И все же факт остается фактом: люди ленивы. В этом, как и во всем, есть и хорошая сторона. Никто не побежит штудировать нечто, о чем только что прослушал несколько вполне рекламных заявлений. И уж тем более, если эти заявления столь фантастичны, что в них трудно поверить. Так что волей-неволей, придется все же сделать попытку объяснить хоть что-то из того, что делает Диал языком не просто удивительным, языком парадокса и открытий, но и первым (и единственным пока) кандидатом на всеобщий язык будущего. Тем более, что это послужит неплохим введением в Диал для тех, кто все же примется за его освоение.
Что прежде всего требуется от языка, любого языка? Чтобы он мог служить эффективным средством коммуникации, причем не только с другими, но и с самим собой. Иначе говоря, язык должен служить эффективным орудием мысли, как индивидуальной, так и коллективной. Для этого он должен как можно более емко, сжато и удобно для человека и (более или менее) верно отображать, моделировать окружающую нас реальность. Отражать мир, в котором мы живем. Чем лучше выполняет язык эти функции, тем больше шансов, что именно им и станут пользоваться люди. Им это нужно, прежде всего, для собственного же выживания.
Вы уже знаете, что мир устроен как фрактал. То есть, подобен сам себе во всех мелочах. Такой вывод первоначально ошеломляет, затем некоторым, возможно, приходит на ум образ мира как «мирового дерева» из философии древних. Но древний образ ничего не проясняет, а только запутывает. Ну чем, скажите, чем наш мир с его искривленным пространством-временем, с его загадочными квантами и не менее загадочными и прекрасными звездами космоса и Голливуда, квазарами, черными дырами и прочим, напоминает дерево?
Ну, во-первых, вовсе не всякий фрактал, будучи вполне самоподобным, внешне напоминает дерево. Например, горы и облака — тоже классические примеры фракталов, так как каждая их часть тоже, в своем роде — облако или гора, пусть и меньших размеров. Хотя структура каждого фрактала, строго математически говоря, все же «древообразна». А во-вторых, давайте начнем с того, с чего и надо всегда начинать. С начала.
Все на свете имеет начало. И все имеет конец. Все рождается и все погибает. Шаблонный выверт мысли, пустая философия? Не спешите наклеивать ярлыки. Вряд ли кто из живущих на этой планете, будь то ученый или рядовой обыватель усомнится в этой древней мудрости. Отмахнитесь от обыденности затасканной донельзя фразы и вдумайтесь. Ведь там говорится: «все». Все имеет начало и все имеет конец. Все на свете вещи, от Вселенной и квантов до пустой мыслишки в башке бомжа-алкоголика — все эти вещи имеют начало и конец. Иначе говоря, в этом они все подобны друг другу. Более того, и начало и конец присущи каждой вещи столь же неотрывно, как и, скажем, две стороны одной монеты.
Самоподобие? Именно. Но может быть, вот этим самым примитивным самоподобием начала и конца все и ограничивается? Отнюдь! И первым из смертных, по-настоящему, всерьез и до конца понял это более полутора веков назад великий немецкий философ-диалектик Гегель. Вот, например, монета всегда выглядит для нас лишь как одна из ее сторон. Для того чтобы увидеть другую, монету надо перевернуть. Но сама денежка вовсе не состоит из своих сторон, она как раз лежит между ними. Некий намек на это можно увидеть, постаравшись отвлечься от сторон и взглянув на монету несколько необычным образом, с ребра.
А что лежит между началом и концом любой вещи? Это то, что принято называть существованием, жизнью, бытием во времени этой самой вещи. И вновь, как и ранее, удивительное свойство всех вещей быть, пребывать во времени, временность всех вещей присущи всему во Вселенной, без исключения. Самоподобие.
Конец одного всегда — начало чего-то другого. Взаимопревращения в природе. Опять всеобщее правило. А если переставить начало и конец, то что лежит между концом и началом вещи? То есть, между ее исчезновением, гибелью и рождением? Очевидно, какая-то иная вещь. Или вещи. И эту иную вещь, как будто она в чем-то провинилась, почему-то принято называть небытием. То есть, философски выражаясь, тем, что не пребывает во времени, или может, как иная вещь и пребывает, но не во времени. Вне времени. А где же она еще может пребывать? Поскольку мы уже знаем, что свойство быть присуще всему, без исключения, ответ только один. Небытие, как иная вещь тоже пребывает во времени — но только во времени ином. Не в том, откуда на него смотрим мы. Мы всегда смотрим на вещь со стороны ее бытия, существования, иначе мы бы ее просто не видели, она бы для нас не существовала. Это то, что принято называть вещь в настоящее время. Обратная сторона вещи, ее небытие обычно скрыта от наших глаз — такова особенность нашего восприятия мира. Оттого-то так и назвали ее: небытие. А где же оно расположилось, несчастное? Да там, где нашей вещи уже нет или еще нет — в прошлом и в будущем временах. Наличие, наряду с настоящим, прошлого и будущего времен — тоже вполне универсальная характеристика нашего мира, делающая его самоподобным.
Превратившись во что-то иное, наша вещь исчезает, ее «линия жизни-времени» прерывается, ее время останавливается… Но, зато, как раз тут только и начинается линия времени иного! И если выпадет удача, из этого иного вновь возникнет, возродится к жизни и времени нечто прежнее, весьма и весьма напоминающее ту вещь, что была в самом начале. Значит, вещь, исчезнув, все же каким-то образом сохранялась в обличье иного? Иное несло в себе память о былом. Иное это то, что было вещью. Вещь, сохранившаяся в ином — это прошлое иного. И, в то же время, будущее новой вещи.
Существует ли такое возрождение, этакая «реинкарнация» в природе? Стоит все же бросить незамутненный предрассудками взгляд вокруг себя, чтобы увидеть, что ничего, буквально ничего нет в мире такого, что существовало бы в единственном экземпляре. Листья на дереве, деревья в лесу, львы в саванне, люди в городе, частицы в пространстве, события во времени… Конечно, есть и различия, но все же, все же… Неумолимый факт существования количества в природе вещей есть прямое вещественное доказательство своеобразного и постоянно идущего процесса возрождения, вечности в природе всего однажды существовавшего. Еще одно подтверждение — невероятная, повсеместная распространенность циклов в природе, от круговорота воды и энергии до волновых циклов квантовой материи. Само сознание человека есть, между прочим, цикл восприятия, воспоминания о самом себе. Знаменитая восточная змея, кусающая себя за хвост.
Нам представляется, что мы сохраняем свое «Я», проносим свою столь драгоценную личность через изменчивую жизнь. Однако человек есть сплошное кипение жуткой смеси квантовых частиц, меняющих свой облик и консистенцию каждую миллиардную долю секунды, мечущихся по пространству со скоростью, близкой к световой. Мы — просто волны в океане бушующей квантовой материи, и все что мы есть — всегда лишь память о том, кем мы были секунду, миллисекунду, фемтосекунду назад. Все меняется, но все и сохраняется. Нет ничего более постоянного, чем сама изменчивость. Нет ничего более вечного чем само время. Все может быть, но может и не быть.
Сказанного уже более чем достаточно, чтобы констатировать непреложный факт, давно известный философам-диалектикам: между всеми вещами во Вселенной существует природное универсальное сходство структур. Вселенная самоподобна: все рождается и исчезает, сохраняется, изменяясь, существует в единстве и во множестве, циклично и неповторимо, непрерывно и дискретно. Еще Гегель показал, что диалектические противоположности, стороны, присущие каждой вещи, без какого-либо исключения развиваются друг из друга, подобно ветвям дерева. Вещь или событие имеет начало и конец. Переход одного в другое порождает время и память о нем. Покой, прекращение времени — «запоминание». А «извлечение из памяти» означает старт на новом «месте». И так далее, и тому подобное. Ячейки же памяти-покоя, эти «ячейки небытия» или «антивремени», идущего от конца к началу, как понимал еще старик Гегель, составляют абстрактное «пространство», в котором находятся наши вещи.
