Соня долго и сбивчиво рассказывала про свою первую любовь и ребенка, сбиваясь с английского на русский и обратно.
Капитан слушал и хмурился.
Закончив повествование, Соня спросила:
– Ну как? Ужасная история? Вы же тоже влюбились в меня? Что вы думаете по этому поводу?
Филипп вздохнул и обнял ее одной рукой:
– Соня, в молодости мы думаем, что можно прожить жизнь без несчастий, без страшных ошибок. Но так не бывает! И ничего плохого тут нет. Страдания делают нас сильнее. Наши сегодняшние беды и глупости это фундамент для наших будущих достижений. Иначе не было бы сил и энергии ни на что. А благодаря испытаниям, в нас начинает работать какой-то скрытый механизм противостояния разрушению и хаосу. И мы становимся способны на все: открытия, подвиги, любые свершения. Это парадоксально, но это так. Поверь мне, пожалуйста, поверь мне! Это кажется странным, ведь человек сделал глупость, или подлость, или непростительную ошибку, и что из этого может быть хорошего? Но жизнь, в конце концов, все обращает нам во благо. За зимой приходит весна и после снега почва остается увлажненной и готовой принять семена. Тебе легче? – он заглянул ей в глаза. «Кажется, мне удалось ее успокоить» – подумал он, и сердце наполнилось скорбью и нежностью. «Только мои несчастья не пошли мне на пользу» – с отчаянием подумал капитан.
– Мне стало легче! – сказала Соня. Эти рассуждения ее странным образом успокоили.
– И все-таки запомни, все взрослые люди живут с душевной болью, – вдруг продолжил Филипп уже не таким благостным тоном. – Это ужасно! Невыносимо! Это подобно постоянному распятию на кресте или как будто тонкую материю твоего сердца каждый день пытаются перерезать острой пилой. За телесными оболочками скрываются истерзанные, разорванные на куски, изуродованные несчастные души. И надо как-то с этим жить, переносить каждый день новые трудности! И ничего не поделаешь, такова судьба человеческого рода. Но не расстраивайтесь, вы с братом в вашем возрасте еще можете поймать последние мгновения беззаботной радости. Так что дерзайте! Мне пора, шторм усиливается, Данила, береги сестру, – добавил Филипп, направляясь к двери.
Соне стало немного не по себе после этой речи.
– Он такой странный, но хороший, – промямлила она пьяным голосом.
– Да, наконец-то, ты говоришь правильные вещи, – улыбнулся Даня.
Слова капитана почему-то вывели Соню из апатии.
– Я хочу есть! – сказала она.
«Здесь есть еда», – отозвался Данила. Выбрав момент, когда кое-как можно было двигаться, он достал из шкафа бутерброды с солониной, и они немного поели. Конечно, это больше раздразнило аппетит, чем насытило, но все-таки ребята немного взбодрились.
«Как ты себя чувствуешь?», – спросила Соня. Как заботливая сестра через несколько часов она все-таки вспомнила про него.
«Я очень устал – тебя было трудно держать. Ты бредила и вырывалась».
«Я познакомилась с одним цыганом, если бы не он, я бы выпала за борт, он мне понравился. Да, штурман, который тебя спас, тоже, похоже, интересный человек».
«Ты влюбилась сразу в двоих?» – спросил Данила.
«Не твое дело! – фыркнула Соня. – Лучше скажи, что ты обо всем этом думаешь? Они все почему-то скрывают, что здесь происходит на самом деле, от этого так страшно».
«Мы как будто попали в фильм ужасов», – заметил Данила таким тоном, словно сбылась его сокровенная мечта.
– Ты еще маленький и не понимаешь многих вещей, Даня, – грустно сказала Соня. – Уже через несколько лет ты осознаешь, как тяжело жить. Когда человек взрослеет, перед ним открываются страшные трудноразрешимые проблемы, и он должен либо справиться с ними, либо влачить жалкое существование. А найти правильное решение крайне сложно и, найдя, не всегда удается его осуществить.
– Ну и какие же это проблемы? Фигня какая-то, – проворчал Даня.
– Увидишь какие, у каждого свои, – серьезно ответила Соня. – Лучше подумай, почему мы вдруг мы переместились с берегов Турции к берегам Америки, если нам не врут, конечно. Но, во всяком случае, я сама вижу, что мы попали в другой климат. Был вечер, а наступил день.
– Я думаю, – начал Данила азартно, – что это машина времени. Может быть, мы сейчас попали в средние века. Интересно, что мы увидим?
– Глупости, – сказала Соня, – начитался фантастики.
– Ну, если ты такая умная, то скажи тогда, как это все объяснить? – обиделся Данила.
– Я не знаю, это какая-то мистика, теряюсь в догадках. Я читала о разных паранормальных явлениях, но не верила этому, – сказала Соня, ее голос дрогнул. Опьянение постепенно проходило, и на нее с новой силой нахлынул страх. Ведь они непонятно где, и происходит нечто страшное, чему нет никакого объяснения. К тому же ее начинало мучить похмелье, которое сопровождалось отвратительным самочувствием, сильной слабостью, головной болью и тошнотой.
– Нам надо переодеться, – произнес Данила, – пока тебя не было, нам принесли тюки с сухой одеждой. Мои шорты и футболка насквозь промокли.
Но тут шторм усилился. Брат и сестра вынуждены были сидеть или стоять, держась за кровать, о смене наряда речь не шла. Соня и Данила почти все время молчали, лишь изредка переговаривались. Так прошло несколько часов. Они оба очень устали. Данила достал маленькую пузатую бутыль с ромом, которую он нашел в шкафу, они сделали из нее по глотку. На короткое время это придало им сил, но потом усталость навалилась с еще большей силой.
Никто не заходил в каюту, где были Данила и Соня, хотя за дверью иногда слышались крики и ругань, команды боцмана. Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, все стихло. Каюта перестала качаться, рев воды прекратился, в раскрытую дверь вливался теплый воздух. За окном внезапно стало светло.
«Ой, – сказала Соня, – Данила, неужели шторм кончился? Как я устала!»
«Да, кажется. Мы, наверно, опять переместились во времени и пространстве. Может, увидим ихтиозавров», – ответил брат.
«Опять ты фантазируешь, – усмехнулась Соня, – знаешь что, выйди, посмотри, что там происходит, а я пока переоденусь».
Данила выскочил за дверь, София закрыла дверь на засов и быстро раскрыла тюк из непромокаемой ткани. Там оказалась грубая матросская одежда. Открыла второй тюк – то же самое. Неужели все это надо надевать…
Соня потрогала брошенный в углу каюты сарафан, в котором она пришла на корабль. Он весь промок во время шторма. «Придется надевать эту гадость». Соня брезгливо пощупала, потом понюхала матросские шмотки. Они пропитались теми неприятными запахами, которые были на корабле.
Соня скинула с себя, наконец, мокрое платье и начала брезгливо, долго примеряясь, надевать одежду из мешка. Немыслимо широкие штаны она два раза загнула на поясе и крепко подвязала ремнем. Потом нацепила странные грубые носки, разбитые ботфорты больше на два размера, широченную куртку, у последней пришлось загнуть рукава. София как-то ухитрилась все подогнуть, подпоясать, пригнать, и, посмотрев на себя в зеркало, она даже усмехнулась. «Выгляжу оригинально, надо будет сфотографироваться на память», – подумала Соня.
Она открыла дверь. «Данила, заходи!»
На Дани нигде не было. Ей сразу стало жарко. Она с удивлением выглянула за дверь и увидела спокойную гладь воды, ярко светящее солнце, стоящее почти в зените, почувствовала сухой горячий воздух. Неприятные запахи на жаре стали как будто в два раза острее. На палубе никого не было, и от этого почему-то стало очень жутко. София взглянула за корму и вдалеке увидела зеленую полоску какого-то берега.
«Данила, Данила! Опять он куда-то запропастился. Вечно с ним какие-то приключения».
В это время ей навстречу вышел стоящий за вантами матрос. Она сразу узнала его, это был тот же парень цыганистого вида, который спас ее. При свете солнца он показался ей очень симпатичным.
«Привет. Мы куда-то приехали, можно, наконец, покинуть это гостеприимное судно?» – спросила она со злой иронией.