Ефимов почесал в затылке и пообещал всё сделать в наилучшем виде. Воспользовавшись моим хорошим настроением, изобретатель-самоучка попросил об очередном денежном вспоможении.

  -Задумал бочки делать. Купцов теперь много в городе, бочки всем нужны,- пояснил свою просьбу Савва.- Доски на мельнице лесопильной сработаю, для деланья клёпок тож приспособу механическую измыслил. Токмо осталось брёвен дубовых закупить, да баню побольше поставить. А яз весь прибыток с торговли пачкающими палочками на свои задумки извёл.

  -Баня-то тут причём?

  -Так чтоб выгнуть доску, её по седмице парят,- удивился моему непониманию плотник. - Как иначе-то?

  -Можно иначе, Савва, можно, - задумался я.- Ладно, бери у Ждана серебро, делай, как знаешь. Потом что-нибудь другое придумаем.

  Помня интерес англичанина к воску, я занялся изысканиями и в этом деле. Улучшить его качество, а значит поднять цену удалось довольно просто. Всего-то требовалось начать использовать для перетопки вощины водяные бани, вместо ставящихся на прямой огонь горшков.

  С организацией пасеки дело оказалось сложнее. Используя изготавливаемую Акинфовым проволоку, по моим указаниям смастерили близкое подобие рамочных ульев. Но вот с моим управляющим сельским хозяйством, Липкиным, понимания никак не находилось.

  -Маловаты пчелиные ларцы, - вертя в руках улей, бурчал Фрол.- Но воля твоя, по лесу в полусотне шагов друг от друга развесим, спробуем.

  -Зачем в лесу развешивать? Рядом все поставим, к полям ближе.

  -А пчёлы откуда в поле возьмутся? В лесу-то всех повывели. Этим годом из десяти бортных деревьев девять осы обжили. На лугу вовсе все ларцы не с полезными, а со зловредным мушками окажутся. Испокон века на лугах пчёльников не бывало.

  -Ну а колоды бортные?

  -Чего колоды? Их також в роще аль в подлеске выставляют, там где деревьев в два обхвата нет и дупла не изготовить.

  -Пчёл поймать можно, когда они роятся.

  -Не чуди, княже,- пользуясь приватностью беседы, просил Липкин.- Ну пять роёв по сроку умелый бортник найдёт, ну десять. Ты ж более трёх сотен энтих ульёв смастерить велел. Вот кажный год потеха честному люду будет, гляди, де, князь сызнова ловчих на пчёл послал.

  -Почему каждый год? Один раз изловят, потом за пару лет пойманные насекомые расплодятся.

  -Сикомые может и расплодятся,- упирался Фрол.- А последние пчёлы по зиме дохнут.

  -Укрыть их потеплее с осени и перезимуют,- не улавливал я сути проблем.

  -Так чего, мёд собирать не будем с них? - в свою очередь не понимал меня мой сельский управитель.

  После длительных выяснений стало ясно, что здешние бортники мёд забирали весь. Естественно, при таком подходе бортные деревья каждый год заселялись заново. Из этого следовало, что множество мёда и воска добывали только там, где остались значительные лиственные леса. Идея изымать важный товар не губя пчёл, оставлять им часть мёда на корм зимой и даже подкармливать их по осени казалась Липкину странной. Но всё же он был выбран в мои помощники за любознательность и охоту к новизне, поэтому, хлопнув напоследок шапкой оземь, Фрол пообещал держать пчёлок словно курей.

  Пришедший к концу разговора Ждан решил вставить своё слово:

  -Мне купцы проезжие сказывали, будто кизилбашские татары червецов шёлковых словно детей вынянчивают. За пазухой, в тепле, их носят и кормят там же. Вот где воистину мерзость-то.

  Не знаю, что себе представил Липкин, но его от этих речей перекосило. Крестьянин сплюнул, потом перекрестился и, откланявшись, убежал.

  В середине лета добрался до Углича человек с вестями из волжского Усолья. Я потребовал привести его немедля. Появившись в горнице, посыльный при нас выпорол из подкладки кафтана грамотку и начал нараспев читать:

  -Князю Углицкому, господарю Димитрию Иоанновичу холопи твои Оврамка и Яшка челом бьют. Посланы мы прошлым годом со стрельцами на твою княжью вотчину, на речку Усу. Придя Волгой до устья Усы, разыскали крепкое место и на нём срубили острожек, в коем и поныне сидим с великим береженьем от ногаев и воровских людей. А те воровские люди, казаки гулящие с атаманами Ляпкой и Хорём, дважды под острожек изгоном прибегали, но никоего дурна учинить не смогли, отгромили мы их здорово. Хлебопашества и рыбных ловель, яко ты велел, мы завести не сумели, опасаясь погрома от разбойного люда. Оттого в хлебе нужду и бедность терпим, всякую скверну принимаем, приходитца и мясо в постные дни едать, окромя Великого поста. Нашли мы соляные ключи верстах в семи от острожка по Усе-реке, токмо из них соль с третьей варки горька становится, да дрова добывать опасливо, а в ближних местах всё повысечено. Оттого мы соли наварили не больше ста пудов. Да приискали мы на Девичьей горе руды серной, куски сих камней для учиненья опыта с поклоном до тебя шлём.

  Також приплывал до нас царёв воевода из Самарского острога, лаял всех твоих холопей и стрельцов угличских великой бранью, дескать, мы купеческие струги от воров не бережём, а делаем, де, тем ворам потачки. Сказывал, случится ежели ещё какое татебное дело поблизости от Усолья, держать, де, за то ответ нам своими животами и головами.

   Об том, чего дальше делать и как твою службу справлять, ты, господарь, нам, холопам своим, укажи.

  Так появилась новая проблема. Подарок мне Годунов сделал изрядный, вместо доходного промысла - круглогодично осаждённый острог на порубежье. Да ещё требовалось обеспечивать безопасность торговых судов в кишевшем грабителями месте. Первым желанием было отправить туда большую часть местного стрелецкого гарнизона. Затем пришло понимание, что в Усольском острожке и так серьёзная нехватка продовольствия. Да и не факт, что голова приказа моего распоряжения послушает. В общем, в очередной раз нашлось над чем поломать голову.

  Глава 53

  После Петрова дня в удельный град прибыли государевы люди- сборщики запросных денег. Дьяк и два дворянина московского списка, вместе с сопровождавшими их конными стрельцами, разместились в хоромах и на подворье Алябьева. Явиться к угличскому князю первыми столичным служивым мнилось невместным, ну и я следовал тем же традиционным правилам, игнорируя приехавших. Через пару дней после начала сбора экстренных налогов весь Углич гудел как растревоженный улей.

  Возмущённый Ждан жаловался на московских приказных:

  -Разоряют посад царёвы слуги, бесчинства творят яко ордынские численники в прадедовские времена. Гнетут молодших людей, сирот и вдовиц обирают догола, на правёж тянут и малого и старого.

  -Чего эти сборщики запросных денег, одурели что ли?- происходящее в городе меня неприятно поразило.- Чего с бедняков взять? Ну, сколько они за год нажили - рубль, два? И из-за двадцати денег шкуру на площади дерут? Да трое купцов больше заплатят, чем все чёрные сотни.

  -Вроде разума в тебе, княже, много, а простых вещей не разумеешь,- вздохнул Тучков.- Простой люд примучивают, чтоб богатеи на такое дело глядючи, мошну развязали, да гостям из стольного града мздой поклонились. Да вытрясают из посадских не по несколько алтын, а по полтине, а, то и по рублю.

  -Это ж как они считают?

  -Да просто. Придут, избушку взором окинут, животину сочтут, величину подворья на глаз примерят и спрашивают подать столько, сколько в голову взбредёт. Ну а уж тем, кто на дары расщедрился, утешил лихоимцев, и посчитают как надо, и поблажку дадут, иль вовсе их двора не заметят.