— Боюсь, что опасная инфекция, — сказал он, уведя Изабеллу подальше от больного, в соседнюю комнату, — проникла в рану вместе с оружием или еще каким-то образом. Это был страшный удар, мадам. Должно быть, у вашего мужа есть коварный враг, который, вероятно, стремился не только убить его, но и заставить страдать как можно больше. Пациент молод и силен, так что будем надеяться на лучшее. Никакой пищи, кроме нескольких глотков бульона, если ему достанет сил выпить его, и немного фруктового сока, апельсинового или лимонного, если вы сможете достать его. В случае каких-либо неожиданных изменений пошлите за мной. Впрочем, я зайду сегодня вечером.
Доктор предложил прислать сиделку из больницы, но Изабелла отказалась наотрез, зная, как не хотелось бы Роберту, чтобы посторонние видели его слабость. Она сказала, что они с Яном справятся. И если доктор и нашел странным, что светская молодая дама изъявила желание проводить часы у постели больного мужа, то отнес это на счет чудачеств, к которым так склонны англичане.
По мере того, как проходил день, Роберту становилось все хуже. Жар усиливался, как и боль. Изабелла так бы хотела, чтобы у нее оказалось одно из лекарств мисс Холланд вместо тошнотворной микстуры, которую прислал доктор Ренье для снижения температуры и от которой Роберт отказался. После обеда Ян с большим трудом уговорил ее прилечь на пару часов.
— Хозяину это не поможет, если вы свалитесь, леди, а только расстроит его.
С большой неохотой она сдалась и, к своему удивлению, проспала около часа, а потом, вымывшись и освежившись, смогла разговаривать с доктором Ренье, когда тот зашел вечером и с мрачным видом, покачивая головой, посмотрел на своего пациента.
Он осмотрел рану и нахмурился, увидев, что она воспалилась, а Роберт вздрагивает даже при легком прикосновении к больному месту.
Доктор хотел выпустить пинту крови, так как это было радикальное средство для уменьшения лихорадки, но Изабелла не позволила, считая, что Роберт и так потерял много крови и тогда у него совсем не останется сил, чтобы бороться с инфекцией.
— Повышение температуры и неравномерный пульс опасны, мадам. Если до утра жар спадет, то мы сможем надеяться, если же нет… — он пожал плечами, — то, боюсь… все мы в руках Божьих…
Изабелла хотела закричать на него, но знала, что любые протесты бесполезны. Когда он ушел, она отослала Яна поужинать и отдохнуть несколько часов.
— Я вас здесь одну не оставлю, леди, — упрямо сказал Ян.
Она знала о его преданности своему хозяину, а также, что Роберт предпочел бы, чтобы некоторые услуги ему оказывал именно Ян, а не она, поэтому сказала:
— Я буду очень рада твоей помощи, Ян, но, наверное, нам предстоит трудная ночь. Возвращайся после полуночи.
Это случилось примерно в полночь. Должно быть, она задремала в кресле и была разбужена таким резким, страшным криком, что испугалась. Хотя она и заслонила собой свечи, но могла видеть Роберта, сидевшего в постели. Он глядел прямо перед собой.
— Нет, нет, — шептал Роберт сдавленным голосом. — Нет, не Сесиль, о Боже мой, не Сесиль… — и он в ужасе поднес руку к глазам, как будто ему невыносимо было видеть то, что открывалось его взору. Наверное, ему привиделся какой-то кошмар, вызванный болью и опием.
Изабелла кинулась к мужу, обняла его, пытаясь успокоить.
— Все в порядке, дорогой, все хорошо. Это только сон.
Он прижался к ней, весь дрожа, хотя его тело горело от жара.
— Что случилось? — пробормотал Роберт. — Что я говорил?
— Тебе приснился плохой сон, вот и все.
Она взбила подушки и осторожно уложила его.
Потом намочила полотенце и вытерла пот с его лица.
— Можно что-нибудь попить? — прошептал он. — Во рту ужасная сухость.
Изабелла принесла ему лимонной воды, и он жадно напился.
— Уже очень давно я не видел этот сон, — произнес Роберт. — Когда-то он снился мне почти каждую ночь.
— Это от боли и от наркотика, — успокаивала его Изабелла. — Расскажи мне его. Это может тебе помочь.
— Вряд ли я смогу.
— Попробуй. Иногда разделенная боль кажется вдвое легче.
В любое другое время, думала она потом, он никогда не заговорил бы об этом, так глубоко в душе он хранил то воспоминание, но больной и сгорающий от жара, еще одурманенный опием, Роберт все же забыл об осторожности. В отрывистом шепоте оживало прошлое, которое постепенно сложилось для Изабеллы в единое целое.
— Это было через два года после того, как разразилась война. По всей Франции были очаги роялистского сопротивления: в Вандее, в Лионе, на юге. Мой кузен Жак оказался в самой гуще. Война шла неудачно для нас. Мы нуждались в любой помощи, какую только могли получить. Было необходимо, чтобы кто-то поддерживал связь между бунтовщиками, организовывал их, доставлял оружие и золото и снабжал сведениями.
— И этим занимался ты?
— Да, какое-то время. Мне это было нетрудно. Я знал страну. У меня были связи.
«Но опасно, — подумала Изабелла, вздрагивая, — страшно опасно».
— И что случилось?
— Я подозревал, что среди нас был предатель, осведомитель тех кровожадных дьяволов в Париже, но окончательно убедился только одной зимней ночью.
Роберт надолго замолчал, и Изабелла подумала, что он забылся в тяжелой дремоте, но потом он снова заговорил таким тихим голосом, что она едва разбирала слова.
— Племянница Жака, Сесиль, передавала донесения от одной группы к другой. Я не хотел привлекать ее в дело. Она была ребенком, всего пятнадцать лет, но Жак сказал: «Так надежнее. Кто станет подозревать школьницу, гуляющую по улицам?» Никто из нас не пользовался своим настоящим именем. У нас были птичьи клички. Я звался Соловьем, а человек, с которым я должен был встретиться в тот вечер, был известен как Филин. Встреча с ним была назначена в амбаре на краю деревни, куда я собирался доставить золото и сведения о судне, тайно отплывающем к берегам Бретани, где его уже ждали.
— Контрабандисты, — выдохнула Изабелла. Он слабо улыбнулся.
— Да, иногда мы использовали их.
Роберт помолчал минутку, потом с трудом перевел дыхание и продолжил так тихо, что ей пришлось наклониться ближе, чтобы различить слова.
— Когда я добрался до места, то сразу понял: что-то случилось — он был не один. Там оказалась Сесиль. Стояли сильные холода, и в амбаре горела небольшая жаровня. Я сразу же спросил: «Что здесь делает девочка?» А он рассмеялся: «Какие же вы дураки, что доверяете свои секреты ребенку. В этой хорошенькой головке есть все сведения, которые нам так нужны, мой дорогой Соловей, и до исхода ночи вы оба запоете». Тогда в мерцающем свете от жаровни я увидел, что руки и ноги Сесиль были связаны так, что она не могла двигаться. Она стояла у стены, и я заметил дикий ужас в ее глазах. Бог знает, что он уже успел сделать с нею. МЫ не носили с собой оружия, потому что если бы нас остановили головорезы Фуше, это бы означало заключение в тюрьму и смерть. Я подождал немного, придумывая, что предпринять, и увидел, как он вытащил из жаровни железный прут, один конец которого накалился докрасна. «Теперь я хочу услышать, — сказал он, — имена, места встреч. Я знаю, вам они известны. Давай быстро, а не то маленькой Сесиль уже не быть такой хорошенькой». Филин придвинулся ближе к девочке, чтобы она почувствовала жар раскаленного железа. Я увидел, как она сжалась и сдавленно вскрикнула. Я знал, они могли это сделать. Я видел, как мужчин подвешивали над медленно тлеющим огнем, пока ноги у них не покрывались волдырями и не чернели. Я видел, как мучили женщин. Он придвинулся к ней еще ближе, наслаждаясь своей властью, уверенный в победе, и я рискнул. Я прыгнул на него.
Изабелла живо представляла себе все это: темный амбар, дрожащий ребенок, зловещие отблески огня.
Роберт смотрел прямо перед собой глазами, полными ужаса.
— Это было ошибкой, — продолжал он хриплым шепотом. — Падая, Филин зацепился за жаровню, солома загорелась. Языки пламени лизали пол. Сесиль кричала, пытаясь освободиться и не имея возможности бежать. Он вскочил на ноги и бросился на нее. Я схватил упавший прут и швырнул в него. Раскаленный конец попал Филину в лицо, и он завопил от боли, хватаясь за обожженное место, в то время как начали гореть его волосы. Пламя добралось до тонкого платья Сесили, и оно загорелось. Она кричала от ужаса. Я стащил с себя пальто, набросил на нее, пытаясь сбить пламя. Вынес ее наружу на холодный ночной воздух, но я опоздал, безнадежно опоздал. Я бежал так, словно за мной гнался дьявол, бежал к дому, где, как мне было известно, мог получить помощь и убежище. Они сделали, что могли, но девочка умерла несколько часов спустя… — Роберт устало закрыл глаза. — Жак не обвинял меня, никто меня не обвинял, но я никогда не мог себе простить.
