«Правительство нам открыло широкие двери чрез Крестьянский банк приобретать земли, — это тот хомут, что в 1861 г. был надет. Оно нас хочет переселить в сибирские пределы. ... не лучше ли сделать так: вывезти туда этого человека, который имеет тысячи десятин, от которого остается земля, и на это сколько будут сыты (а п л о д и с м е н т ы слева; голоса справа: «старо, старо»)... В японскую войну я вел своих мобилизованных солдат через те земли (помещичьи), о которых я здесь упоминал. Нам пришлось до сборного пункта более 2 суток ехать. Солдаты меня спрашивают: «куда ты нас ведешь?» Я говорю: «под Японию». — «Что делать?» — «Защищать родину». Я сам, как военный человек, чувствовал, что нужно защищать родину. Солдаты мне говорят: «какая же это родина — земли Лисецких, Без-уловых, Подкопайловых? Где же тут наше? Нашего ничего нет». Они мне говорили то, чего я третий год не могу стереть со своего сердца... Следовательно, господа, ... я должен в общей сложности сказать, что во всех тех правах, которые в нашей России существуют, начиная от князей и идя по дворянам, казакам, мещанам и не упоминая слова крестьянин, все должны быть русскими гражданами и пользоваться землей — все те, кто на ней трудится, прикладает к ней свой труд, лелеет и любит ее. Трудись, потей и пользуйся ею. Но если не хочешь на ней жить, не хочешь на ней трудиться, не хочешь прикладать к ней свой труд, то не имеешь права ею и пользоваться» (1974) (26 заседание, 12. IV. 1907).
«Не упоминая слова крестьянин»! Это замечательное изречение вырвалось «из сердца глубины» у крестьянина, который хочет разорвать сословность землевладения («все те права, которые в нашей России
368 В. И. ЛЕНИН
существуют»), хочет уничтожить самое имя низшего сословия, крестьянского. «Пусть все будут гражданами». Равное право на землю трудящихся — есть не что иное, как до конца последовательное приложение точки зрения хозяинак земле. Никаких других основанийземлевладения (вроде землевладения «за службу» у казаков и т. п.), никаких других соображений, никаких других отношений, кроме прав хозяинана землю, соображений «лелеяния» земли, отношений «прикладающего труд» к земле. Именно так и должен смотреть фермер, который хочет свободного хозяйства на свободной земле, устранения всего постороннего, мешающего, старого, всех прежних форм землевладения.Ну, разве не глупым применением непродуманной доктрины было бы со стороны марксистов отсоветовать такому хозяину национализацию и учить его пользе частной собственности на надельные земли?
В первой Думе крестьянин Меркулов (Курской губ.) выразил ту самую мысль относительно национализации надельных крестьянских земель, которую мы приводили выше из данных о съездах Крестьянского союза. «Пугают тем, — сказал Меркулов, — что и крестьянин не расстанется с тем клочком, которым сейчас владеет. На это я скажу: кто же у них отнимает? Ведь даже при полной национализации отойдет только та земля, которую хозяин не обрабатывает своими силами, а посредством наемного труда» (18 заседание, 30 мая 1906 г., стр. 822).
Это говорит крестьянин, владеющий, по его собственным словам, 60 дес. земли в собственность; конечно, уничтожить наемный труд в капиталистическом обществе или запретить его — мысль детская, но мы должны отсекать неправильные мысли именно там, где начинается неправильность, — начиная с «социализации» и запрещения наемного труда , а не с национализации.
Тот же крестьянин Меркулов возражал против кадетского проекта 42-х, совпадающего с муниципализацией
Эту неправильную идею намдаже нечего и «отсекать», ибо сами «трезвые» трудовики с «трезвыми» гг. Пешехоновыми во главе уже отсекли ее.
АГРАРНАЯ ПРОГРАММА С.-Д. В ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 369
в том отношении, что надельные земли остаются в собственность, помещичьи отдаются в пользование. Это — «какая-то переходная ступень от одного строя к другому»... «вместо одного получается два владения: частная собственность и арендное пользование, т. е. две не только не склеенные, но прямо противоположные формы землевладения» (823).
5. НАРОДНИКИ-ИНТЕЛЛИГЕНТЫ
В речах народников-интеллигентов, особенно энесов, т. е. оппортунистов народничества, надо различать две струи: с одной стороны, искреннюю защиту интересов крестьянской массы — в этом отношении речи их производят, по понятным причинам, несравненно более слабое впечатление, чем речи «не занимающихся политикой» крестьян; с другой стороны, некоторый кадетский душок, нечто интеллигентски-мещанское, покушение на государственную точку зрения. Само собою разумеется, что у них, в отличие от крестьян,видна доктрина:они борются не во имя непосредственно сознаваемых нужд и бедствий, а во имя известного учения, системы взглядов, извращенно представляющих содержание борьбы.
«Земля — трудящимся», — провозглашает г. Караваев в 1-ой своей речи и характеризует столыпинское аграрное законодательство по 87 статье, как «уничтожение общины», как «политическую цель»: «образование особого класса деревенского буржуа».
«Мы знаем, что действительно эти крестьяне являются первой опорою реакции, являются надежною опорою бюрократии. Но правительство, делая эти расчеты, жестоко ошиблось: наряду с этим будет крестьянский пролетариат. Не знаю, что лучше: крестьянский ли пролетариат или малоземельное теперешнее крестьянство, которое при известных мерах могло бы получить достаточное количество земли» (722).
Тут сквозит реакционное народничество в духе г-на В. В.: «лучше» для кого? для государства? для помещичьего или буржуазного государства? И почему пролетариат не «лучше»? Потому что малоземельное
370 В. И. ЛЕНИН
крестьянство «могло бы получить» — т. е. легче могло бы быть успокоено, легче переведено в лагерь порядка, чем пролетариат? Так выходиту г. Караваева: точно од хочет посоветовать Столыпину и К 0более надежную «гарантию» отсоциальной революции! Если бы г. Караваев был прав по существу, то марксисты не могли бы поддерживать конфискации помещичьих земель в России. Но г. Караваев неправ, ибо столыпинский «путь» создает больше пауперов, чем пролетариев, замедлив — по сравнению с крестьянской революцией — развитие капитализма. Сам же Караваев говорил — и говорил справедливо, что столыпинская политика обогащает (не новые, буржуазные, элементы, не фермеров-капиталистов, а) теперешнихпомещиков, наполовину по-крепостнически хозяйничающих. В 1895 г. цена земли была при продаже через «Крестьянский» банк 51 руб. за 1 дес, а в 1906 году — 126 руб. (Караваев в 47 заседании, 26 мая 1907 г., стр. 1189). А коллеги г. Караваева по партии, гг. Волк-Карачевский и Деларов, еще рельефнее осветили значение этих цифр. Деларов показал, что «до 1905 г. за 20 с лишком лет своего существования Крестьянский банк скупил всего только 7,5 млн. дес»; с 3 же ноября 1905 г. по 1 апреля 1907 г. банк скупил 3,8 млн. дес. В 1900 г. цена была 80 руб. за 1 дес, в 1902 — 108; в 1903, до аграрного движения и до русской революции, она стала 109 руб. Теперь — 126 руб. «В то время как вся Россия терпела массу убытков от русской революции, в это время русские крупные землевладельцы наживали крупные капиталы.В это время им перешло более 60 млн. руб. народных денег» (1220 — считая «правильной» ценой 109 руб.). А г. Волк-Карачевский считает гораздо вернее, не признавая никакой цены «правильною» и просто констатируя, что правительством выплачено помещикам после 3 ноября 1905 г. 52 млн. руб. за счет купленных крестьянами земель и 242 млн. руб. за свой собственный счет, всего «295 млн. руб. народных денег было уплачено дворянам-помещикам»(1080. Курсив везде наш). Это, разумеется, только маленькая частица того, что стоит России юнкерски-
