– Если не привозить еду, могу помочь готовить, договорились?

– Нет. Это мужское дело.

– Заметь, я не вызвалась мыть посуду.

– Заметил. У нас с Оливером все спланировано. Будет пицца и кока-кола. Пиво и вино для пожилых. – Джо приложил кончик волос ей к горлу. – Для твоего сведения, это и мы с тобой. Сын настроился на вечеринку с того момента, как побывал у вас в доме. Кстати, спасибо, что помогла ему сделать последние покупки. И завернуть. Подарки в мешке. Ждут, когда их достанут в торжественный момент.

– В канун Рождества?

– Не-а. Когда установим елку. Думаю, до тех пор пострел продержится. Он вынимает их из мешка, осматривает, потом кладет обратно, – Джо перевернулся на живот и оперся на одну руку. – Габриэль, нам надо поговорить.

– Конечно, надо. – Как и тем вечером, когда Джо поцеловал ее, тело девушки напряглось, кровь стала быстро приливать к животу.

– Я думаю о том, что ты сказала на днях, когда мы говорили о моей работе и о том, почему я вернулся сюда.

Она прищурилась.

– Что ж. Хорошо.

Он вытащил из одеяла сосновую иголку, согнул ее и понюхал.

– Тебе надо кое-что узнать обо мне.

От его замечания ее мгновенно бросило из жара в холод. Так обычно начинают, когда хотят сообщить плохие новости, готовят к чему-то трагическому.

– То, что мне нужно знать о тебе, я уже знаю. – Габриэль пристально взглянула на него. Ветерок от воды охладил ее босые ноги: легкие туфли прижимали угол одеяла.

– Ты спрашивала Майло, о чем мы говорили на днях за завтраком?

– Даже если бы и спросила, он все равно ничего не сказал бы. Юристы умеют хранить секреты. А папа особенно. – Не глядя на Джо, она прочертила линию на земле между корнями. – Твои секреты, Джо, принадлежат только тебе.

Ему хотелось, чтобы она посмотрела на него. Было бы легче рассказывать, если бы он видел ее ясные глаза.

Наблюдая, как она чертит на земле, Джо почти передумал. Слишком роскошный день. Будут другие дни. Другое время.

Трус, сказал он себе. Она заслуживала знать правду. Все должно быть честно, особенно между друзьями. А потом пусть решает сама.

Глядя на смеющуюся голубизну залива, он начал:

– Давным-давно...

Габриэль рассмеялась, откинула волосы и повернулась к нему.

– Ты говорил, что не любишь сказок, Джо.

– Это правдивая история. Душистый Горошек.

– Со счастливым концом?

– Еще не знаю...

– Значит, история бесконечная. – Она снова опустила глаза.

Нет, лучше ему не видеть этих наивных глаз, которые смотрели на мир не так, как он. Слишком трудно было пробиться назад, к тому, девятнадцатилетнему, хулигану. Но он попробует.

– Жил-был однажды мальчишка. Глупый, отчаянный мальчишка. Злой мальчишка. Ветерок донес ее тихие слова:

– Мне кажется, я знала этого парня. Много лет назад.

– Возможно. – Он сел и стал смотреть на залив. – Он всех ненавидел.

– В самом деле? – Габриэль все еще лежала рядом. Юбка темно-красными складками закрывала ее согнутую ногу.

– Да, в самом деле. Конечно, и себя тоже. Почему бы и нет? У него не было оснований любить таких, как он. Их никто не любил. Он был посторонним, стоял с краю, подглядывая в окна других людей. Ему только хотелось пробить что-нибудь кулаком, что угодно.

– Но кто-то должен был волноваться. Об этом злом мальчишке. – Растянувшись на боку, она подперла голову рукой.

– Если бы ты писала эту историю, его бы обязательно кто-нибудь любил. У меня другая версия.

– Что же произошло с этим злым мальчиком? Джо услышал смех Оливера, когда Майло выдернул удочку и заплескалась вода.

– Он вырос.

– И так и остался злым? – В ее хриплом голосе послышалась такая нежность, что ему захотелось убежать, убежать как можно дальше отсюда. Пока не поздно.

Он медленно кивнул.

– Злость ушла внутрь, стала работать у него внутри, как скороварка. Год за годом. Пока жизнь не преподала ему урок. А до того он...

– Был хулиганом? – Она протянула ему руку, на которую попали лучи солнца. В ясных глазах были нежность и понимание. Это придало ему смелости. – Парень придумал себе роль? – спросила она.

– Так ты слышала эту историю?

Он почти схватил ее руку и накрыл своей.

– Похожую. – Габриэль рывком села. Темно-красная юбка накрыла икры. – Но в той истории, что я знаю, парень на самом деле не был плохим. Это была больше рисовка. Так мне казалось.

– Все было не совсем так. Душистый Горошек. – Он потеребил пальцами одеяло. – В этой истории парень был плохим. Конечно, он не был совсем отвратительным. Запутавшимся, сбитым с толку – это да. Но еще он делал плохие вещи.

– А о прощении он когда-нибудь слышал?

– Иногда человек не может простить себя. Именно это и произошло с тем парнем. Он не хотел никому наносить вреда, но оказался не в том месте и не в то время.

– Что ты сделал, Джо? Ты не мог специально кому-то навредить. Только не ты.

Глядя на сына, Джо опустил подбородок.

– Я ненавидел своего отца. Он был мерзким пьяницей. Лгал, мошенничал, воровал. И любил пускать в ход кулаки. Со мной. Со всеми, кто встречался у него на пути. Мать ушла, когда мне было четыре года, и я больше ее не видел. Однажды отец сказал, что она умерла. Спустя годы я нашел пожелтевшую газетную заметку об ее смерти. Там было сказано, что у нее осталось трое детей. Дочери.

– Ах, Джо, Джо. – В тихом голосе зазвенели слезы. – Она должна была взять тебя с собой. Должна была, должна.

– Это всего лишь история, Душистый Горошек. К тому же старая. Не из-за чего расстраиваться.

Недалеко от них села чайка. Джо подбросил несколько кусочков хлеба и смотрел, как птицы хватали их на лету.

– Так или иначе, но каждые два года, иногда и чаще, мы с отцом переезжали, опережая сборщиков налогов и местного шерифа. К тому времени, как мы осели в Байю-Бенде, по всей стране, наверное, были разосланы ордера на арест моего папаши. Я знал, что здесь мы не задержимся. Мы нигде не задерживались. Но мне надоело быть несчастным, сопливым сынком Карпентера.

Она шевельнулась, и он увидел ее босые ноги с покрытыми красным с золотом лаком ногтями.

– И тогда ты стал Джо Карпентером, мальчиком, который доводил до бешенства учителей, с которым матери запрещали водиться дочерям и на которого девочки летели, как мухи на мед.

Он невольно улыбнулся.

– Они меня не интересовали. Им нравилось пройтись по улице с городским хулиганом.

– Ты недооцениваешь себя, Джо. Мне ты нравился. И другим тоже. Ты был не только запретным плодом. С тобой было весело. Ты умел очаровать...

– В тот вечер, когда я поцеловал тебя около деревенского клуба, я уехал из города.

– Я помню.

Он так и думал. В тот сумасшедший, грустный, далекий вечер между ними пробежала искра.

– Я пошел от тебя домой. Отец угнал автомобиль и ограбил работающий допоздна магазинчик. Он вообще не соображал, что делал. Я увидел пистолет и деньги и все понял. Для меня это было последней каплей. Я так разозлился, что не мог логично рассуждать. Я только знал, что сыт по горло.

– И что ты сделал? – Она зарылась пальцами в песок.

– Я решил уйти. Совсем... Я побросал все в машину и рванул обратно в город. Думал, что где-нибудь оставлю автомобиль и все будет в порядке.

– О господи. Зачем, Джо, зачем? Это было так...

– Глупо? Опрометчиво? – Он засмеялся, вспомнив свою тогдашнюю ярость и злость, – Разумеется.

– О чем же ты думал? Что спасешь от тюрьмы отца?

– Не ищи мотивов, которых не было. Душистый Горошек. Я защищал не его... – Последняя фраза прозвучала в его устах совершенно отстранение. – Просто не хотелось еще одного скандала. Чтобы опять люди расступались, освобождая мне путь, а в глазах – жалость и отвращение... Так что я взял треклятую машину и уехал. Не знал, где ее оставлю. Где-нибудь подальше от Байю-Бенда, это точно.

Джо бросил невидящий взгляд на Майло и Оливера, как будто только сейчас понял, что двигало им в ту роковую ночь.