Легкий утренний туман сползал с холмов влажной дымкой. И хотя первые солнечные лучи еще приносили неясное осеннее тепло, внизу, у подножий, в небольших овражках уже давно поселилась осень. Воздух был прозрачен и звонок, как бывает только в эту короткую пору. Чувствовалось в нем неспешное, неотвратимое приближение зимы. И небо было тяжелым. Вроде и облаков особо не видать, а вот лезли в голову грустные мысли о скором снеге.

– Не нравится мне это затишье, – рослый плечистый воин со звероподобным лицом хмуро окинул взглядом подернутые утренней дымкой холмы. – Неспокойно на душе. Опять же, закат вчера нехороший был. Все небо алым изошло. Дурная примета.

– Перестань, приятель. На, взбодрись, – длинноволосый детина в дорогих вороненых доспехах, снятых когда-то с самого Разбойного Рыцаря, протянул Твердолобому объемистую фляжку. – Вечно ты дергаешься без толку. Увидишь, бароны еще очухаются. Прикинут нос к перцу, да и разойдутся по домам. Никому не удавалось совладать с нашим герцогом.

Твердолобый посмотрел с сомнением, но флягу взял. Глотнул, поморщился. Крепкое эллийское обожгло глотку, разлилось по телу приятным теплом. Фляга пошла дальше, по своим, что замерли рядом на склоне в тревожном ожидании.

– Слишком тихо. Роса подсыхает, а от баронов ни слуху ни духу. Вот я бы точно пораньше ударил, пока солнце нам в рожи.

Длинноволосый усмехнулся.

– Так говорю ж, страшно им. Ты глянь, какую силу герцог собрал. А бароны что – сотни две латной конницы да голодранцы, что по дороге пристали. Ну, может, лучники еще.

– То-то и оно. Козе ясно, что быть им битыми, а все равно прут. Не совсем же полоумные, видать, рассчитывают как-то выкрутиться.

Закрываясь от солнца, Твердолобый приложил ладонь к глазам, покрутил головой. Отсюда, почти с самой вершины холма, все сборное войско было как на ладони. Уж в чем, в чем, а в искусстве стратегии герцог Барн ре Лайнсент, сиятельный владетель Северной Долины и законный властитель всех Северных Предгорий, поднаторел порядком. Года не проходило, чтобы не высадились с моря наемные армии, нанятые алчными купцами Заморья, или не надвинулись из глубин лесистых холмов злобные северные варвары. Или вот, как теперь, свои бунтовали, местные бароны, заносчиво считавшие себя свободными, когда втихаря, а когда и вот так, с гиком и лязгом оружия. На все случаи единственно верным и действенным герцог считал одно средство – острые клинки закованных в броню легионов. Конницу герцог не жаловал: хлопотно, да и фуража не напасешься, а вот пехоту холил и лелеял. Три квадрата латников и еще отборная наемная дружина. Может быть, не маневренные, тяжелые на подъем, зато среди холмов, да хорошенько укрепившись, – непобедимые.

В это утро старый герцог не счел необходимым выдумывать что-нибудь особенное и войско свое расставил излюбленным порядком – вытянутым, стелющимся с высокого холма клином. Впереди, суетясь и переругиваясь, топтались пращники, лучники, меченосцы из простых. Эти хоть и понимали, что они – легкая добыча для баронской конницы, мелочь, которая может лишь ненадолго задержать кавалерию, сбить с ритма и геройски погибнуть под копытами, а только выжившим герцог всегда раздавал по полсотне монет, и желающие раз от разу находились. Дальше по холму стройными рядами стояли легионы. Стояли крепко, вгрызшись копьями в остывшую землю, закрывшись стенами квадратных щитов и ощетинившись. Фланги герцог не укреплял, ловко прикрывшись топкими оврагами по одну руку и утесами по другую. Только редкие цепочки арбалетчиков, чтобы досаждать прицельными осиными уколами, да две неповоротливые баллисты – по одной с каждой стороны. Эти стояли больше для страху, пользы от них в ближнем бою не было. Сам герцог с двумя дюжинами знатных рыцарей обосновался у шатра на вершине холма. Тут же при знаменах и личном штандарте стояла дружина – пять десятков отборных наемников, лихих головорезов, проверенных во многих кровавых передрягах.

– Слышь, Твердолобый, ты что за баронов-то переживаешь? Как к обеду с ними покончим, так небось на баб ихних рассчитываешь опосля залезть? – Громадный воин, тот, что стоял слева, у знамени, громко заржал, еще двое-трое подхватили. – Нам, считай, нынче и заняться нечем будет. Перед нами три заслона да еще голодрань, а мы знай себе грейся на солнышке, от сиятельного нашего мух отгоняй!

– Брось, Герг! Ему ж все едино: что в дружине, что в первом заслоне. Набегут бароны, так об него только шишек насобирают. Он же одно слово – Твердолобый!

Теперь уже ржали все, кто слышал. Твердолобый насупился, нервно упер в землю тяжелые ножны. Вроде и верно говорят, и гогочут не со злобы, а все одно: дерьмово на душе!

В стороне, у реки, хрипло взревели боевые горны. Вторя им, сипло завыло с соседних холмов. Несколько всадников, подгоняя лихих быстроногих коней, с гиканьем вырвались из-за гребня и стремглав промчались меж лучников. Один, подгоняя коня плетью, поворотил к штандарту герцога, в мгновенье ока взлетел вверх по склону.

– Теперь недолго ждать осталось, – Герг кивнул в сторону конного. – Если заслоны снялись, значит – поперли бароны.

До герцога и его свиты было все же далековато, не слыхать, о чем гонец докладывал, но по тому, как нахмурился сиятельный, как зашевелились славные рыцари, стало ясно: начинается. Твердолобый облизнул пересохшие губы, перехватил из чьих-то рук давешнюю фляжку. От вина стало малость веселее. Зазвучали горны, теперь уже во всю мощь. Длинноволосый подмигнул.

– Позабавимся? Эх, давно руки не разминали…

Кто-то хлопнул по плечу, Твердолобый оглянулся. Рист Глайм, старый приятель, с которым еще на лесных варваров ходили. Может, и впрямь дергаться не стоит. Вон какие парни вокруг. Каждый и в воде бывал, и в огне не сгорел. Ударил барабан, дружина отлаженно, без суеты сдвинулась в каре, надежно укрыв знамена за мощью начищенной брони.

Хоть и ждали баронской атаки, хоть и следили во все глаза за мятежным сбродом лучшие разведчики герцога еще с минувшей ночи, а только это всегда неожиданно бывает. Не было на холмах никого, ветер да сухую траву гонял, а вот уже высыпали на склоны яростно орущие, подбадривающие себя воплями орды. Хоть и далеко, а все же видать, что у каждого меч или секира. Кое-кто из простолюдинов даже в броне с чужого плеча. Отдельным аккуратным квадратом – малочисленная, но быстроногая в бою баронская конница.

– Многовато их чего-то… – Претт теперь тоже смотрел озабоченно. – Ишь, сколько народу бароны понагнали.

– Сами пришли. Лесные атаманы добычу учуяли, да и варвары свое урвать не прочь.

– Урвут сейчас… – На Твердолобого уже накатила пьяная винная удаль. – Будет им сейчас добыча…

Ему никто не ответил, только Претт смачно сплюнул и не спеша обнажил меч.

Над холмами вдруг стало тихо. Так тихо, что слышно, как кружит в вышине припоздавшая с летом птаха, как шумит холодный утренний ветер. Сотни глоток по склонам со свистом втянули воздух, замерли на мгновение, дожидаясь, пока взревут боевые рога, и разом сотрясли холмы единым дружным ревом. И неважно было, кто громче орет, свои или чужие, главное – чтобы все вместе, чтобы выплеснулась наружу боевая ярость, исторглись с кличем последние страхи и сомнения.

Нестройно колышась, орда нападающих стекла вниз по склону, преодолела низину и взметнулась вверх, навстречу схватке и яростному звону клинков. Редкие стрелы арбалетчиков не заметили вовсе. Десяток-другой упавших, хрипящих, захлебывающихся собственной кровью только заставляли поспешать.