И вот минут через двадцать заяц лежит у ног Фёдора Осиповича, а Налёт как ни в чем не бывало сидит рядом и даже не смотрит на добычу, лишь облизывает морду длинным розовым языком.

Когда Фёдор Осипович проходит по селу с зайцем за спиной, люди, увидев его, смотрят вслед уже без недоверчивых улыбок и не пожимают плечами, а только молча переглядываются, да иногда кто-нибудь скажет: «Вот тебе и без ружья! Что значит русская борзая! Всем собакам сто очков вперёд даст».

Несколько раз Налёт брал лисиц. Лисица не заяц, она хищник и имеет большие острые клыки, но куда ей тягаться с Налётом! У него мёртвая хватка. Он знает, как брать лисиц и как брать другого зверя. Лису, например, он хватает сзади ушей. Клыки у него такие, что Васе, когда он захотел посмотреть их и поднял у собаки губы, сделалось страшно. Мальчик знал, конечно, что Налёт не укусит его, а всё-таки он поскорее отошёл от собаки и даже зажмурился. Ведь недаром крупная русская борзая в одиночку берёт волка. Налёту, правда, не приходилось ещё встречаться с волком, но, надо думать, и он не подкачает. Вот какой Налёт! Но не только этим он заслужил уважение и известность. А чем же? Сейчас вы узнаете.

Летом на реке стали строить плотину. Река около села была неширокая, к осени её перегородили, а к середине зимы закончили монтаж колхозной электростанции.

Фёдор Осипович работал на монтаже, и дела у него много было. На гидростанцию привезли из города новенькое упакованное в ящики оборудование.

Вася часто спрашивал отца: скоро ли он пойдёт на охоту.

— Скоро, скоро, — отвечал тот, — вот монтаж закончим и пойдём.

Но когда к середине зимы закончился монтаж, работы не убавилось. Стали проводить в дома свет, а потом потянули линию в соседний колхоз, и Фёдор Осипович целыми днями не бывал дома.

Налёт жил без дела, каждый день провожал тоскливым взглядом хозяина, когда он уходил из дома и не брал его.

Вася после уроков частенько бегал на реку. Многие ребята там катались на собаках. Васе тоже хотелось покататься на Налёте, но отец говорил, что охотничью собаку это портит. Он посоветовал сходить на охоту. Вася очень обрадовался. Проходили они с Налётом долго — до самого вечера. Но или Вася не знал мест, где водятся зайцы, или просто не удалась его первая вылазка, только вернулись они домой с пустыми руками. И решив, что носиться за собакой на коньках куда интереснее и приятнее, чем бродить с ней по полям, засыпанным глубоким снегом, Вася ослушался отца.

В первый же день зимних каникул он взял с собой на реку Налёта, привязал за ремешок и до самого вечера с увлечением носился за ним на коньках. Вася даже не заметил, как постепенно разошлись по домам товарищи. Быстро сгущались зимние сумерки. «Ещё прокачусь вон до той чёрной точки на льду и тогда домой», — решил он.

Он крикнул Налёту: — Ату! Ату! Вперёд! — и помчался к намеченному месту. Налёт полетел, казалось, совсем не касаясь лапами льда. Длинный хвост развевался по ветру. Вася низко пригнулся: по сторонам мелькали берега. От скорости рябило в глазах. У-у-у! — выл в ушах ветер. Радостно замирало сердце. Не в силах сдержать своего восторга, мальчик торжествующе кричал:

— Вперёд, вперёд! Ура!

Вдруг Вася потерял опору под ногами. Ничего ещё не успев понять, он почувствовал, как обожгло всё тело. Захлёбываясь, он понял, что это вода. Вынырнув, уцепился за кромку льда. Тёмное пятно, которое он видел издалека, оказалось прорубью. Собака проскочила мимо неё. Вася же, не успев свернуть, сорвался в воду. Бултыхая ногами, он чувствовал, как вода с силой сгибает их и подтягивает под лёд, стараясь унести его. Руки скользили, обдираясь в кровь об острые края проруби. Нестерпимый холод сковал всё тело. «Утону», — мелькнула у Васи мысль. И тут он увидел Налёта.

Собака не могла отбежать от проруби, ремешок, надетый на руку мальчика, не пускал её. Да она и не думала оставлять в беде своего маленького друга. Видя, как мальчик отчаянно барахтается в воде, Налёт скулил и метался по краю проруби. Собрав остатки сил, Вася крикнул:

— Налёт, вперёд, вперёд… — и голова его скрылась.

Поняв, что нужно делать, собака рванулась и, царапая когтями гладкий лёд, натянула ремешок. Голова мальчика, теперь уже без шапки, вынырнула на поверхность. И опять Вася, отплёвывая воду, стал карабкаться, повторяя еле слышно:

— Вперёд, вперёд, Налётка!

Собака напрягала все силы, но лапы её скользили, не находя опоры, — сделав несколько шагов вперёд, она катилась обратно. Скоро совсем стемнело. Вася продолжал бороться со смертью. Подняв голову, он увидел, что в небе заблестели первые далёкие звёзды, а в стороне над рекой вспыхнули огни гидростанции.

— Папа! — отчаянно крикнул мальчик, глядя на знакомые огоньки. Но его слабый голос чуть слышно прозвучал в морозном воздухе.

Налёт, изогнув шею, оглядываясь, смотрел на мальчика. Потом, видимо, сообразив что-то, быстро метнулся к проруби, схватил Васю за воротник и лёг у самой кромки льда. Так, не выпуская воротника из зубов, Налёт стал медленно пятиться назад. Теперь Вася уже не мог своей тяжестью стянуть за собой огромную собаку, распластавшуюся на льду, и Налёт, отползая от проруби, уже не скользил обратно, как это было вначале.

Вася, помогая собаке, опять ухватился за кромку льда, потом опёрся о него локтями и начал подтягиваться. Наконец ему удалось забросить ногу на гладкий, как стекло, лёд. Тяжело переводя дыхание, он несколько секунд полежал неподвижно, собираясь с силами, не выпуская из руки судорожно зажатого поводка. Затем вытянул другую ногу и сел около проруби. Налёт отряхнулся, стал прыгать и лизать Васе лицо, теребя его за рукав.

Но Вася совсем обессилел. Он просидел, не шевелясь, несколько минут, а Налёт стоял рядом и весело помахивал хвостом. Но видя, что его молодой хозяин не двигается, Налёт сел рядом, подняв кверху голову, и протяжно завыл.

Отец Васи только что пришёл с работы. Хлопнув дверью, в дом вбежал Васин товарищ Коля.

— Тётя Нюра! — крикнул он Васиной матери. — Васьки под лёд провалился!

— Ой! — мать испуганно всплеснула руками.

— Вы не бойтесь. Он живой. Вытащили, — торопливо говорил Коля. — Его дядя Максим спас.

Отец без шапки побежал на улицу.

В дверях показался колхозник Максим Петрович с Васей на руках. Услышав, что сказал Коля, он возразил:

— Собака спасла. Если бы не она, так и я не увидел бы Ваську. Она голос с реки подала.

Мать, не зная, что ей делать, металась по комнате и всё приговаривала: Ой… ой… да как же это?

Отец быстро раздел мальчика, принялся растирать его спиртом.

— Ремешок бы… не оборвался… — еле слышно прошептал Вася.

— Ничего, — сказал отец, — теперь не оборвётся.

А через полчаса отец и Максим Петрович в горячей бане нещадно хлестали Васю вениками.

— Вот так тебе, вот тебе, — приговаривал отец. — Не катайся, где не следует, тем более один. Да слушайся отца.

Барахтаясь в проруби, Вася простудился. На другой день он лежал в постели, укрытый ватными одеялами, с компрессом на горле. А Налёт, растянувшись на полу, внимательно смотрел на него умными глазами.

Вот с тех пор в селе Вагай все знают Налёта.

Генка только что позавтракал и, примостившись на лавке возле окна, листал книжку с картинками, прислушиваясь к разговору родителей.

Мать, убирая со стола, говорила отцу:

— Выдумываешь ты всё разные пустяки, председатель-то правильно говорит. Соглашайся и иди сторожем в правление. Ночь просидишь да печи протопишь, и работа вся. А дров я тебе носить буду или вон Генка, — глянула мать в сторону сына.

Генка шумно втянул носом воздух и непонятно было, соглашается он с матерью или нет.

Отец только сердито хмыкнул и, толкнувшись обеими руками об пол, отъехал от печи, где он стоял, а вернее — сидел. Дело в том, что у Генкиного отца не было ног. Раньше, Генка смутно припоминал это, отец был очень высокий, а вот теперь, через год после войны, его привезли совсем низенького, он был ниже Генкиного плеча. Чтобы передвигаться, отец смастерил тележку на четырёх колёсиках и, сидя на ней, отталкивался деревяшками.