— И какое решение принимает убийца? — спросил Ник.
Перони кивнул:
— Преступник ждет момента, когда мы откроем двери, чтобы убить запертого подростка, как только тот выскочит на улицу. И убил бы его, не подставься бедняга Мауро под пули. А ты начал преследовать негодяя, не дав ему закончить свою работу. Господи…
Пальцы Косты, перебирающие фотографии, извлекли одну из конверта. Она случайно попала в стопку, содержащую снимки, сделанные в баре. Он чуть не пропустил ее. Мауро фотографировал крупным планом. Наверное, это последний сделанный им снимок. Девушка оказалась ростом не ниже Косты, только очень хрупкого телосложения. На ней темная ветровка и джинсы. Она миновала галерею, готовясь к бегу. Снимок сделан под углом. Возможно, Мауро уже падал, сраженный пулей, и все же нажал на затвор фотообъектива.
По одному снимку трудно определить возраст. К тому же всегда нелегко понять, сколько лет этим беспризорникам. В физическом отношении ей не дашь больше четырнадцати. Да еще с такой короткой стрижкой. На смуглом милом лице загнанное выражение. Рот открыт. Не понять, то ли она зевает, то ли кричит. Широко распахнутые глаза выражают одновременно ужас и решимость. Они смотрят вдаль, на человека, стоящего у замерзших дельфинов и пытающегося прервать ее жизнь.
Перони внимательно вгляделся в фотографию.
— Иммигрантка. Может быть, турчанка. У нее нет ни дома, ни документов. Она не придет к нам давать показания.
Коста взглянул на часы. До назначенной встречи на виа Венето оставалось пятнадцать минут. Придется поспешить, чтобы попасть туда вовремя.
— Кто-то должен ее знать, — предположил он.
Джанни Перони втянул воздух сквозь зубы, не в силах оторваться от беззащитного лица, глядящего на него с карточки. Он уже много лет работал с нарушителями порядка и знал, что многие из этих ребят неизбежно проходят путь от мелкого воровства до торговли наркотиками и проституции. Ему не нравилось, что молодежь сбивается с пути.
Здоровяк вздохнул и посмотрел в глаза Косте.
— Я могу поспособствовать этому, Ник, — неохотно проговорил он. — Однако нам придется посетить такие места, о которых Лео лучше бы не слышать. Не возражаешь?
Коста последний раз кинул взгляд на девочку с темными глазами и отчаянием во взгляде.
— Нет, — ответил он. — Не возражаю.
Американское посольство расположено на крутом склоне виа Венето, резко поднимающейся вверх от пьяцца Барберини. Здесь, за хорошо охраняемыми железными воротами в лабиринте коридоров девятнадцатого века бывшего палаццо Маргерита, обитает небольшая армия дипломатов, бюрократов, военных чиновников, занимающихся вопросами иммиграции, и, насколько знал Коста, профессиональных агентов ЦРУ.
Лео Фальконе встретил их в приемной. Замкнутый, серьезный, в сером деловом костюме. К удивлению Косты, при Лео находилась Тереза Лупо. Она вовсю вертела «конским хвостом», казалась несколько неряшливой в старой зимней куртке и джинсах и проявляла все признаки недовольства.
— Как дела, Джанни? — обратилась она к Перони, когда они уселись все вместе, ожидая вызова.
— Все отлично. Не обижайся, но какого черта ты сюда пришла?
— Хочу поработать, — ответила Тереза угрюмо. — Если мне, конечно, позволят. Ты против?
Он проворчал что-то похожее на извинение.
— Она здесь, потому что нужна мне, — объяснил Фальконе. — Американцы должны предоставить нам бумаги об убитой.
— Я же говорила, — добавила Тереза. — Приходится работать машинисткой.
— Если ты так считаешь… — промолвил Фальконе, глядя в сторону направляющегося к ним крупного мужчины с бумагами в руках. — Однако давайте не выносить сор из избы.
Служащий посольства представился как Торнтон Филдинг. Он не походил на коллегу агента Липмана. Этот человек был дипломатичен и красноречив. Он хотел, чтобы они поставили подписи на каких-то бумагах.
Фальконе уставился на документы.
— Мы в Италии, мистер Филдинг. Я не привык подписывать формуляры о том, что должен или чего не должен делать в своей стране.
Филдинг даже не моргнул.
— Технически, инспектор, вы находитесь на территории Соединенных Штатов Америки. Боюсь, так уж заведено в посольствах. Вы или подписываете документы, или не идете на встречу с агентом Липманом. — Он заколебался. — На мой взгляд, отличный повод, чтобы не ставить на них подписи, но выбор за вами.
— Он вам тоже нравится? — спросил Перони.
— Самый веселый парень из всех, с кем приходится встречаться, — негромко произнес Филдинг. — Так вы будете подписывать или нет?
Когда они покончили с необходимой процедурой, он позвонил по телефону, стоящему на столе. Вскоре появилась Эмили Дикон.
— Хорошая женщина, — сказал Филдинг. — Не судите о ней по ее компаньону.
И исчез в глубине коридора, оставив их с Эмили Дикон. Они последовали за ней в большой кабинет с высоким потолком.
Агент Липман сидел в кожаном служебном кресле за полированным столом орехового дерева в тесной белой рубашке с засученными рукавами, из-под которых виднелись мясистые крепкие руки. Эмили Дикон жестом пригласила посетителей сесть на кожаный диван, а сама пристроилась на стуле рядом с шефом. Скромная, в простых коричневых брюках и кремовой рубашке. На коленях блокнот. Дикон могла бы сойти за секретаршу, если бы не уверенность, с которой она листала бумаги, лежащие на столе, словно знала наизусть каждый листок.
— Спасибо, что пришли, — заговорил Липман, не проявляя никаких эмоций, поигрывая пультом в руке. Шторы на окнах задвинулись, дабы прикрыть свет прожекторов во дворе. С потолка опустился небольшой экран.
— У нас был выбор? — спросила Тереза.
— Да нет, — откровенно ответил Липман. — Я не отдавал приказов относительно того, кто должен прийти на встречу, но Фальконе ожидал, что придут только полицейские.
Прежде чем ответить, Фальконе сделал глубокий вдох.
— Лист бумаги из палаццо Чиги не меняет итальянского закона. Синьорине Лупо придется подписать свидетельство о смерти убитой женщины. У нее есть все права присутствовать здесь. Можете позвонить и проверить.
Липман лишь мельком взглянул на Эмили Дикон. Его взгляд как бы говорил: «Вот видишь, что они за люди».
— Хорошо, — проворчал он. — Но помните, дело касается только вас одних. Я не хочу читать об этом в «Иль мессаджеро» завтра утром. Дикон…
Он передал помощнице пульт, и она нажала кнопку. На экране появилась фотография здания. Косте оно показалось знакомым. Затем шли снимки этой же постройки, сделанные под разными углами: храм розового цвета, снимок при ярком свете, возле фонтана с водой, крупная постройка с куполом, поддерживаемым открытыми колоннами.
— Похоже на Пантеон, — немедленно заявил Перони.
— Еще бы, — сказала Дикон. — Перед нами Дворец изобразительных искусств в Сан-Франциско. Построен для Всемирной выставки 1915 года. Архитектор Мейбек хотел воссоздать что-нибудь классическое в духе Древнего Рима, вроде полуразрушенного храма на гравюре Пиранези.
— Мило, — отозвался Перони. — Там тоже нашли мертвое тело?
Женщина кивнула, возможно, удивленная тем, что он так быстро сообразил, в чем дело:
— В прошлом мае.
— Кто жертва? — не замедлил спросить Фальконе.
— Мужчина, — ответила Дикон. — Простой турист из Вашингтона. В отличие от увиденного нами сегодня то преступление, на наш взгляд, ничего общего не имеет с сексом. Может быть, мы ошибаемся…
Липман поворачивался в кресле, выражая тем самым несогласие.
— Мы просто не знаем, — продолжала она. — Место, в общем, безопасное. Однако рядом находится довольно криминальный район. Полицейские списали убийство на счет уличной преступности. Но есть одна странность.
Дикон нажала кнопку и пробежала через ряд фотографий. Все они изображали жертву, лежащую вниз лицом на розовых камнях пола. Человек обнажен по пояс. Веревка, которой он задушен, все еще впивается в шею сзади. На нижней части спины довольно грубо вырезан рисунок, по форме напоминающий тот, что они видели в Пантеоне утром.