В 12.05 около него затормозил белый фургон «додж» с зашторенными окнами. Энди открыл боковую дверь, бросил сумку назад и сам запрыгнул в машину. Задних сидений в ней не было. Энди перевернул пустое пластиковое ведро, чтобы использовать его вместо стула, и дружелюбно кивнул индонезийцу неопределенного возраста, Бенни, сидевшему на корточках около задней двери. Энди никак не мог понять, что связывало Эппов и Бенни. Очевидно, тот был их слугой, но его внимательные, глубоко посаженные глаза, морщинистое лицо и степенная манера держаться говорили о том, что этим дело не ограничивалось.

– Кто-нибудь знает о нашей встрече? – спросил доктор Фил Эпп, худой бородатый мужчина, поворачиваясь к Энди с пассажирского места. У него была точно такая же борода без усов, как и у Эйба Линкольна. Он и сам немного смахивал на Линкольна, хотя больше был похож на старого безумного Джона Брауна, которого Энди помнил по фотографиям. Особенно глаза. – Кто-нибудь видел, что ты ждешь нас?

– Нет и еще раз нет.

– Что ты сказал своему начальнику? – поинтересовалась доктор Эмили Эпп, женщина лет сорока, с большой грудью. Она сидела за рулем. Эмили выглядела лет на двадцать моложе своего мужа, у нее были рыжие волосы, серые глаза, большой чувственный рот и маленький носик.

– Я никому ничего не сказал. В понедельник и вторник у меня выходные.

– А своей девушке? У тебя есть девушка? – Она повернула зеркало, чтобы рассмотреть лицо Энди. Он видел только отражение ее слегка выпученных глаз, призрачно подсвеченных снизу приборной доской.

– Я никому не говорил.

– Но у тебя ведь много подружек? Ты же бармен, – продолжал допытываться Фил.

Энди обычно любил похвастаться своими победами, но по причине, которую он и сам не мог понять, разговор о личной жизни с этой парой вызывал у него чувство… омерзения. Это неприятное слово пришло ему на ум совершенно неожиданно.

– И куда мы направляемся? Теперь-то вы мне можете сказать?

– Сейчас ты мне сам об этом скажешь. – Фил передал ему карту, точнее, ее ксерокопию. Оригинал Энди видел только один раз, на прошлой неделе, и то лишь мельком.

– Похоже, это… Так, это определенно Сент-Люк. Конечно. Хотя я мог бы сразу догадаться – мы ведь едем по суше.

– Ты прав, Эйнштейн, – улыбнулась Эмили.

– Ладно… Так, здесь гавань Фредериксхавн… – Фил перегнулся через спинку сиденья, наблюдая, как Энди ведет указательным пальцем по Северному побережью, и затем – на восток. – Здесь – холмы Кариб… Значит, мы едем в… бухту Контрабандиста?

– Это все, что тебе пока нужно знать. – Волосатая рука Фила выдернула у него карту. Фил снова свернул ее и убрал в один из многочисленных карманов своей рубашки-сафари.

Они ехали молча вдоль побережья, тем самым путем, который Энди только что проследил на карте. Ночь была безлунная, но звезды на Карибах светили ярко. Энди подвинул ведро, на котором сидел, в левую часть фургона (на Сент-Люке, острове, являющемся территорией США на востоке Карибского архипелага, движение левостороннее), отодвинул шторку на окне и прижался носом к стеклу. Внизу он видел тонкую белую линию прибоя вдалеке, у подножия холмов Кариб, названных так, потому что четыреста лет назад последних представителей этого некогда свирепого племени постигла жестокая судьба: мужчины, женщины и дети сбросились с этих утесов, предпочтя смерть рабству у испанцев, которые собирались отправить их на доминиканские золотые прииски.

– Вы проводили раскопки у подножия холмов? – спросил Энди, задергивая шторку.

Эппы были семейной парой антропологов или археологов – Энди всегда путал эти две профессии.

– О да, – ответила Эмили, повернувшись к нему и улыбнувшись так, что стал виден скол на переднем зубе. – Там настоящее кладбище костей. – В ее голосе звучала радость.

– Милая, следи за дорогой, иначе это кладбище пополнится нашими костями, – предупредил ее Фил.

– Не думаю, что это усложнит работу археологов в ближайшие четыреста лет! – весело отозвалась она, после чего обратилась к Энди: – Мы приехали на Сент-Люк, чтобы изучать карибские племена. Знаешь, что нам больше всего понравилось? Эти племена полностью вымерли. Никаких потомков, которые подняли бы шум из-за раскопок.

Шоссе спускалось вниз наподобие американских горок. Бенни без проблем сохранял равновесие, зато Энди не мог удержаться на ведре, которое стало под ним ерзать. Он встал, согнулся почти пополам, расположил ноги по разные стороны трансмиссионного вала и вцепился руками в передние сиденья. В такой позе он простоял всю оставшуюся до моря дорогу, стараясь удержаться на подъемах и спусках.

Несколько минут спустя после того, как они проехали бухту Контрабандиста – широкую, освещенную звездами лагуну, окруженную зарослями ядовитой манцинеллы, – Эмили сбавила ход. Фил высунулся из окна и сказал:

– Приехали!

За пушистым деревом диви-диви с причудливо изогнутым стволом был поворот направо. Эмили резко сорвалась с места; фургон свернул с шоссе и поехал в глубь острова, оставляя на дороге легкие следы от шин, затем он снова повернул на запад, к возвышавшимся джунглям.

Дорога оборвалась вскоре после того, как над фургоном сомкнулась лесная чаща, закрыв звездное небо. Эмили погасила фары и выключила двигатель. Через мгновение джунгли наполнились звуками: в кустах шелестели мангусты, преследовавшие своих жертв; черные ведьминские попугайчики кричали в кронах деревьев, но Энди сидел в фургоне, ожидая, пока его глаза привыкнут к темноте.

– Чувствуешь запах? – спросил Фил.

Энди принюхался.

– Пахнет как… джуси-фрут.

Фил засмеялся и щелкнул его по носу пластинкой жвачки. Вокруг была кромешная тьма.

Бенни шел впереди, прокладывая путь мачете, за ним Эмили и Фил. На всех троих были шахтерские каски, оснащенные современными лампами, которые позволяли им выбирать один из двух режимов: красный лазер или белые лучи. Энди, тащивший снаряжение, замыкал шествие. Прежде чем отправиться в путь, они намазали себя средством, отпугивающим насекомых. Но Энди казалось, что насекомые на это средство чихать хотели.

Через несколько сотен ярдов звезды снова замерцали сквозь листья деревьев. Это был лес, низкий и густой. Вход в пещеру, всего в три фута высотой, располагался в склоне холма и был закрыт кустарником и плющом. Фил и Бенни расчистили вход. Фил переключил лампу на каске с белого света на красный лазер и первым полез в пещеру. Бенни последовал за ним. Эмили подала Энди знак тоже идти. Он опустился на четвереньки и посмотрел вниз, на покатый туннель с каменистым полом, затем повернулся и, прикрывая рукой глаза, взглянул через плечо на Эмили – ее фонарик светил ему прямо в лицо.

– Сомневаюсь, что я смогу это сделать, – пятясь, сказал он.

– Ты не говорил, что страдаешь клаустрофобией.

– Нет… то есть раньше у меня такого не было. Просто какой-то внутренний голос предостерегает меня от этого.

– Сто тысяч долларов, – произнесла она. – Это твоя доля.

– Вы что там, застряли? – крикнул Фил.

– Мы сейчас! – Эмили сняла шлем и опустилась на четвереньки рядом с Энди. Несколько пуговиц ее рубашки было расстегнуто, демонстрируя внушительный бюст, едва сдерживаемый прочным лифчиком. Она наклонилась вперед, упершись лбом в его лоб. – Ты никогда не простишь себя, если откажешься, – прошептала она.

Он поднял голову. Их глаза встретились. Для Энди это было почти то же самое, что смотреть в черный зев туннеля. «Не ходи туда», – пронеслось у него в голове, когда она нежно коснулась его губ своими губами.

Понедельник. Семь часов утра. Холли Голд вытащила из-под простыни руку, заткнула ненавистный будильник и начала игру, в которую играла каждое утро. «Я снова в своей кровати, – подумала она. – Лорел жива, и все это мне просто приснилось. Если хорошенько прислушаться, то я услышу, как бьются волны о камни в Биг-Сур, а когда я открою глаза и посмотрю в окно, то увижу, как раскачиваются на ветру кипарисы и монтерейские сосны, а над ними будет холодное серое небо».