— Уводи бойцов в контрольную башню, — приказывает мне Полковник, пробегая мимо по металлическим ступенькам. Пока мы несемся по лестнице вверх, чужаки продолжают стрелять, убивая двух бойцов из отделения Славини, и те переваливаются через перила. Я вижу, как сержант разворачивается и спускает свое отделение на пару ступенек, открывая ответный огонь по чужакам, пока те бегут по открытой палубе к нам. Мое дыхание вырывается изо рта хриплыми вздохами пока я несусь по спиральной лестнице, заставляя свои уставшие ноги передвигаться, подталкивая спину Франкса перед собой, заставляя того тоже двигаться. Я замечаю, что внизу эльдары почти достигли главного входа. Только пара десятков охранников стоит между ними и закрытым проходом.

С огромным облегчением я пролетаю через дверь контрольной комнаты, другие бойцы грудой падают за мной, при этом заваливая меня на пол. Полковник хватает меня за плечо бронежилета и ставит на ноги.

— Запечатай дверь, — говорит он кому-то позади меня, используя свободную руку, чтобы указать за моим плечом на дверь в контрольную комнату. С шипением воздуха и глухим ударом дверь закрывается. Три ошеломленных офицера флота стоят и смотрят на нас со смесью удивления и ужаса.

— Как открыть взлетные двери? — требует ответа Полковник, отпуская меня и подходя к ближайшему офицеру.

— Открыть двери? Там все еще сражаются! — отвечает офицер, его лицо — маска ужаса.

— В любом случае, вскоре они будут мертвы, — мрачно рычит Полковник, отталкивая мужчину в сторону и подходя к другому.

— Двери, лейтенант?

— Нельзя просто повернуть рубильник, — отвечает тот, — ручной маховик на задней стене открывает клапана давления.

Он указывает на колесо с двадцатью спицами, диаметром метра три. Оно присоединено огромными цепями к серии массивных шестеренок, исчезающих в потолке.

— Оно закрывает запирающий механизм, который держит двери закрытыми. Если открыть клапана, то внутреннее давление внутри ангара полностью раскроет двери. Эта башня в отдельной системе, она нужна, чтобы поддерживать баланс давления.

— Давай! — шипит нам через плечо Полковник, после чего бросает взгляд обратно на ангар.

— Отделение Славини и Дональсона все еще там! — с подступившим к горлу комком возражаю я. — Вы не можете приказать мне убить собственных бойцов.

— Я отдал вам прямой приказ, лейтенант Кейдж, — говорит он, поворачиваясь ко мне, его голос очень тих, а глаза опасно блестят, — мы все мертвецы, если они доберутся до мостика.

— Я… я не могу, сэр, — умоляю я, думая о том, что Славини и его солдаты сдерживали эльдар, чтобы мы наверняка добрались сюда.

— Выполняйте, Лейтенант Кейдж, — шепчет Шеффер, наклонившись ко мне очень близко, прямо к лицу, кажется, что его глаза впиваются мне в мозг. Под этим ужасным взглядом я вздрагиваю.

— Хорошо, всем взяться за спицы колеса! — кричу я, отворачиваясь от убийственного взгляда Полковника. Они начинают возражать, но я затыкаю им рты, ударяя прикладом в челюсть Кординара, когда тот начинает выкрикивать в мой адрес ругательства.

— Поддерживайте дисциплину, Кейдж, — рявкает за моей спиной Шеффер.

— У вас есть пять секунд, чтобы повернуть колесо прежде, чем я сам расстреляю вас! — рычу я на них, задумываясь о том, что мои глаза были ли наполнены тем же сумасшедшим светом, который я видел в глазах Полковника. Без дальнейших препирательств они бегут к колесу клапана. Пока они поворачивают его, оно скрипит и скрежещет; указатель на циферблате на панели над их головами начинает падать. Внезапно потеряв сопротивление, колесо быстро завертелось, раскидывая их в разных направлениях по полу. Когда они встают на ноги, повсюду вокруг нас разносится зловещий скрип. Я смотрю в окно и вижу, как двери запуска начинают деформироваться от напряжения. Огромные двери, толщиной три метра, с громким визгом поддаются, каждая весит несколько тонн, их срывает с массивных петель и те улетают во тьму. Все незакрепленное на палубе в ангаре для шаттлов высасывает уходящим воздухом: шаттлы, «Химеры», люди и эльдары.

Повсюду кружатся тела. Кто-то похожий на Славини отскакивает от обшивки вращающегося шаттла, от низкого давления кровь из его лица бешено и мощно распыляется, мгновенно лишая его жизни. Из-за дикого порыва ветра я не слышу их криков, завывающий шторм в ангаре вышвыривает в космос людей и машины. Это одно из самых ужасающих зрелищ, которое я когда-либо видел, наблюдать, как все стремительно уносится в разорванный провал в дальней стене, обрекая людей на чудовищную смерть в вакууме. Снаружи контрольной башни начинает нарастать лед, застывая на стекле, конденсат от нашего дыхания быстро покрывает стекло изнутри каплями. Я обеспокоенно бросаю взгляд на офицеров флота, но их взоры прикованы к ужасающей резне в ангаре. Я слышу как несколько штрафников «Последнего шанса» позади меня проклинают и ругаются. Я смотрю на Полковника, он стоит совершенно недвижимо, наблюдает за разрушением снаружи и не проявляет каких-либо эмоций.

Внутри меня вскипает гнев. Он знал, что это произойдет. Как только атаковали эльдары, он знал, что все придет к этому. Не спрашивайте меня, откуда он это знал, или как я догадался о том, что он знал, но это было так. Я роняю дробовик и электроострогу и сжимаю кулаки. Словно теплый поток, гнев несется по мне, по рукам и ногам, наполняя их силой, и я почти бросаюсь на Полковника, когда он разворачивается и смотрит на меня. Я вижу, как дернулись мускулы на его скулах и вижу отстраненность в его глазах, я осознаю, что он не совсем лишен сострадания. Он, может быть, и знал что произойдет, но не был особо от этого счастлив. Гнев внезапно испаряется, оставляя меня с ощущением тошноты и утомления. Я падаю на колени и закрываю лицо руками, растирая глаза костяшками пальцев. Меня охватывает шок, когда я осознаю, что убил их. Полковник заставил убить их всех: чужаков, матросов, охранников, штрафников «Последнего шанса». Он заставил меня, и я заставил других. Я ненавижу его за это, больше чем других я ненавижу его за то, что он сделал со мной. Я действительно желаю ему смерти.

В КОНТРОЛЬНОЙ комнате мы молчим, все оставшиеся в этой ужасной комнате двадцать четыре штрафника, все следующие шесть часов, пока проводятся работы ремонтными командами в компенсационных костюмах, они притащили тяжелую машинерию, чтобы зажать и сварить прочные плиты над разломами. За все это время никто не произносит ни слова, просто странные бормотание про себя. Когда мы возвращаемся в ангар, ничто больше не отмечает произошедшие здесь смерти, которые мы только могли наблюдать часами ранее. Все унесло в космос. Все незакрепленные машины, все тела, всех живых, все гильзы и обломки, все это унесло ветром к звездам. Только подпалины от взрывов говорят о том, что здесь вообще сражались.

Когда мы идем обратно к загону, я ловлю обрывок разговора между охранниками, как я замечаю, у них отличные имена от тех, кто эскортировал нас последние три года. Должно быть, наши постоянные охранники находились в ангаре. Атака эльдар была безошибочно точна. Казалось, они знали, что ангар будет самым слабо обороняемым местом и что оттуда они получат доступ к главным коридорам. Эльдары очень умны, в этом я уверен, но это мастерство планирования кажется маловероятным даже для них.

Я размышляю над ходом событий, пока мы устраиваемся в камере. Никто не проронил ни слова, огромное открытое пространство кажется еще более пустым из-за потери двадцати человек. Я никогда не видел бойцов такими прежде. Впрочем, я тоже никогда не чувствовал себя так из-за других штрафников «Последнего шанса». Мы все ожидали смерти; мы осознали это после перового же сражения. Осталось только двадцать из четырех тысяч, так что же изменилось в этот раз? Видимо то, что у них не было ни единого шанса. Вот почему мы здесь — это наш «Последний шанс». Если мы деремся хорошо, мы выживаем. Если сражаемся слабо — умираем. Это жестокая правда. Словно закон подулья — сильнейшие выживают, слабейших убивают и съедают. Это снова напомнило мне комментарий Полковника о других преступниках, что они не достаточно хороши. Что-то происходит, и я почти ухватил суть, но не могу сложить все части головоломки.