«Да, Господь очень жестоко наказал нас всех этой жизнью на земле», – порой думалась Филиппу в такие темные минуты. И только во время развлечений становилось легче и то не всегда. Многие считали капитана мрачным человеком, его хмурое лицо очень часто искажала гримаса недовольства и злобы. И Филиппу казалось, что никто не понимает его. Ни один человек не знал о причине его плохого настроения, об острой внутренней боли и тоске, возникавшей внезапно и подавлявшей его, она с годами усиливалась, мучила его, и с ней он ничего не мог поделать. Эти тяжелые чувства часто переходили в злобу, которая выливалась в жестокие поступки.

И когда явился тот светлый человек на корме, капитану было очень плохо на душе. Не предвиделось конца страшному мучительному шторму. Филипп чувствовал, что до бухты им все равно не доплыть, он только что совершил убийство, у него было самое дурное настроение, смешанное с яростью и отчаянием, и не хотелось жить. Странный человек в светлых одеждах, от которого по темному морю во все стороны расходилось сияние, спокойно произнес: «Я могу помочь тебе, я посланник Господа». «Это, наверно, пьяный бред, такое на днях было у боцмана и Питеру показалось, что он видит дьявола, – подумал Филипп, – это, наверно, сатана, притворившийся добрым духом. Я же недостоин, чтобы мне явился настоящий ангел, а если это и так, то пусть он мне скажет, зачем Господь так мучает меня и нас всех! Нет, не хочу! Это будут опять туманные красивые слова как в Библии, которые невозможно применить в жизни. Но почему мне так плохо? Я так хотел избавиться от этого внутреннего мучения с молодости, но Господь ни разу не ответил мне. Посмотрим, ответит ли он сейчас».

«Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! Я сам смогу обогнуть этот мыс и вернуться домой с товаром! Да будут прокляты небеса, которые не слышат нас и которым наплевать на наши страдания!» – крикнул Филипп.

И тогда человек в светлой одежде произнес…

Но тут Соня вывела капитана из минутной задумчивости.

– Вы обещали объяснить, что происходит, когда вы нас отпустите? – спросила она нетерпеливым и раздраженным тоном.

«Как я могу все объяснить этой милой красивой девочке, которая уже испытала горечь потерь, но еще многого не может понять? Я сразу полюбил ее как свою дочь, – задумался Филипп, вздохнул, и морщины на его высоком лбу стали еще глубже. – Ну не могу же я вот так сразу рассказать правду, хотя, к моему ужасу и большому сожаленью, все равно придется это сделать. К тому же она, похоже, считает меня сумасшедшим».

– Понимаешь, милая, мы очень давно плаваем на этом корабле, – сказал капитан мягко, как разговаривают с маленькими детьми.

– Это меня не волнует, сколько времени вы плаваете, – продолжала Соня ехидно и зло, – а интересует только, зачем вы нас обманываете, и когда мы попадем домой.

Капитан решил начать издалека.

– Понимаете, дорогие мои, помимо нашего мира существует невидимый мир, который нельзя увидеть или потрогать, он живет по своим законам, но связан с нашей реальностью.

– Да, конечно, я знаю про другой мир, я смотрел фильм «Адвокат дьявола» и читал много книг о вампирах, – серьезно сказал Данила.

А потом после небольшой паузы Даня вдруг испуганно спросил:

– А, может, вы один из них?

– Из кого? – не понял Филипп.

– Ну, воины сумрака, иные, – осторожно вполголоса произнес Данила.

Капитан отвлекся, он смотрел то на темное небо, то на компас.

– Да, Даниэл, наверно, можно и так сказать, – рассеянно ответил Филипп.

– Я так и знал, что они существуют, я это подозревал, – в голосе Дани была какая-то смесь ужаса и восторга, – умоляю, не пейте мою кровь, я готов пройти обряд посвящения.

– Что? – Филипп удивленно посмотрел на Данилу. – Ты думаешь, что я пью кровь? Откуда такие странные мысли?

– Он не вампир, придурок, опять меня позоришь, начитался всякой дряни, лучше бы читал то, что в школе задают, – зло прошипела Соня.

Тут их прервал громкий бас боцмана:

– У нас больше нет времени, капитан.

– Что это значит? – крикнула Соня. Но ей почему-то никто не ответил.

«Я уже привык к этому, но вот сейчас все повторится снова, – Филипп устало нахмурил брови. – Почему мы все на этой земле привыкаем к страданиям? Они часть нашей жизни и после них острее чувствуется радость и, наверно, в несчастьях есть какой-то непонятный жестокий смысл. По сути дела у меня никогда ничего и не было кроме боли. Может, если бы я был богат, все бы было по-другому, и я сейчас мог бы вспомнить что-то особенное. Но стал ли бы я счастливее? Я не могу этого знать. Почему Бог дает одним людям все, а другим ничего? Или это тоже только иллюзия? Все проходит, исчезает в вечности, которой все равно, что мы все мучаемся на земле каждый по-своему. Я так страшно устал, вся душа выжжена дотла. Не осталось ничего, кроме этих детей, которых я не могу, не имею права потерять. Я так много думал о них и искал, и теперь они должны жить нормальной жизнью и быть счастливыми! Неужели этого никогда не будет? И я в этом виноват». Капитану стало невыносимо больно от этой мысли, он сжал кулаки и на ладонях остался глубокий след от ногтей.

Неожиданно они оказались в молочно-белом тумане, он рассеялся также быстро, как и пришел. И вдруг стало светло, в небе палило жаркое солнце. Корабль мерно покачивался на волнах среди бескрайнего океана. Воздух был уже влажный, а не такой сухой, как у берегов Турции.

«Вам надо надеть что-нибудь на голову, – засуетился Филипп, – здесь очень страшное солнце». Действительно, палило нещадно, им стало жарко. Соня накинула на голову шелковый платок, который был у нее на плечах, а Даниилу Филипп нахлобучил на голову соломенную шляпу, которую принес один из матросов. Сам он остался с непокрытой головой. Казалось, его это не пугало.

Они увидели, что у штурвала стоит помощник капитана. Он был одет в не то клеенчатую, не то парусиновую робу, с множеством застежек, похожую на комбинезон, с откинутым капюшоном. На голове у него была та же треуголка.

«Где мы?» – испуганно крикнула ему Соня.

«Примерно семь градусов северной широты, девяносто один градус восточной долготы. Добавлю для личностей с особым уровнем развития, которым эти цифры ни о чем не говорят, недалеко от восточного побережья Центральной Америки», – бодро ответил Дирк по-английски, насмешливо улыбаясь Софии.

«Сколько у нас еще времени?» – спросил капитан, хмурясь.

«Не более пятнадцати минут», – ответил штурман.

«Что это значит? Как мы здесь оказались?» – крикнула Соня, чтобы все ее услышали и хоть кто-то ответил. Она старалась не подать виду, что ее охватила сильная тревога.

«Это значит, через пятнадцать минут начнется сильный шторм. Мы всегда оказываемся в ненужном месте в ненужное время», – усмехнулся штурман. Он был совершенно спокоен, как будто им предстояла обычная прогулка.

«Готовьте паруса!» – крикнул Дирк. Боцман уже стоял на палубе в клеенчатом плаще с множеством застежек. Он приложил к губам дудку, висевшую у него на шее, и раздалась пронзительная звонкая трель. На палубу высыпали матросы. Они тоже были в плащах из грубой ткани типа брезента.

«Эй вы, бездельники!» – загрохотал боцман. Дальше посыпались команды на голландском языке, которые и Соне, и тем более Даниилу, который не знал языка, трудно было не то что запомнить, но и повторить. Звучали такие слова, как грот, марсель, фок, бромбрамарсель, грот фок, бушприт, стеньга, Рейн, поднять, отпустить, и множество других морских терминов.

Матросы засуетились, стали разворачивать и поднимать паруса, свернутые на палубе. Они работали с большим трудом, многие не протрезвели и еле держались на ногах. Соне было не по себе, какое-то раздражение, злоба и внутреннее напряжение почти всех окружающих, казалось, чувствовались в воздухе. Матросы карабкались на мачты, тянули канаты под громовые крики боцмана. Последний пересыпал свою речь отборной руганью на голландском языке, используя витиеватые непристойные выражения, не приставшие доброму христианину, которым он себя сам рекомендовал.